Фидлер. Гниение. Не самая приятная личность, придерживающая закона: что у меня внутри, то выдаю вам и снаружи. А внутри него проживала сплошная мерзость. Его милые домашние питомцы в семье, называемые паразитами.

Тикки порой было реально интересно, что можно обнаружить, распилив его наполовину. Фабрику по созданию этой мерзости? Насколько он физически схож с людьми или хотя бы Ноями? Обычно Нои почти люди, но этого уж точно человеком назвать язык не поворачивался.

И Тикки отвернулся, подавляя неприятное ощущение, зарождающееся где-то внутри, будто он уже здесь был. Во время пьянства учудил что-то, что ли? Почему-то изображение грозило в любой момент смазаться.

Или, напротив, стать чётче?

Тикки тряхнул головой. Его похмелье было не самым приятным делом. Особенно сейчас, когда он, кажется, Ной. Почему Нои должны маяться от такого?

Вот Фидлер точно мог бы и пяток литров ацетона проглотить без каких-либо забот.

— Фидлер, зачем ты припёрся? Лулу давно не появлялась на горизонте и тебе нечем заняться?

— О, ты помнишь моё имя…

— Фидлер.

— Нет, я, правда, удивлён, — мужчина наклонил голову на бок, так что его большие, треугольные серьги мелодично зазвенели. — Ты никогда не обращал должного внимания на Семью. Даже сейчас, когда твой любовник является частью семьи и находится в досадном положении.

— Ты имеешь что-то против Аллена? — Тикки пока не был готов серьёзно воспринимать этого дурака.

— Не я.

А вот это уже было гораздо интереснее всех произнесённых до этого слов, предложений, предположений.

— А кто тогда?

Фидлер развёл руки, пожимая плечами, и миленько так улыбнулся, обнажая угловатые, словно поломанные и местами почерневшие зубы.

— Тебе должно быть виднее. Это же твой любовник.

Тикки нахмурился. Его предупреждали или же угрожали ему? Точнее, Аллену. Тот, сейчас полностью погружённый в заботу о Сердце, о ребёнке, совсем уже не замечал, что происходило за дверями. Конечно, он должен ребёнка защищать, но ведь это можно делать и разными, совершенно разными способами! Разве не стоит позаботиться о своей репутации, к примеру? Убедиться, что здесь, в Семье, он в надёжных руках, и никто ему не угрожает?

Или же Аллен как раз таки сразу же заметил недоброжелателей и предпочёл спрятаться? И злился на Тикки за то, что тот ничего у себя под носом не видит?

Нет, Тикки лишь пытается оправдать своего Малыша. Но знает, что всё не так. Аллен Уолкер был болен. Но, пока это было не столь опасно, Тикки мог позволить ему остыть и осторожно подобраться поближе, чтобы убедить изменить что-то. Например, убрать подальше источник этой паранойи — их сына. Вполне возможно, что именно он заставляет Аллена так вести себя, а подросток даже этого не замечает.

Кто из них был слепым в данном случае?

Тикки хотелось рычать от этого бедлама!

— Ну что, надумал что-то интересное?

От голоса Фидлера португалец едва не подпрыгнул, но, развернувшись, лишь довольно оскалился:

— Зачем ты пришёл ко мне?

— О? Ты вспомнил, что у меня может быть реальная причина любоваться твоим бессилием? Меня прислал Правосудие.

— В этом веке он досадно часто интересуется моим состоянием!

— Скоро новый век, давай, позаботься о том, чтобы эта волокита не распространилась и на него!

С этими словами Фидлер вышел из комнаты, и Тикки ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Оказавшись среди полутемных коридоров, декорированных под странный, викторианский, кажется, стиль, и ведущий к таким же странным комнатам, Тикки понял, что много не знает о Ковчеге.

— Зачем эти комнаты? — поинтересовался он.

— Их ещё не утилизировали или не придумали, как использовать. Когда-то в иные времена они использовались довольно часто. Ты, разумеется, об этом не помнишь.

Тикки кивнул, не заботясь о том, что идёт за Гниением, и тот ничего этого не видит. Впрочем, его брата не заботило отсутствие ответа.

