Она положила его руку себе на плечи и повела его. Спотыкаясь, почти ползком они продолжали идти. Он протестовал и чуть не плакал, когда она заставила его обогнуть подножье холма и подниматься по противоположной стороне, чтобы их не заметили на безлесных склонах. Убеждением, лестью, песнями, угрозами - самыми разными средствами она заставляла его идти. Она не забывала время от времени менять положение, чтобы он мог сунуть под одежду то правую, то левую руку, иначе он обморозил бы их.
Наконец стемнело. Он потерял всякое представление о реальности, кроме необходимости поднимать ногу, передвигать ее, опускать, поднимать другую ногу, опускать ее... Лицо его насколько застыло, что он не мог чувствовать острую боль от снега и дождя, которые попеременно сменяли друг друга. Он слышал откуда-то близко голос: "Я один... пусти.." Она наконец пустила. Рука его, освободившись, тяжело упала, и он упал вместе с нею.
Спустя какое-то время он понял, что лежит на сухой земле, что снег и дождь прекратились. Потом он увидел блеск огня, все тело его ощутило боль. Они находились в безопасном убежище на Тигги Хилл, в убежище, которое время от времени использовали собиратели краснокрылки.
- Счастье, что здесь есть дрова, - сказала она скорее себе, чем ему. Хотя губы ее продолжали двигаться, следующих слов он не слышал; вспомнив молитву ее отца, он понял, что она разговаривает не с ним.
Когда она перестала молиться, он спросил:
- Разве это убежище не занято?
Она пожала плечами.
- Тут никого не было, когда мы пришли. И никто не придет до нашего ухода... если мы не задержимся надолго.
Вскоре они настолько согрелись, что уже смогли съесть остатки своих запасов, потом уснуть. Он не знал, сколько может быть времени, когда проснулся, оцепеневший и замерзший, с резкой болью внутри где-то между легкими и спиной. Тусклый серый свет проникал сквозь лишенное двери отверстие, и при этом свете он увидел, что Норна что-то чертит палочкой в грязи.
- От меня тебе не очень много пользы, - сказал он спустя минуту.
Она удивленно взглянула на него. На одной щеке была полоска от угля: вымазанными руками она отбросила назад волосы.
- Я боюсь... одна, - сказала она. Потом. - Смотри. - Он сел, скрестив ноги, рядом с ней и слушал ее объяснения чертежа. Если они пройдут прямо на юг через всю эту территорию - она прикрыла ее ладонью, - они окажутся в безопасности. А в других местах...
- Что в других местах? - торопливо спросил он ее, когда она замолчала.
Ее молчание объяснило ему все. Теперь, после смерти отца, она не была уверена, что хоть какая-нибудь местность дикого Токленда сулит ей безопасность. Она не была уверена, что Флиндерс не подкупил остальных мистеров обещанием доли выкупа за Ломара и разговорами об объединении против вмешивающейся в чужие дела Гильдии.
- Но... разве ты не будешь в безопасности в лагере Малларди? В твоем собственном лагере?
- Еще в меньшей безопасности. Ты знаешь... Жан.
Он не знал достаточно хорошо Жана, но выражение ее лица при упоминании этого имени должно было заставить решиться. Он посмотрел на грубую карту, нацарапанную девушкой.
- Сможем ли мы пересечь эту землю, найдем ли достаточно пищи, если пойдем в сторону севера и попытаемся выйти к Гильд-станции?
- Может быть, - сказала она.
- А успеем ли мы пересечь ее за холодное время, пока рорки еще не ожили полностью?
- Может быть, - снова сказала она.
Он вскочил на ноги:
- Тогда пошли.
Она извлекла уголек из костра, положила его в сосуд, потом затоптала огонь.
- Я готова, - сказала она.
Они спустились тем же путем, что и поднялись, по длинному склону холма. Сколько хватало глаз, ничего не двигалось, даже дневная летучая мышь не парила в свинцовом небе. Все казалось застывшим и мертвым. Далеко позади, на фоне свободного от снега черного холма, видна была какая-то тонкая белая полоса. Возможно, дым костра. А может, просто туман.
- Ну, Ранни, - громко сказал он себе, - ты хотел исследовать неизвестный континент... Теперь для этого у тебя отличная возможность.
