По совету соседа по общежитию Саши, который оказался на три года старше Ильи и, отслужив в армии, не стал возвращаться в свой поселок, а решил пытать счастья в столице, Илья купил себе трость, взял выписку из истории болезни, как он сломал ногу в прошлом году и пошел на комиссию в военкомат, чтобы уклониться от службы в армии, как его научили товарищи.

Врач сразу обратил внимание на трость, опираясь на которую Илья, прихрамывая, пришел на медкомиссию. Выслушав объяснения Ильи, что у него был сложный перелом ступни ноги и с тех пор он не может долго ходить и нога начинает болеть, врач посмотрел справки, пощупал и помял ногу и дал заключение, что с такой ногой Илья не годен к военной службе в мирное время и ограниченно годен в военное время, если таковое когда-нибудь наступит. По этому врачебному заключению, Илья через неделю получил военный билет, освобождавший его от службы в армии раз и навсегда и, вздохнув свободно полной грудью, принялся постигать азы столичной жизни.

Собственно говоря, распорядок его действий определился работой и учебой: пять дней в неделю он работал на заводе по восемь часов в смену, три вечера занимала учеба в институте со вторника по четверг, и лишь оставшееся время можно было назвать свободным и заниматься личной жизнью и досугом, который не слишком уж отличался от того времяпрепровождения, что было в его родном городе.

Утром Илья вставал в 6.30, шел в туалет, который был в конце коридора, поскольку общежитие было старое, коридорного типа, пятиэтажное, и туалет с умывальником и душем были в одном конце коридора, а кухня с газовыми плитами в другом.

Посетив туалет и умывшись, Илья решал как быть с завтраком: попить чаю с бутербродами в своей комнате вместе с соседом Сашей, или пойти на завод и там перекусить в буфете перед сменой, выбрав завтрак из меню, а именно: каша рисовая, или овсяная на молоке, сметана, творог, яйцо вареное или глазунья, сосиски горячие с винегретом, пирожки с мясом, повидлом, булочки свежие, кофе, чай, какао, иногда бывали котлеты, шницель, студень и даже борщ, если эти блюда оставались от вчерашнего обеда в заводской столовой. Сытный завтрак обходился ему в 50-60 копеек, что при зарплате за двести рублей, казалось почти даром, и не надо было мыть за собой посуду – если с соседом решали завтракать в своей комнате.

До заводской проходной было две остановки на трамвае или десять минут пешего хода и Илья обычно прогуливался, если позволяло время, чтобы размяться перед предстоящей рабочей сменой у станка, где он должен был оказаться за десять минут до начала работы, чтобы успеть получить дневное задание от мастера и подготовить станок к работе.

Он числился токарем-универсалом и делал простые, но разные детали, что требовало перенастройки станка и смены инструмента, а соответственно и зарплата его была несколько ниже, чем у станочников, постоянно изготавливающих серийные типовые детали, что обеспечивало хорошую выработку и большую зарплату.

Илья уже мечтал перейти на серийную продукцию, но для этого ему надо было повысить квалификацию, набить руку и заслужить доверие мастера Степаныча, который не особенно жаловал молодых лимитчиков, прибывших в Москву за приключениями и при первой же возможности менявших тяжелую работу станочника на более легкую, – пусть и менее оплачиваемую.

В 8 утра начиналась смена, и необходимо было включить станок, чтобы показать мастеру и другим начальникам, что ты приступил к работе, даже если и продолжаешь подбор инструмента и заготовок для обработки деталей, согласно заданию.

Илья не курил, потому не пользовался положенными минутами для перекура, и работал без остановки, прерываясь лишь по необходимости посетить туалет или попить газировки из аппарата, установленного возле курилки, где собирались, в основном, пожилые станочники и слесаря и обсуждали новости или случаи из жизни, немало не заботясь о том, что их рабочие места пустуют.