Стоило им выйти на улицу, и стало очевидно — день в самом разгаре. Искусственное солнце даже слегка припекало, вызывая блаженную улыбку и ещё большую жажду. Тикки был немного мазохистом. Впрочем, стоило ему заметить небольшой, мраморный фонтанчик в виде огромной, распахнувшей крылья птицы, как другие цели были отодвинуты на задний план. Фидлер при виде того, как жадно пьёт Удовольствие, пробормотал что-то не вполне приличное, но от более едких комментариев удержался.

В любом случае поход до Правосудия занял больше времени, чем они ожидали. И явно больше, чем мог допустить сам Правосудие.

Потому, пробравшись в прибранные, довольно уютные (Тикки был этим фактом удивлён почти так же, как и нахмурившийся Фидлер) комнаты Трайда, ожидали, что тот уже заждался. Вернее, он никак не показал, что ждал. Обнаружился в своей мастерской за любимым занятием: как это занятие называлось, Тикки не знал, но Трайд вырезал по дереву. Собственно, полотна разных размеров, разных пород и разного цвета здесь были и на стенах, и в углах друг к другу приставленные, и одно разноцветное полотно сейчас лежало на столе перед самим Ноем. Тот орудовал сразу несколькими ножами и то одной, то другой рукой. Амбидекстрия — вот как называл это не то сам Правосудие, не то Одарённость, не то Тысячелетний Граф. Определённо удобная способность. Но страшновато наблюдать за тем, как Трайд счищает верхний слой дерева сразу с двух мест, удивляя Удовольствие, как он ещё не разработал косоглазие и как умудряется думать о двух вещах одновременно.

Когда они появились на пороге, Трайд махнул им своей правой, с изогнутым коротким ножиком рукой, указывая на диван в углу, и им пришлось повиноваться.

Через пятнадцать минут Фидлер со вздохом поднялся на ноги, тем самым потревожив уже успевшего впасть в мягкую полудрёму Тикки, и принялся прохаживаться вдоль стен, рассматривая уже выполненные в том или ином поколении работы. Как будто там было что-то, что могло его заинтересовать! На самом деле Гниение встал лишь с одной нелепой целью — не дать Тикки уснуть.

Как будто засыпать на диване Правосудия не было страшно!

Второй Ной был в отличном настроении, напевая что-то под нос. Так, может, он скоро прекратит это ожидание? Ну да, они заставили его ждать и теперь ждут сами, но, судя по часам, которые Фидлер, время от времени проходя мимо Тикки, свешивал перед его носом на цепочке, показывали уже двадцать часов. Так что они сидели здесь уже часов шесть.

И уже пару раз желудок Удовольствия пытался напомнить о себе.

— Так вот, — словно гром среди ясного неба раздался голос Трайда. — Зачем я послал за тобой, Тикки!?

— Мне это тоже интересно.

Трайд отложил ножи, протирая руки влажной тряпкой и ей же отряхивая одежду от опилок.

— Мне вдруг пришла в голову мысль о том, как это было бы чудесно: провести с тобой этот день.

Никогда ещё Тикки так не хотелось пойти на изощрённое самоубийство — плюнуть Трайду в лицо. Фидлер был тем, кто спас положение. Или же он спас конкретно Тикки Микка.

— Трайд, ты хотел поговорить с ним об Аллене, так?

— О том, что кто-то ему угрожает. Или это ты? — тут же ощетинился Тикки.

— Не я, — похлопав по плечу Тикки, усмехнулся молодой мужчина. — Совсем не я. Но, должен признать, некоторый интерес Четырнадцатый у меня, конечно, вызывает. Обидно, что даже я потерял воспоминания о прошлом поколений, иначе была бы возможность восстановить в памяти игру его дара, и забот стало бы ещё меньше. Но сейчас не об Аллене. А о Семье. О том, как наши братья и… хм.. не только братья к нему относятся.

— Кто конкретно?

— Да кто угодно. Что о твоём Аллене думает Граф?

— Вот уж во что, а в мысли нашего Тысячелетнего босса я лезть не собираюсь. И даже представлять не желаю, какая ерунда у него скрывается под черепной коробкой.

— Мозг, должно быть? — предположил Фидлер, который был здесь лишь от нечего делать.

— Я в этом сомневаюсь.

— А я сомневаюсь, что у многих представителей нашей Семьи присутствует это серое вещество, так облегчающее порой жизнь, — Трайд взглянул Тикки прямо в глаза, и тому стало немного зябко.