Они двинулись на север, в страшное сердце Роркленда.
Иногда они ели снег, иногда, если он таял, наклонялись и пили из углублений в камнях, иногда обламывали кусок льда и сосали его. Время от времени им удавалось сбить камнем какое-нибудь маленькое животное. Иногда по соседству мелькал рип, но он не представлял угрозы. В определенных местах Норна жестом указывала, что нужно обойти, а не идти прямо, - в таких местах рорки предпочитали устраивать свои гнезда. Тут и там им попадались деревья, чьи обычно терпкие плоды из-за мороза стали мягче и съедобнее. Впервые в жизни Ломар узнал, что такое голод. Он с сочувствием вспомнил замечание Олд Гана, что в таких условиях обычно живут все дикие токи.
Периодически он и Норна осматривали местность (теперь господствующим цветом был коричневый - цвет высохшей краснокрылки), ища признаки преследования. Но не видели ни людей, ни дыма от костров.
Они прошли уже довольно много, руководствуясь нечастым появлением солнца, когда почувствовали, что за ними кто-то идет. Или скорее не идет, а наблюдает. Иногда они слышали слабый звук, когда не было ни ветра, ни следов животного. Вновь и вновь краем глаза они улавливали какое-то движение. Это случалось не часто. Но все же происходило. А однажды, быстро обернувшись, он успел заметить, как что-то исчезло на вершине не очень отдаленного холма. Что-то слишком большое, чтобы быть известным животным... Что-то слишком маленькое для рорка.
- Как ты думаешь, Норна? - спросил Ломар девушку. - Это один из людей Флиндерса?
Она уверена, что нет. Флиндерс или его люди не должны скрываться. Они намного опередили своих преследователей. Нет... это не люди Флиндерса. Не могут это быть и другие дикие токи. Догадывается ли она, кто это может быть? Нет. Не догадывается. Они решили, что чем бы это ни было - реальным существом или созданием их воображения, - оно не опасно; если бы оно могло причинить им вред, то давно бы сделало.
Эту ночь они провели в пещере на склоне одного из холмов. Какая-то внутренняя тревога разбудила его, и он тихо прошел мимо спящей Норны к выходу из пещеры. Через секунду, разбуженная его изумленным возгласом, Норна оказалась рядом с ним.
- Город! - воскликнула она. - Город рорков!
Он лежал далеко - далеко впереди и внизу у самого горизонта, сверкая и переливаясь миллиардами огней с бесконечным многообразием оттенков цвета, раскинувшись на огромном пространстве. Это не могла быть заря: заря окрашивает небо, а тут огненные точки лежали на поверхности земли. Эта картина так ошеломила Ломара, что он не знал, что сказать.
Но Норна знала. У нее не было колебаний. Это город рорков. Им придется уклониться от первоначального направления, которое они избрали, чтобы обойти его. Но он не согласился с нею.
- Чем бы это ни было, - сказал он, - оно не может иметь отношение к роркам. Разве видел там кто-нибудь рорков? Видел ли кто-нибудь этот город днем? Нет. Вот видишь... И даже если это связано с рорками, то нет оснований думать, что здесь они опаснее, чем в других местах... по крайней мере в это время. Мы не можем так далеко отклониться в сторону, чтобы избежать этого. У нас нет времени. Ведь скоро конец зимы, и мы не можем оставаться здесь.
Она неохотно согласилась с ним. Но... и она хотела бы знать... если эти огни не означают местопребывания рорков... тогда что же это?
Он мог лишь теоретизировать. Возможно, в древности, задолго до прибытия людей на эту планету, здесь было поселение другой расы. Возможно, эта раса вымерла или просто переселилась в другое место. И мало вероятно, чтобы кто-нибудь из них остался, иначе на протяжении последних столетий о них обязательно стало бы известно. Он рассуждал дальше, что огни, поддерживаемые неизвестным источниками энергии, продолжали вечно гореть: "вечно", конечно, относительно, ибо даже вечные пирамиды, воздвигнутые в древнем Египте, с течением времени превратились в развалины. Но Норна, которая никогда не слышала ни о Египте, ни о пирамидах, ничего не понимала. И единственный аргумент, который она восприняла, заключался в том, что рорки так же неповоротливы среди этих огней, как и в других местах.
