– Не обращал внимания.

– Обрати как-нибудь. Теперь такой вопрос: с чего начинается твоя вселенская «матрёшка»? С какой цифры? С нуля или с единицы?

– С нуля.

– Но ведь нуль – ничто, пустота, отсутствие чего бы то ни было.

– Нуль не пустота, не вакуум, это равновесие, граница перехода меж проявленным и непроявленным. На Руси говорили – между Явью и Навью. Возможно, он олицетворяет собой Изначальный мир, где располагаются Божьи чертоги.

– Это он тебе сказал, одиннадцатый?

– Это я так думаю.

– Не знал, что ты веришь в Бога.

– Я верю в Творца.

– Разве это не одно и то же?

– Бог как Личность, каким его изображают художники, точно не существует, это отражение человеческих фантазий, желаний и надежд. Бог как Сущность, Творец Всего Сущего, есть.

Саблин прищурился, разглядывая затвердевшее лицо Прохора.

Эта проявившаяся твёрдость была ему раньше не свойственна.

– Ты изменился.

– Изменишься тут, – признался математик с виноватой полуулыбкой. – Хорошо, что ты не призываешь меня сходить к психотерапевту.

– Это мы ещё успеем сделать, – серьёзно ответил Саблин. – Но такое придумать трудно, а уж детализировать и вовсе невозможно. Будем думать, что делать дальше. Дашь знать, когда он снова, – Данияр хмыкнул, – проявится в твоей черепушке?

– Не вопрос.

– Меня всё-таки больше интересует не математика с геометрией, а Охотники. Чую, нам придётся с ними познакомиться.

– Не надо.

– Сам не хочу.

– Почему ты так думаешь?

– Если они гонятся за твоим «близнецом» по всем привальтетам…

– Превалитетам.

– Числомиры – звучит лучше. Если они гонятся за ним, то могли засечь, кого он посещал.

– Как? Это же не физическое посещение, его нельзя увидеть и проследить.

– Не знаю, может, существует какая-нибудь аппаратура для этого. В общем, оглядывайся по сторонам, и, если увидишь что подозрительное, сразу звони.

Прохор положил руку на плечо Саблина.

– Спасибо, что поддержал. Честно говоря, я уже начал сомневаться в своей нормальности.

– А вот это зря, – с той же невозмутимостью сказал Данияр. – Насколько мне известно, все знаменитые математики были ненормальными. Ты из той же породы.

– Для этого мне не хватает знаменитости, – улыбнулся Прохор. – Чаю попьёшь?

– Нет, побегу, дел много. Вечером после тренировки созвонимся. А если твой «брат» появится раньше…

– Позвоню я.

Они обменялись рукопожатием, и Саблин оставил Шатаева в странном расположении духа, в котором смешались сомнения, облегчение и ожидание каких-то перемен.

На лестничной площадке топтались два парня в демократичных студенческих «прикидах»: на обоих были жёлтые футболки с изображением голых женщин и черепа с костями, грязные шорты, сандалии, банданы на головах, в ушах клипсы айфонов и плейеров, в руках у одного наладонник-флоп, у второго что-то вроде видеокамеры, которую тоже можно было укрепить на тыльной стороне ладони.

Они ржали и общались на невероятном сленге с использованием междометий и жутких слов типа «чуфанутый» и «блюмкать», поэтому понять их было трудно.

Саблин кинул на них взгляд, прошёл мимо. Отметил про себя, что раньше он этих парней в доме Прохора не видел.

Уже садясь в лифт, он вспомнил, что показывал объёмный экранчик камеры, принадлежащей самому тощему пацану.

Сработала интуиция, почуяв неладное.

На экране была видна чья-то квартира в бледно-зелёных тонах. Именно в таком цвете показывал интерьеры за стенами домов новейший низкочастотный интравизор «Ксавье», которым хвастался Саблину его приятель в полиции. Купить его в обычных магазинах вряд ли было возможно.

И ещё: несмотря на хохот и ужимки, глаза у парней отнюдь не смеялись, а смотрели цепко, настороженно и оценивающе.

«Так! – сказал сам себе Саблин, возбуждаясь. – Началось! Они уже здесь!»

Он имел в виду Охотников, о которых говорил Прохор.

