========== Часть 1 ==========
Алвес никогда не любил руины старой башни. Точно предчувствовал, что именно она, гордо возвышающаяся искалеченными, проломленными стенами над тёмными водами и положит начало чему-то воистину пугающему.
Он глядел на башню часто: та попадала в поле зрения и во время прогулок, и по пути домой, и на работу. Скользил, бывало, задумчивым взглядом, предпочитая игнорировать разноликую массу туристов, и чувствовал неясную тревогу. Не оттого, что вид порой и особенно в бури открывался зловещий, но что-то другое скреблось в глубине. Назойливое ощущение, будто он что-то забыл. И не пустячное, вроде включённой плиты – пожар и пожар, Алвес о таком особо не беспокоился. Но словно забытое, угрожающее жизни или чему-то большему. Не принял лекарство. Или забыл дать его кому-то, кого у него никогда и не появлялось в помине – очень дорогому человеку.
Алвес был слишком эгоистичен для таких привязанностей. Возможно (лишь слабое послабление великой вероятности), его подсознание корило его за это.
Алвес предпочитал не слушать и не думать.
А вторую неделю отпуска торжественно пообещал себе провести трезвым. После всего, что натворил в первую, нагулялся, едва не загремел в больницу и почти был обвинён в убийстве, португалец поставил крест на любом спиртном напитке, но друзья… Тимми и Фрэнк выслушали, кивнули и заявили, что они не барышни с диетами и никакой солидарности проявлять не собираются. У них, между прочим, работа, и расслабляться по вечерам в компании – то, что доктор прописал. Особенно недавно женившемуся Френку, чья молодая и прекрасная вторая половинка подошла к воспитанию его, а теперь и их приёмного сына с особой ответственностью. Так что Френк не пил, не отдыхал, а – задерживался на работе. Вот это – мужская солидарность, – кивали друзья прямо перед мордой едва не влипшего в громадные неприятности Алвеса, разливая коньяк.
Следующие пять дней он честно пытался избегать их компании.
А затем сам не понял, как очутился с ликующим Тимми в заведении ресторанно-закусочного типа. У Тимми был благородный повод: он наконец уломал одну давно преследуемую им особу и теперь жаждал похвастаться. А Френк застрял с семьёй. А другие не знали всю глубину чувств Тимми, и с ними было неинтересно.
Алвес вынужденно согласился и прибыл. Устроился со всем возможным комфортом и стал лениво наблюдать за тем, как нажирается его друг, очень внимательно слушая все причитания Тимми по поводу его любви всей жизни с перечнем страшных испытаний, через которые ему пришлось пройти (самое сложное касалось вроде прорыва труб) и о которых Алвес успел наслушаться за последний месяц.
Даже не требовалось изображать внимание – друг оказался слишком пьян, чтобы действительно следить и за своим повествованием, и за реакцией товарища. Впрочем, уследить ни за тем, ни за тем в частности он тоже не мог.
Но Тимми был в ударе и хвастался, как мог, наконец с торжеством и причмокиванием подходя к финальной части повествования – вчерашней встрече. И когда он заговорил, Алвес оказался весьма удивлён.
— Ты потащил её в руины? — шокировано придвинулся он. — Серьёзно?
— Ага! — Тимми довольно кивнул. Всё его красное, опухшее лицо выражало довольство жизнью и конкретно вчерашними событиями.
— Что делать в этих «руинах великой древней башни»? — друзья и не догадывались о неприятии Алвесом ни в чём не повинного строения.
— Свидание, балда! Знаешь, сколько легенд о, — Тимми махнул рукой и стукнулся лбом о стол, потеряв равновесие. Продолжение фразы бубнил уже в облезлое дерево. — Об Ордене этом священном! Одна печальней и романтичней другой.
— А ещё бомжатник. Или притон какой. — Алвес уже предвкушал, как придётся тащить друга домой. Или вызвать такси? И отправить его так? Жаль, дома этого идиота никакая жена со сковородкой не ожидает – заслужил.
А может, скоро и ожидать будет — с отдалённой печалью осознал Алвес. Ему такое «счастье» не светило.
— Аааа! Ты ни черта не понимаешь!!
— Не понимаю, — согласился португалец, пододвигая к себе кружку.
