Время от времени по сторонам тропы видны ровные площадки, с которых ветер сдул весь снег. На таких крошечных полях народ Флиндерса добывал свою скудную пищу... когда не вырывал ее у другого клана изо рта. Двойная цепь стала единой, скользя между скалами на вершину холма. Оттуда стало видно что-то, вызвавшее гул удовлетворения клансменов. Даже Ломар, подняв голову, сказал:

- Ох!

Масса черных обнаженных скал, разбитых, расколотых, поднималась вверх с поверхности. Все вверх, и вверх, и вверх...

Но это не гора.

- Утес Флиндерса, - сказал копьеносец. Он улыбался, гримасничая. Потом сказал. - Дома.

Ран не видел лагерь снизу и даже не знал, что они к нему приближаются, пока они не оказались рядом. Внезапно перед ними уже не было скалы, только небо. Ничего, кроме неба! Еще один поворот, спуск и из крепости навстречу им выбежали женщины.

Вначале встречали молча. Когда Флиндерс сказал: "Все живы", - женщины заговорили и задвигались, и даже древняя мать вождя, размахивая тощими руками и поднимая когтистые ноги, исполнила несколько па смертельной пародии на то, что было когда-то. Бог знает, сколько лет тому назад! танцем. Но радость была короткой, воздух холодным и после нескольких формальных и ритуальных упражнений клансменам было разрешено заняться своими делами. Ломар по хриплым игривым замечаниям понял, что эти дела заключались в получении короткого грубого удовольствия от жен, после чего клансмены сидели у костров и говорили, и почесывались, и мечтали о пище и добыче.

Победитель, вождь на своей территории, мистер Флиндерс был склонен вспомнить об остатках вежливости, которых требовал обычай. Пленники здесь не было специальной тюрьмы - его гости. Руки и ноги их свободны. Вход в лагерь охраняется... и, кроме того, куда в этой дикой, скалистой и снежной местности они бы пошли? Дочери и младшему сыну вождя было приказано присматривать за ними. Норне была предложена сомнительная честь разделить, всю в рваных тряпках, постель со старой матерью вождя, а для Ломара не очень далеко от огня бросили на пол шкуру.

- мне очень жаль, - сказал он Норне, как только они на мгновение оказались одни и вокруг не было толпы клансменов, которые приходили в дом взглянуть на пленников и упиться мыслью о своей доле от выкупа.

Она склонила голову, потом взглянула на него.

- Его положили в пороховом складе, - сказала она. - Там сухо... они сказали, что не могут дать ему другого приюта... но я думаю, что он в нем и не нуждается.

Он кивнул и пробормотал что-то о любви ее отца к дикой стране и о его желании быть похороненным в ней, и она снова заплакала. Потом снова послышался топот ног и гул голосов, она отвернулась, и когда он в следующий раз взглянул на нее, она была гордой и спокойной.

Мистер Флиндерс занялся составлением требования о выкупе. То, что было обращено к Жану Малларди и Сати, требовало меньше усилий: парламентеров из клана ждали со дня на день. Но как отправить на Гильд-станцию послание? И что в нем сообщить? Искусство письма было тайной, которой никогда не касался мистер Флиндерс, но у него был один человек, который пользовался известностью как умеющий читать и писать. То ли он владел этим искусством в ранней юности и, лишенный практики, подзабыл свои канцелярские умения, то ли не хотел тратить свой талант, во всяком случае он долго не приходил, а когда появился, господин громко изругал его.

Мудрец повесил голову, пожал плечами и вытер нос изодранным рукавом. В конце концов буря улеглась, ему позволили сесть за стол, с которого слегка стерли грязь и жир. Он расстелил несколько кусков желтоватой грязной бумаги, плюнул в глиняный обломок, который служил чернильницей, подрезал тростниковое перо, оперся локтями, и лицо его выразило готовность к делу.

Дело, однако, не удалось завершить за один вечер. Очевидно, мистер боялся запросить и слишком много, и слишком мало. В конце концов он объявил (и был поддержан своими последователями, которые окружали несчастного писца, медленно выводившего букву за буквой), что он должен еще подумать.