Этих рабочих мастера называли «золотой фонд» и прощали им длительные перекуры, поскольку по просьбе мастера они могли быстро изготовить необходимые для плана детали или устранить брак, допущенный кем-либо из молодежи. Руки у них действительно были золотые, и они могли исправить почти любую сложную деталь, кроме грубого брака. Илья тоже прибегал к услугам этих профессионалов, если допускал, по недосмотру или второпях, брак в своей работе.

В полдень в цеху наступала полная тишина – это был перерыв на обед и шуметь никому не позволялось, даже если кто-то и хотел использовать обеденный перерыв для продолжения своей работы.

Рабочие мыли руки и расходились кто куда: кто сразу за столы для отдыха, чтобы забить партию в домино или шашки, и лишь в конце обеденного перерыва сбегать в столовую, или перекусить на скорую руку, здесь в цеху, прихваченными из дому бутербродами, а кто-то торопился в столовую, чтобы быстро пообедать и потом сменить игроков и спокойно доиграть до конца перерыва. Илья следовал второму пути и быстренько бежал в столовую: его молодой организм требовал питания после четырех часов почти непрерывной работы у станка.

Столовая примыкала к цеху, обед по цехам сдвигали на пятнадцать минут, чтобы не создавать толкучки и Илья, выбрав самостоятельно блюда двигаясь с подносом вдоль раздаточных полок, и расплатившись у кассы, быстро управлялся с обедом, присев за свободный столик. Пообедав и отдав поднос и посуду в мойку, он спешил из столовой в цех, чтобы присоединиться к игрокам, отчаянно сражавшимся за столами в домино и шашки, или, если игра затягивалась, подбадривая работяг со своего участка в качестве зрителя.

К домино, старые рабочие молодежь не подпускали, говоря, что они уже играли здесь до войны, с которой вернулись немногие, и поэтому пусть молодые заслужат место за столом своей хорошей работой, а пока потренируются в шашки. Именно тогда Илья и приохотился к шашечной игре, чем и пользовался теперь сосед Василий, предлагая сыграть несколько партий в шашки уже пенсионеру Илье Николаевичу.

Игра проходила на вылет: проигравший освобождал место и более уже не подпускался к шашечной доске, но и выигравшему не разрешалось играть более трех партий подряд, чтобы всем желающим можно было успеть сгонять партию за обеденный перерыв.

Игра в домино и шашки сопровождалась возгласами и прибаутками игроков и зрителей и обеденный перерыв проходил весело и быстро, пока в цеху не включалась пневматическая система, подающая по шлангам сжатый воздух на ручные инструменты, и цех не наполнялся вновь шипением сжатого воздуха, что означало конец обеда и продолжение рабочей смены, оканчивающейся в пять часов вечера.

Закончив смену, Илья сдавал изготовленные детали мастеру ОТК – так именовался отдел технического контроля, подписывал у своего мастера Степаныча сменное задание, если его выполнил, что означало прибавку к расценкам за изготовление деталей до 40%, ну а если выполнить задание не удавалось, то приходилось довольствоваться расценками по тарифу. Потом он сдавал наряд табельщице Наде – маленькой невзрачной девушке, тоже работавшей по лимиту и надеявшейся найти жениха-москвича, чтобы не работать в шумном цеху. После табельщицы Илья убирал свой станок от стружки и масла, потому что сменщика у него не было, а если бы был сменщик, станок можно было передать, как он есть, без уборки.

Сменщика у Ильи не было, поскольку он, как учащийся вечернего института, всегда работал в первую смену, вызывая недовольство мастера, но так было положено по закону: учащиеся-вечерники всегда работали в первую смену, чтобы не пропускать занятия и ещё им давалось сорок дней учебного оплачиваемого отпуска в год, для подготовки и сдачи экзаменов – так власть советская заботилась о повышении квалификации трудящейся молодежи.

Хочешь учиться – пожалуйста, открыты все пути для работающего человека, а не хочешь учиться – дело твое, но работать где-то все равно обязан, ибо есть статья в уголовном кодексе о наказании за тунеядство, и всякий здоровый совершеннолетний человек должен работать, чтобы не причислили к тунеядцам, которым становится любой, неработающий более трех месяцев подряд.