Лифт вернул его обратно на одиннадцатый этаж.

Парней с банданами на головах на лестничной площадке не оказалось.

Саблина взяли сомнения. Он прошёлся по площадке, принюхиваясь к запахам пластика, мокрого пола, обработанного моющими средствами, краски, пыли, различил слабый запах дешёвого пива.

«Куда же вы подевались, мальчики? И что вы здесь делали, забавляясь интросканером, видящим сквозь стены?»

Прохор на звонок отреагировал не сразу, открыл дверь через пару минут, вытирая мокрые волосы полотенцем.

– Ты? Что-нибудь забыл?

Саблин прошёлся взглядом по прихожей.

– К тебе никто не заходил?

– Нет.

– И не звонил?

– В чём дело? Я собираюсь в студию.

– Ты твоих соседей по дому хорошо знаешь?

– Знаю тех, кто живёт в соседних квартирах.

– Два парня лет по двадцать, чернявый и блондинистый, ходят в шортах и жёлтых футболках с черепами и голыми девицами, на головах банданы.

Прохор покачал головой:

– Рядом таких нет. В сорок первой живёт пацан лет восемнадцати, Гоша, да пара девчат в сорок второй.

– Может, парни к ним в гости заходили?

– Не знаю.

Саблин выдохнул сквозь стиснутые зубы, расслабился, унимая разыгравшееся воображение.

– Собирайся, я тебя подожду.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, пойдёт кто за нами или нет.

– Кому мы нужны? – хмыкнул Прохор.

– Сам говорил мне об Охотниках. И гость у тебя был не простой. Вот и подумай об этом. Собирайся, жду.

Сбитый с толку Прохор скрылся в спальне. Через несколько минут появился в серых полотняных брюках и белой льняной рубашке с воротом до середины плеч.

Саблин невольно позавидовал другу. Прохор не жалел денег на одежду, предпочитал носить костюмы и рубашки известных итальянских и французских дизайнеров моды и носил их с природным изяществом и нарочитой небрежностью, подчёркивающей его хороший вкус.

Спустились во двор, никого по пути не встретив.

Подъехала машина Прохора – кроссовер «Феникс», управляемый компаем.

– Я поеду за тобой, – сказал Саблин. – Человек ты рассеянный, как и положено интеллектуалу, поэтому напрягись, последи за дорогой и всеми, кто тебя окружает. При малейшем подозрении звони.

– Надоело уже, – хмуро сказал Прохор, занимая место водителя.

«Феникс» выехал со двора.

Саблин на своём спорткаре последовал за ним.

Ехать надо было через центр Суздаля на другой конец города, где располагался вертолётный завод, и Саблин рассчитывал засечь того, кто начнёт «пасти» математика, следуя за ним в отдалении.

В Зарядье свернули на Слободскую улицу, потом по набережной объехали Александровский монастырь, добрались до улицы III Интернационала.

Саблин, внимательно следивший за потоками машин, уже хотел вздохнуть с облегчением, поскольку им осталось ехать совсем немного, и в это время заметил мелькнувший сзади чёрный «бумер».

Сердце сжалось.

«БМВ» чёрного цвета он уже видел в пути, и случайностью объяснить его появление было трудно.

Сбросил скорость, отстал, дожидаясь проезда «бумера», и сквозь затемнённые стёкла увидел двух парней в банданах.

Заявление Саблина о признаках слежки Прохора озадачило, но не напугало. Он в этом вообще ничего не понимал, несмотря на любовь к детективному жанру. В его жизни не случалось погонь, драк, скрытого наблюдения, криминальных разборок и судебных разбирательств, судьба уберегла его от этой мутной стороны Бытия, и жил он, считая, что ничего плохого с ним произойти не может.

Тем не менее слова Данияра запали в душу, и Прохор начал присматриваться, как ведут себя его сослуживцы и начальники.

Тимоха на предложение математика выпить чего-нибудь бодрящего понимающе подмигнул ему и заметил, что делать это лучше вечером в ресторане, а так как сам Тимоха был уже занят, то посоветовал заинтересовать в этом плане секретаршу шефа, Маргариту.

Прохор с облегчением вычеркнул художника из списка подозреваемых.

Начальник студии Марк Ермолаевич Рельсин вообще не стал с ним разговаривать.