Эти драгоценности принадлежали моей матери, но они были подарком от моего отца. Купленным на деньги от брокерства и проституции, вытряхивания их из других преступников. И тогда отец Кипа украл эти драгоценности. Так кто может сказать, кому они по праву принадлежат?
— Клара, — говорю я.
Кип поднимает бровь.
— Наследство?
— Мы не скажем ей, как они оказались у нас. Просто они все, что осталось от нашей матери. И они для нее. Она может купить себе особняк или путешествовать по миру. Может делать все, что захочет.
Он поднимает рубиновый кулон, ярко-красный против его загорелой кожи.
— А ты? Чего хочешь ты?
— Я бы не прочь попутешествовать. — Я смотрю вниз на трещину на тротуаре. Из нее пробивается цветок. Это не место для чудес, но я все равно хочу одно. — В основном, я хочу остаться в доме с желтыми занавесками и старыми книгами.
Он берет меня за руки, затем скользит по талии ладонями и притягивает к себе.
— Не густо для наследницы мафии.
Я смотрю ему в глаза, на этого мужчину из твердых мышц и с татуировками, в коже и с хромом, с сердцем и честью.
— Мы создадим свое собственное наследие.
Он легонько проводит губами по моей щеке... по челюсти... и ниже.
— Мне нравится, как это звучит.
— Это не эвфемизм.
— Ммм... — Его очень тяжелое наследие прижимается к моему животу, мягко подрагивая.
— Кип, мы снаружи. Сейчас разгар дня. — По крайней мере, полуденные часы означают закрытие клуба для бизнеса. Иван ворчал о спорах по поводу раскопок в фонтане и деньгах, которые нужно будет потратить, чтобы восстановить все как было, но он снова отступил под негромкими требованиями Кипа. Я подозреваю, что он нарыл что-то на Ивана, но не собирается это использовать.
Кое-что в семье не меняется.
Например, тот факт, что меня это не заботит. Это вознаграждение по праву принадлежит моей сестре. И на этот раз, наконец, я знаю, что наш побег принес хороший результат. Я знаю, что ей лучше в комнате для гостей в доме Кипа, лучше пойти в колледж, а затем освободиться от связей ее прошлого.
Что касается меня, я получила собственное вознаграждение. И это определенно эвфемизм.
Его рука скользит под мою юбку, задирая ее вверх. Любой прохожий мог бы увидеть гораздо больше меня, окажись он в клубе в часы открытия, но я больше не ублажаю их. Больше не снимаю одежду ни перед кем, кроме Кипа.
— Крыша, — я задыхаюсь, когда он облизывает и покусывает нежную кожу, где шея переходит в плечо.
— Поднимайся.
Он мой тигр с его тихим способом управления и его темными полосами, его кодексом чести и дикостью. Красивый и бесплатный.
Конец