— Когда Тристан исправит свою ошибку. Слишком много раз, ваше семья пыталась пойти против моей, и скажи спасибо, что я не убил Тристана на глазах Ирмы. Керолайн видит во мне свет и если я вернуть к ней, то только после депрессии. Я уеду путешествовать по Европе и переживать личную депрессию. Мы не хорошие, нас не изменить, но мы можем казаться лучше, для тех, кто любит нас, и кого любим мы. Мы можем скрывать монстров ради них.

— Что ж, удачи тебе и прощай, Ник.

Спрыгивает, толкает Майклсона, передавая ему бутылку виски. Лучше ведь скрыть чувства, чем сказать, что ты чувствуешь. Лучше промолчать, чем разочароваться или проститься.

Прощаться тяжело, но все их поступки привели именно к прощанию.

Они ведь не слабые, чтобы показать, что чувствуют. Они одинаковые, жестокие и не знают милосердия и никогда не показывают эмоции.

Они никогда не попросят остаться. Бессмысленно.

Молчит, но заключает в свои объятья. Крепко обнимает и это прощальное объятье.

Выпивка и веселье объединила их.

Выпивка и депрессия поставила точку во всей этой истории.

“ — Твои странности - это твое очарование.” – слышит Аврора напоследок.

Слышит, прежде чем Никлаус Майклсон сядет в ее автомобиль, и водитель нажмет на педаль газа. Клаус Майклсон скрывается. Скрывается ото всех, кроме “ Великой депрессии. “ Не скроется ни от Мирового экономического кризиса. Не скроется от депрессии, которая заполнила его сердце пустотой.

Никлаус Майклсон может уехать, скрыться от всего мира, но он не скроется от себя, не скроется от депрессии.

Обратно в депрессию.

Сказать “ Прощай. “

Обратно в депрессию.

Плотно перебинтовывает руку мужа, легонько касается губами влажной кожи. Пока их никто не видит, они могут позволить себе быть предельно откровенными друг с другом, поговорить о том, что ждет их впереди. Она касается его и ему легко. Легко, как никогда прежде. Легко и любовь предает Элайджи Майклсону силы.

Силы сражаться, не оставить все и не впасть в депрессию.

Чтобы выстоять и пережить депрессию, разлуку с семьей, разруху и смуту в компании Элайджа Майклсон должен озвереть.

Озвереть, ведь сейчас он раненый зверь. Ранен в самое сердце, рана кровоточит, упал, но когда Элайджа Майклсон встанет и все увидяь его монстра, то упадут уже они.

Майклсонам всегда удавалось удержаться на самой вершине.

Жгучая боль, а Кетрин завязывает бинт на узел. Больно, но она ведь знает, что он выдержит, а она будет рядом. Будет с ним до конца. Будет поддерживать и любить, будет обнимать и стряхивать слезы с его глаз, когда наступят самые темные времена. Будет рядом, чтобы после тьмы наступил свет и тот, кого она любит, увидел этот свет вместе с ней.

— Элайджа, посмотри на меня и послушай, нас уже поздно спасать, - руки охватывают его лицо и Кетрин заставляет его посмотреть на него.

— Я всю жизнь, мечтал найти любовь и любить одну, и я нашел тебя, - наклоняет голову, чтобы их лбы соприкоснулись. — А сейчас я вступаю на путь, с которого мечтал сойти. Я не хотел возвращаться… Возвращаться в депрессию.

— Мы вернулись туда, куда не желали возвращаться, вернусь туда, где все началось и где все закончится. Мы вернулись в Чикаго. Больше не будет беззаботной жизни, праздников с алкоголем, больше не будет веселья, и ты, вступил на трудный путь, всё всегда против тебя,ты вернешься обратно в депрессию. Вернешься, чтобы потом выти из депрессии. Нас уже поздно спасать или лечить, и мы не станем лучше. Делай все вопреки, и переверни весь мир, чтобы наша семья устояла. Если нужно озверей. Я знаю, что ты не оставишь компанию и пойдешь на все. Ты сделаешь все, как и я. Знаешь, если мы монстры, то мне наплевать. Наплевать, что нужно будет сделать, чтобы выжить.

— Наплевать? – приподнимает бровь, смотрит в ее глаза.

— Наплевать, потому что наши дети будут лучше нас, - на ее лице проскальзывает еле заметная улыбка.

