В середине августа Петя перешёл из состояния комы в состояние клинической смерти, но потом, к изумлению врачей, вернулся к жизни и открыл глаза. Тогда Маринка дала себе слово, что никуда не поедет и будет ходить к нему в больницу до самой выписки. Как только выздоравливавший заговорил и в палату стали пускать посетителей, дети прибежали первыми.
Соображал Петя как будто нормально, но иногда говорил вещи довольно странные. Например, когда ему стали рассказывать о работе с туристами, он заметил многозначительно:
- Вы с ними поосторожнее.
- С кем? - удивилась Маринка.
- Ну с этими, немцами. Курт, Фриц Диц... он ведь шпион, суперагент. Вам генерал Потапов разве ничего не говорил?
- Какие ещё немцы? Какой генерал Потапов? Мы вообще-то с поляками больше всего работали, они хотя бы по-русски понимают...
- А я тебе между прочим говорил, - повернулся Славик к Маринке, - чтобы ты ему нормальные книжки читала, а не про фашистов. Теперь у него в голове какие-то немцы... фрицы.
- Я нормальную книжку читала, - обиделась Корзинкина. - Про советских разведчиков. Ты сам ему шпионами мозги запудрил, Джеймсом Бондом. Теперь у него в голове шпионы, суперагенты.
- Погоди, дай я ему хотя бы объясню. Понимаешь, Огоньков, ты ведь почти всё лето лежал без сознания. А нам разрешили приходить и читать вслух, вроде как для эксперимента. А я тебе хорошие книжки читал, сам зачитывался, буквально оттаскивали...
- Петя, - спросила Маринка, - а ты слышал, что мы тебе читали?
- Кажется, слышал, - сказал Петя, чтобы не огорчать товарищей. То, что они приходили сюда и читали вслух, тронуло его до глубины души.
- Твои родители тоже здесь сидели, только они читать не могли...
- Мои бы тоже не смогли, если бы я так головой шарахнулся, - сказал Славик.
Маринка изо всех сил наступила ему на ногу и, чтобы перевести разговор на другую тему, радостно объявила:
- А тебя в шестой класс перевели. Без летних занятий.
- Врёшь! - обрадовался Петя.
- Правда-правда. Я пообещала, что сама буду с тобой заниматься, пока не подтянешься.
У Пети от счастья даже глаза взмокли. И от того, что перевели, и от того, что вместе заниматься.
- Ну ладно... - сказал Подберезкин, вставая с табуретки. - Вы ещё поболтайте, а я побегу. У меня встреча. На вот, почитай, - он достал из сумки несколько цветистых журналов, - "Приключения жука-сыщика". Мой папа сочинил, Микки-Маус отдыхает. Полистай, там картинки хорошие.
Едва Славик Подберезкин прикрыл за собой дверь, Маринка зашептала:
- У него сейчас роман знаешь с кем? Ни за что не догадаешься!
- С губернаторской дочкой? - прошептал Петя.
- Фу! - возмутилась Маринка. - Он сам уже и растрепал! А с меня самое честное слово взял, чтобы ни единой душе...
- Если слово давала, то помалкивай.
Маринка надулась.
- Жалко, что мы переезжаем, - вздохнул Петя. - В разные школы теперь будем ходить...
- Ах, так ты ещё не знаешь! - Маринка сверкнула глазами. - Мы ведь не уезжаем, мы только в этот... маневренный фонд, что ли... На время. Это рядом, на Пушкинской, опять будем соседи.
- Да ну!..
- Правда-правда. А потом, когда наш дом сдадут после ремонта, вернёмся обратно. Только говорят, что внутри всё переделают, и квартиры будут совсем другие. Но это даже хорошо, ведь правда?
В коридоре послышался перестук каблуков, и Маринка потянула носом:
- Мандарины, клубника... Это твои несутся, им на работу сообщили, что ты ожил. Ну, будь здоров, Иван Петров, приду к тебе завтра.
И Корзинкина, наклонившись, быстро поцеловала.
Не успел он опомниться от первого в своей жизни поцелуя девочки, как в палату влетели раскрасневшиеся мама и папа.
- Петя! Петечка! Сынуля! Мы только что узнали!..
"Хорошо, что бабушка и дедушка живут в Киеве", - успел подумать сынуля до того, как его принялись душить в объятиях.
До начала занятий в школе Маринка помогла Пете подтянуться по математике и физике, а первого сентября он уверенно сел за парту своего родного, теперь уже шестого "А" класса.
Как-то раз после уроков, возвращаясь домой на Пушкинскую улицу, Петя и Маринка захотели посмотреть на свои старые квартиры. Они нашли в заборе дыру и пролезли на стройку. День был субботний, никто не работал, на рельсах стоял кран, было пустынно и тихо. Лишённый оконных рам и дверей, без ветхих перегородок, "перцевский" дом кое-где просматривался насквозь и походил на карточный домик.
- Ой! - сказала Маринка. - Вон моя комната... я свои обои узнала.
Петя стоял задумавшись. Его квартиру отсюда не было видно, но одна мысль, одна загадка не давала ему покоя.
- Слушай, как ты думаешь, - сказал он, - антресоли могли ещё сохраниться?
- Если из досок, то сломали.
- А если ниша? Там за досками была каменная ниша. Я всё никак не мог понять, куда она выходит с другой стороны.
- Ну иди, посмотри. А я к себе пойду. Только обязательно помахай мне через окошко, как раньше. А я тебе язык покажу.
- Договорились.
Стараясь держаться ближе к стенке, так как на лестницах уже сняли все перила, Петя взбежал на свой четвёртый этаж и остановился. Последний раз он был здесь ещё тогда, в конце мая, когда была мебель, окна, двери и множество комнат, похожих на пеналы. Теперь на месте некогда густонаселенной коммуналки было пустое место, хоть на велосипеде катайся. Перегородки снесли, мусор расчистили, от труб остались одни дырки.
А вот и каменная ниша антресолей, ведущих неизвестно куда.
На краю, болтая ножками и покручивая жезлом, сидит маленький карточный джокер.
Петя ничуть не удивился. Он был уверен, что встретит его здесь.
- Привет, - сказал Петя.
- Здорово.
- Как дела?
Джокер зевнул:
- Ты вот что, парень, давай короче.
- А что... короче?
- Ну это, задавай свои вопросы.
- Вопросы?..
- Ну вопросы, вопросы! - шут вынул из-за пазухи замызганные странички, на одной из которых мелькнуло слово "ЭПИЛОГ". - Вот здесь написано, что ты, дескать, придёшь сюда и будешь задавать вопросы. Типа того, - шут стал водить пальцем по строчкам. - Вопрос первый: что сталось с бароном фон Дицем?
- Да, действительно, - оживился Петя, - что с ним было потом? Ведь он не умер?