— Угусь. Там есть история про это… Про парня, ну, одного из ордена. Изгонителя демонов-то. И вот… это… Молодой, прекрасный, с серебряными волосами и глазами. И его товарища однажды осквернил демон. Заразил… Ну, он пытался его защитить и защитил, только не смог из-за того уклониться, и во-о-от! У него украли сердце.
Алвес поперхнулся. И не мог точно сказать, от удивления это или его организм не пожелал принимать эту дрянь, по недоразумению названную кофе. Он перевёл взгляд к мутной, почти опустевшей бутылке и мысленно поинтересовался, а что там с пойлом Тимми? Всё так же плохо?
— Женщинам нравится! — довольно заявил Тимми, пытаясь попасть горлом бутылки в рот, да тыкая в щёку.
— Ага. Украл сердце, — повторил Алвес с намёком на абсурдность сказки. — В такое хотя бы дети сейчас верят?
— Это романтичней, чем «вырвал». Говорят, он там до сих пор спит в руинах. Или спал, а его потом разбудили. Вернули сердце. Разделить с ним сердце надо было, вот о чём поговаривают!
— Такие же мастера-ухажеры, как и ты? Ходить к романтической свалке, где гниёт труп без сердца! О да!
— Там всё прекрасно! Сад кругом, а внутрь никого не пускают. Это уж для экстрималов. Хотя вроде что-то внутри строят. Тоже облагораживают. Безопасность настраивают. Хотят к новому сезону открыть новый аттракцион или просто… вид величественный! Скалы, море и эта громадина…
— Что в любой миг обвалится, — постукивая пальцами, продолжил Алвес.
— Да ну тебя! Потому у тебя бабы-то никак и нет, аксе… аскесу.. аксе.. сусал хренов! — заплетающимся языком силился продраться сквозь ужасы непроизносимого сочетания гласных и согласных Тимми.
Да. Исходя из того, что друзьям было известно о личной жизни Алвеса, они считали его асексуалом. Иногда – импотентом. Ну да… Встретились бы они с ним лет на семь раньше – сложили бы совсем иное мнение. Алвес не знал, в чём дело, но, если уж вернуться к романтической чуши, полагал, будто ждёт одного единственного, перепробовав достаточно, чтобы понять – он гурман. И от прочих у него жёсткое несварение с отходняком, растягивающимся на недели.
В любом случае через несколько минут их вежливо попросили удалиться, ибо Тимми потянулся к новым победам, или чужим юбкам. Им даже вызвали такси, и Алвес совсем перестал думать о глупостях ровно до следующего вечера.
Вот почему, прогуливаясь по набережной, всегда можно уловить взглядом ту самую скалу? Ах, потому что вокруг ночью включают иллюминацию. Хоть и не сезон, но туристы приезжали к руинам часто. И Алвес был немного несправедлив, раскритиковав их в пух и прах. Остальные находили место приятным, ухоженным, а местные рестораны, закусочные, кофейни, пара недалеко расположенных клубов, мероприятия, что часто проводились под открытым небом на набережной, — район активно развивался старательными предпринимателями разной величины.
Пока они умудрялись действовать, поддерживая общий тёмный, трагический стиль, полностью подчиняясь тематике. Иногда совершая решительный перегиб в романтику. И, по сути, раз уж башню, несмотря на явно покоцанное состояние, не сочли опасной, разрешив возле разбить парк, совсем уж странно было понимать, как пусто внутри.
И впрямь, давно пора кому-то с ловкими руками заняться башней изнутри! Вот только пока Алвес ни разу не замечал никакой особой активности. Охрана вежливо выпроваживала всех пытающихся проникнуть в башню или подобраться поближе, разжигая любопытство и гарантируя успех всего, что подумают открыть внутри.
Или Башня не была настолько безопасна, как это желали показать, и требовала серьёзных, но скрытых работ.
Теперь Алвесу даже стало любопытно. Чиркая спичкой о края коробка, он щурился на осенённую тёмно-синими и светлыми лампами с вывесками башню, рассуждая мысленно о том, как оно эффектно всё же получилось.
Чуждый концу девятнадцатого века свет вовсе не казался неуместным. В парке так и вовсе имитировали масляные и газовые осветительные приборы, вроде бы. А тут – откровенно современно, но скала и подпирающая нахмуренное небо громада выглядела в десятки и сотни раз эффектней. Мудрое решение всё же. Иначе с набережной ни черта рассмотреть бы не удалось. Возможно, тот, кто решил открыть башню для посетителей, просто хотел сделать всё идеально?
