— Никогда не говори так! – злится, готов разбить стакан о голову сказавшего подобное, но сдерживается, а испуганный охранник шатается.

— Но ваш брат приказал должно и уважительно относиться к его жене и ее дочери, - сглатывает подступивший к горлу ком.

— Эта чикагская шлюха никогда не войдет в нашу семью, как и ее дочь, вам ясно? – повышает тон.

— Никлаус, о чем вы говорили? Чем ты так встревожен? - спрашивает вошедший на балкон Элайджа.

— Только посмотри, - отпивает виски, подходит к краю балкона указывая на стоящих внизу женщин, которые улыбаются, разговаривают между собой. — Посмотри на них, Элайджа. Они заговорили и теперь их не остановить. Слишком самоуверенные и независимые от мужчин. Нужно заткнуть их, пока не стало слишком поздно. Я никогда не был фанатом наших женщин. Вот увидишь ,Элайджа присоединится к ним Фрея, втроём они будут невыносимы. Вот увидишь, брат. Нельзя допустить того, чтобы нами управляли женщины. Одна чикагская шлюха, с трупами за плечами, умная, как Дьявол, только в два раза милее, которую ты, напоминаю, сделал своей женой и о вашей свадьбе до сих пор говорит весь город. Вторая, наша сестра, слишком многое себе позволяла, наплевала на все и семью, только, чтобы быть рядом с Марселем.Третья вообще не желала жить в этом мире без любимого мужчины и такой же любимой работы.

— Ты заблуждаешься брат, я люблю Катерину и ее прошлое осталось в прошлом, она теперь моя жена и я всерьез задумаюсь над переездом и покину Новый Орлеан вместе со своей семьей, если ты не прекратишь подобные высказывания,- грозит Элайджа.

— Ты этого не говорил, а я этого не слышал, брат, - сжимает руки в кулаки.

— Элайджа, - слышатся голос за спинами мужчин, а Клаус даже вздрогнул ведь он не слышал шагов за своей спиной, стука каблуков, ведь на Кетрин сейчас спортивная обувь.

— Ты что здесь делаешь, Катерина? - спросил он, близко глядя в карие несчастные глаза, но скорее усталые глаза.

— Я занималась с Ребеккой и она делает успехи, выносливая, думаю, тренировки ей пользу, - целует в щеку. — Мне будет не хватать ее. Жаль, что Ребекка уедет в Нью-Йорк, но, я надеюсь, что обрету подругу в лице Дефне и твоей старшей сестры.

— Лучше бы замаливала свои грехи прошлого и думала о спасении своей гнилой, темной душонки, шлюха, думала, завладела постелью моего брата, он делал тебя своей женой и ты получишь все, - хмыкает Майклсон, ставя бокал на столик, останавливается около их.

— Сейчас о прощении думать нужно! – выкрикивает она. — Впереди новые испытания, ты до сих пор не знаешь о своем враге ничего, а явно то, что он умнее и изворотливее тебя.

— Если ты волнуешься и напугана, значит, твоя рыжеволосая подруга ничего не напела, печально, возможно, кто-то просто ведет двойную игру, - размышляет Майклсон.

— Подумай, кто может мстить тебе, у кого ты отнял смысл жизни и существования, убил близкого или любимого, думай, - желает подойти к Клаусу, но Элайджа сдерживает жену за талию, прижимает к себе.

— Все мои враги мертвы, а если кто-то пожелал занять мое место, то он сполна поплатится, - рявкает, глаза словно у безумца, ведь тот желал, чтобы эти темные дни завершились. — Поверь, все мертвы.

— Если желаешь, чтобы я помогла, то думай, вспоминай имена, семьи, всех тех, чью кровь ты пролил, - пытается сказать Кетрин.

— Мне не нужна помощь, - отмахивается от жены и своего брата, идет вперед.

— Именно поэтому ты усилил охрану, запретил выходить из дома с наступлением темноты без надобности, - кивает Кетрин, вырывается из хватки Элайджи вплотную подходя к Майклсону. — Ты напуган. Страх уничтожит тебя! Отправляйся в Ад!