Он думал несколько дней, во время которых Ран и Норна вместе или поодиночке бродили, где им вздумается, по грязному лагерю. Его стены были в плохом состоянии, но никто не беспокоился об этом, ибо Утес сам по себе был непреодолимой стеной. Ломар с некоторым удивлением заметил, что стражи больше озабочены сохранением девственности Норны, чем возможностью их побега.

Первая мысль, которая возникла в его мозгу на третью или четвертую ночь, когда он, проснувшись, обнаружил ее руку у себя на рту, а ее волосы у себя на лице, была о том, что она решила покончить с этой девственностью. Но эта уверенность долго не продержалась. Слабый, тусклый свет от огня в очаге в середине комнаты объяснил ему не слишком много. Но вполне достаточно, чтобы увидеть, что Тиг Флиндерс, младший сын вождя, оставил свой пост, захватив с собой свою спальную шкуру. Ломар вспомнил обрывки сопровождаемых грубым смехом сплетен: у парня любовное приключение, и он решил, что присутствие Ломара не должно ему мешать. Что касается его сестры, то громогласный храп показывал, что ни ее обязанности охранника, ни особая перегородка не помешали ей крепко уснуть.

Ломар встал со своей шкуры - Норна жестом показала, чтобы он взял ее с собой, как она захватила свою, - и рука в руке они на цыпочках вышли из комнаты. Перед дверью задержались: она громко скрипела, когда ее открывали. Это, однако, не ускользнуло от внимания девушки. Она взяла со стола, проходя мимо него, лампу, заправленную рыбьим жиром, и вылила ее содержимое на дверные петли; они подождали одну-две минуты, пока зловонная жидкость впитается... потом подняли тяжелый брус, закрывавший дверь, и тихо скользнули в ночь.

Конечно, на Старой Земле были места - тысячи и тысячи квадратных километров, - где Ломар видел более низкую температуру и более глубокий снег, чем где бы то ни было в Южном Токленде. Но там он был тепло одет (одежда с подогревом). К тому же он был там не один, а в компании, собравшейся для развлечения - катания на лыжах, бобслея, иногда просто для игры в снежки.

Никогда он не чувствовал такой холод, как сейчас, спускаясь с утеса по узкой тропе, покрытой снегом. У него ничего не было, кроме обычной одежды и спальной шкуры. Темно, даже не сверкают звезды: их закрывали облака; они шли тихо, опасаясь, что их побег может быть обнаружен в любую минуту.

Они одни. И на этот раз путешествие совсем не было развлечением.

Перед самым рассветом они достигли подножья Утеса. Впоследствии, вспоминая, Ран не был уверен, действительно ли он услышал что-то или оглядывался просто инстинктивно. Ему казалось, что раздался слабый звук... но это могло быть созданием его собственного мозга. Он не был даже уверен в том, что видит - если он видел что-нибудь, ибо Норна ничего не слышала и не видела. Но немного спустя он удивился, что слышит какой-то слабый звук и видит далекий свет.

Этот огонек мог быть зажигаемым фитилем мушкета.

Но это могло быть и воображением или следствием того напряжения сетчатки, с которым он вглядывался в опасную темноту.

Норна, когда рассвело, сказала, что не следует бежать, пока они не отыщут плоскую или хотя бы немного более мягкую поверхность, если возможно, свободную от снега. В этих скалах любой поспешный шаг может стать роковым... как долго он сможет нести ее или она - его? Возможно, что вторичное пленение в таком случае покажется им счастьем. Он оценил ее здравый смысл и двинулся дальше более осторожным, менее быстрым и утомительным шагом.

Именно Норна позаботилась о провизии, украв ее из скудной кладовой мистера; она же захватила и горячие угли в обмазанном глиной и покрытом мхом сосуде (время от времени она подкармливала огонь сухими ветками, которые они подбирали на пути); именно Норна указывала на ветки кустарников, которые горят без дыма: они не могли останавливаться и разводить костер, но сосуд, передаваемый из рук в руки, согревал их пальцы. Ломар понял, что в одиночку у него не было бы никаких шансов на благополучный побег. Это напомнило ему, что нужно обсудить дальнейшие планы.