Кемпинг был забит до отказа норвежскими и немецкими туристами. Но Саблину каким-то чудом (он не вдавался в подробности) удалось выпросить у администрации комнату в переходе между корпусами, вполне возможно, принадлежащую обслуживающему персоналу, и вновь прибывшие устроились в ней. К счастью, все необходимые минимальные удобства в комнате имелись.

Выяснив, где происходят соревнования, Прохор и Саблин доехали до Трольстигена на электробасе, курсировавшем между гостиницами долины, и направились к подножию Стены Троллей, где была оборудована прекрасная площадка для приземления бейсеров.

По обе стороны площадки были установлены гигантские экраны размером десять на пять метров, которые в подробностях показывали спортсмена и его прыжок. Для этого вся Стена Троллей была нашпигована видеокамерами.

– Как они туда попадают? – спросил Саблин, глядя на гребень скалы из-под козырька руки. – Неужели влезают?

– На вертолётах, – пояснил Прохор как знаток. – А было время – влезали.

Соревнования в этот день, по сути, заканчивались.

Спортсмены совершили уже по два прыжка и готовились к третьему, завершающему.

Основание Стены заполонили толпы зрителей, прибывших не только из других районов Норвегии, но и из других стран света. Многие сидели на прихваченных из автомобилей стульчиках, держа в руках подзорные трубы, но в основном болельщики стояли вдоль ограждений, нацелив на вершину Стены Троллей разномастные бинокли.

Из их разговоров (слышалась английская, немецкая, норвежская, эстонская, русская речь) Прохор без труда уяснил, что Стена Троллей входит в группу скал «Big Wall», в которой числятся самые знаменитые и сложные для альпинистского восхождения стены в мире, такие как Эль-Капитан, Транго Тауэр и другие. Впервые на норвежскую Стену поднялись две команды одновременно, норвежская и британская, ещё в далёком 1965 году. Но прыгать с неё начали гораздо позже, в начале 80-х прошлого столетия. И именно здесь в 1968 году погиб родоначальник бейсджампинга Карл Бениш.

Услышав эту историю, Прохор стал пристальнее следить за кромкой уступа на высоте километра, с которого и прыгали спортсмены на вингсьютах, поглядывая и на экраны. Хотелось первому увидеть, когда там появится Устинья.

Расположились они с Даном не в первых рядах зрителей, потому что протолкаться туда было практически невозможно, а чуть ли не у машин, окружавших площадку для приземления с трёх сторон.

Толпа дружно ахнула.

Прохор вгляделся в падающую со скалы фигурку, но это был мужчина в жёлто-оранжевом костюме-крыле, превращавшем его в гигантскую белку-летягу. Он сделал два пируэта и приземлился в центре холма.

Экраны повторили падение бейсера в красочных подробностях.

Зрители аплодировали. Было нежарко, всего под семнадцать градусов, дул ветерок, и одеты все были в куртки-блюминги либо в ветровки. Точно такая же ветровка синего цвета была и на Прохоре. Об экипировке тоже позаботился Саблин, о чём сам Прохор подумал только сейчас, уловив порыв ветра.

Новая фигурка – бело-сине-красная сорвалась с каменного уступа.

Но и она оказалась мужчиной, повторившим эволюции своего предшественника.

Устинья прыгала седьмой.

На ней был серебристо-чёрный вингсьют, у Прохора защемило сердце, когда девушка превратилась в птицу и сделала каскад пируэтов, на что толпа зрителей ответила ей восхищённым гулом и водопадом аплодисментов.

– Здорово крутанула! – заговорили рядом болельщики на английском, цокая языками. – Бейс-акро проходит как ласточка, вронг на два вьюри больше, и три ворда плюс! Будет чемпионкой!

Прохор и сам понимал, что Устя сделала что-то сверхоригинальное, перевод ему не требовался, лишь хотелось похвастаться, что прыгала его девушка.

– Отличный прыжок! – опустил свой бинокль Саблин. – Пойдём встречать.

О своём прилёте они Устинье звонить не стали. Прохор хотел сделать сюрприз, и теперь у него вдруг заколотилось сердце, будто это он сам только что совершил прыжок со Стены Троллей.

Саблин искоса глянул на него.

– Жарко?

– Холодно, – бледно улыбнулся Прохор.