— Я сделаю все, что нужно, - обещает он.

Вернуться туда, куда не желали возвращаться.

Они ведь не изменяться, и в этом Кетрин права. Права, что по закону жизнь сменяется смертью. На их место придут дети. Когда они умрут на их места придут их дети.

Закон жизни и смерти.

Медленно открывает глаза и повезло ли ей, что она жива. Боль, расплывчатый силуэт в белом.

Умерла?

Все еще жива, потому что доказательства этому боль и бьющееся сердце.

Боль.

Медсестра спешит подбежать к ней, удержать, чтобы она не сделала глупостей. Она еще слаба, потеряла, не мала крови во время жизни.

— Где я? Я умерла?

— Вы в госпитале, у вас в ноге была пуля. Вам пока нельзя ходить. У вас крепкий организм ,если ребенок выдержал такое.

— Где мой муж? Немо…

— Вашего мужа не стало… Мне жаль, но внутри вас осталась часть его, и вы должны быть сильной.

Вдребезги.

Если твоя родственная душа умирает, то лучше не станет : ни через день, ни через год.

Кричит, срывая голос.

Потеряла любовь. Потеряла и поэтому Тайре кажется, что на ее голову обрушались небеса.

Его не стало и поэтому она кричит, стучит кулаками по пастели, которая из-за железной сетки издает весьма неприятный звук. Звук, который давит на уши, что медсестре хочется закрыть ладонями свои уши.

Только бы не слышать.

Не слышать крик женщины, которая потеряла мужа, любимого, будущего отца ее ребенка.

Внутри, где-то под ребрами, становится до невозможности больно. Словно железным прутом насквозь или так, что не вдохнуть. Задыхается и идет ко дну. Задыхается и захлебывается свлими слезами.

Медсестра спешит покинуть палату, принести воды и успокоительное, ведь ее работа - спасать жизни.

Спасти.

Она делает шаг вперед – резкий, необдуманный – и опускает взгляд. Кетрин решилась сама прийти к ней и рассказать все. Рассказать всю правду. Она же поклялась тому, кого любит, что сама скажет Тайре о его решении и рассказать правду. Она не хорошая, ведь ее руки полакать испачканы кровью. Кетрин Пирс не хорошая, но может попытаться быть лучше.

Облачена в черное. Взгляд опущен, ведь она не может посмотреть в глаза Тайре. Не может посмотреть в глаза той, которая потеря все из-за Майклсонов, потеря мужи из-за Кетрин.

— Она права, и тебе нужно думать о ребенке.

Тайра не скрывает антипатию к женщине, вошедшей в палату, от ее вида становится тошно: не по сценарию, нет, прекрати. Тошно. Словно эти стены давят на ее виски.

— Ты жена Элайджи… Мой муж мертв… Боже, Немо мертв!

— Месть погубила его. Став частью семьи Майклсон я поняла, что если ты не Майклсон, то ты пушечное мясо. Они могут ссориться, ненавидеть, причинять друг другу невыносимую боль, но в важный момент ты можешь увидеть, как один Майклсон защищает другого. Я убила твоего отца желая защитить Элайджу. Я убивала много раз и легче мне не стало.

— Говоришь все это, чтобы сделать больнее!? Думаете, вам все позволено?! Майклсоны всегда ставят свою семью превыше всего!

— Нет, тебя спасли потому что врач спросил : « Спасать мужчину или беременную женщину.» Элайджа проявил милосердие и приказал спасти тебя. Он отпустит вас. Вы покинете город и никогда не вернетесь. Попрощаться с мужем, тебе не позволено. Вы уедите завтра.

— Это Майклсоны называют « милосердием. »

— Поверь, судьба та еще сучка, и я тоже расплачусь за все. Возможно, у меня никогда не будет детей. Твой ребенок спас тебе жизнь и мы должны сделать лучшее для наших детей.

— Проследи, чтобы на могильной плите было настоящее имя моего мужа. Я желаю этого.

— Думаю, я смогу сделать это.

Сердце сжалось, когда Кетрин закрыла за собой дверь.

Она потеря все, но осталась жива. Вопреки всему она осталась жива. Но внутри ее осталась часть ее мужа. Часть, ради которой она должа попытаться быть лучше.

Часть, которая заполнит не пустоту.

Она никогда не простит.

Никогда.

Но одна часть сможет заполнить пустоту.