– Посиди в палатке под холмом, попей кофе, я её приведу.

– Сам сиди, я не для этого прилетел.

Они двинулись к концу площадки, где в сетчатой изгороди были ворота для выхода прыгунов.

Устинья уже сняла вингсьют и в окружении парней из российской команды двигалась к выходу. Парни шутили, один из них держал девушку под руку, она смеялась, раскрасневшаяся и довольная.

В толпе раздались приветственные крики.

Спортсмены ответили, поднимая руки.

Устинья пробежала глазами по рядам зрителей и наткнулась взглядом на стоящих у ворот Саблина и Прохора.

Глаза девушки стали большими, она споткнулась, улыбка на лице сменилась выражением безмерного удивления.

Несколько мгновений Прохор и она смотрели друг на друга.

Прохор неловко развёл руки в сторону: мол, вот он я, извини.

Парень, державший Устю под руку, что-то сказал ей на ухо. Это был Глеб Мисюра, руководитель группы российских бейсеров.

Она вырвала локоть у него из ладони и, взвизгнув, метнулась к Прохору, с разбегу прыгнула к нему на грудь.

Раздались весёлые крики, возгласы, смех.

Спортсмены знали Прохора в лицо и не удивились, увидев его за оградой площадки приземления. Лишь Глеб помрачнел, вдруг почувствовав себя лишним, но Прохор помочь ему ничем не мог.

Он обнял девушку, вдыхая травяной запах её разгорячённого тела. Мелькнула мысль поцеловать Устю при всех, но она его опередила, чмокнув в щёку, потом в другую и в губы.

– Как я рада тебя видеть!

Он хотел сказать, что появился здесь по вполне прозаической причине – сбить со следа преследователей, устроивших слежку за ним в Суздале, но вовремя прикусил язык. В душе пели колокола и разгоралось странное чувство обладания сокровищем, пронизанное ожиданием перемен, и Устя играла в этом ожидании главную роль. Отпускать её, как раньше, одну куда бы то ни было больше не хотелось.

– В машину, – скомандовал Глеб Мисюра членам группы.

– Она поедет с нами, – бесстрастно сказал Саблин. – Мы знаем, где вы остановились.

Мисюра с сомнением посмотрел на него, перевёл взгляд на обнявшуюся пару.

– У нас режим…

– Мы довезём её до отеля, не волнуйся насчёт режима, всё будет в порядке.

– Грузимся, – отошёл Мисюра, явно расстроенный появлением соперника.

– За мной, – кинул Саблин, начиная спускаться к стоянке машин.

Поддерживая прильнувшую к нему Устю, Прохор двинулся за другом, переживая необычную для себя растерянность и гордость, что лучшая прыгунья чемпионата открыто проявляет к нему такие чувства.

– Я не верила, что ты прилетишь, – призналась она.

– Я же звонил.

– Звонил, но я не поверила, думала, просто поддержать хочешь. А когда увидела – чуть сердце не выскочило!

– Подумаешь – подвиг…

– Ты не представляешь, как мне приятно!

– Это очень заметно, особенно когда тебя ведут под локоток.

Устинья шире распахнула сияющие глаза.

– Ты меня ревнуешь?!

– Немножко, – кивнул он, сделав квадратное лицо.

Она фыркнула.

– Дурачок! Неужели не видишь?

– Что?

Устинья повернула его к себе, обняла за шею, не отводя взгляда.

– Я же люблю тебя!

Он уловил косой взгляд проходившего рядом Мисюры, пробормотал:

– На нас смотрят…

– Ну и пусть смотрят, я ни у кого ничего не краду.

Поцелуй был нежным и мягким…

Саблин ждал их у бежевого «Шевроле», каким-то образом сумев уговорить водителя отвезти всех троих в отель.

Прохор и Устя сели сзади.

Саблин по-английски продиктовал суровому на вид бородачу адрес отеля, и «Шевроле» неспешно отправился в путь, то и дело уступая дорогу другим автомобилям.

Впрочем, Прохора это не раздражало. Поймав ещё один взгляд Глеба Мисюры, команда которого усаживалась в белый фургончик «Вольво», он снова почувствовал себя хозяином положения, хотя никаких усилий к этому не прикладывал. Всё зависело от Усти, а она любила только его.