— Дамы вперед, - нагло ухмыляется.

— Прекратите! – Элайджа встает между братом и женой. — Сейчас же прекратите это. Никлаус извинись перед Катериной.

— И не подумаю, - скрещивает руки на груди. — Она тоже напугана.

— Потому что не могу потерять то, что мне дорого, - тяжело дышит, руки дрожат.

Клаус забывает о ссоре, как только охранник открывает дверь и в балкон, буквально вбегает счастливая Керолайн, глаза которой блестят, свет ее глаз затмевает все вокруг. На ней светло-фиолетовое платье пошитое из ткани ламе, в которой шелковая основа переплеталась с металлической нитью , так, что полученный материал сверкал на солнце. На солнце сверкает и синей кулон с антикварный кулон.Обнимает Клауса, целует в губы, да и кому дело до того, что она позволяет себе больше, чем позволено на глазах охранников и Кетрин с Элайджей. Видя блеск украшения Кетрин словно обезумела, желает сорвать камею и шеи Форбс, ведь это ее. Подарок Элайджи, которая стала символом их любви. Стала символом любви для их обоих. Выбирая это украшение Элайджа даже и не представлял какое значение для них приобретете это украшение. Его первый подарок. Его прощальный подарок, когда он собирался покидать Чикаго и своим последним поцелуем забрал все тепло и амфетамин. Особое украшение и символ. Украшение вернулось к Кетрин, как и любовь и тепло Элайджи. После этого Кетрин хранит это украшение как особое, особый символ их любви, о котором знают только они. Они знают. Он знает, как целовал ее шею одевая украшение. Она знает, как на украшения падали ее слезы, когда он ушел, оставив ее в дымном плену. Ушел, забрав с собой тепло и амфетамин, а она зажимала алыми губами сигарету и плакала смотря на его прощальный подарок. Украшение ставшее частью их истории теперь на шеи другой и Пирс не могла допустить этого. Не могла допустить, чтобы у нее украли украшение, а вместе с ним и любовь. Видя украшение на шеи Керолайн Элайджа сходит с ума вслед за Кетрин, ведь камея - часть их истории любви. Их и ничей более. Сходит с ума, но сдерживает себя в отличие от Кетрин,которая жестикулирует, отталкивает его от себе, словно обезумевшая желает напасть на блондинку.

— Ник, я нашла идеально украшение под свадебный наряд, - сквозь поцелуй шепчет она. — Это моё что-то новенькое, и благодаря этой камелии у меня также есть что-то голубое, что-то старое и что-то взятое взаймы. Я счастлива невеста. Традиция соблюдена.

— Только не говори слишком много о свадьбе Дефне, жена, - кашляет, касается ее лица. — Вдова моего брата беременна и носит траур по моему брату. Любое волнение вредно и Дефне и ребенку. Мы и так не отменили свадьбу, любовь моя. Будь благоразумна.

— Дефне приедет уже сегодня, я все понимаю Клаус, постараюсь поддерживать бедняжку, - положительно кивает Керолайн обнимая его. — Я люблю тебя и буду благоразумна.

— А я вот и не подумаю быть благоразумной, - шипит Пирс хватая Керолайн за волосы, оборачивает к себе заставляя посмотреть на нее. — Говоришь,что-то старое, что-то новое, что-то синее и что-нибудь взятое взаймы. Воровка! Ты рылась в моих вещах! Сейчас же верни подаренное мне мужем ожирелье! Это часть меня, нашей истории, а ты захотела украсть это! Верни, то, что не принадлежит тебе или я верну силой.

— Мне больно! Я проходила мимо вашей комнаты, железная шкатулка, обшитая изнутри черным бархатом была открыта, там лежало это украшения, и я подумала, что оно идеальное, я взяла его - сквозь боль пытается сказать Форбс, ведь Кетрин крепко держит ее за волосы.

— Отпусти ее! – Клаус хватает Кетрин за руку, заламывает ее, таща в сторону Элайджи. — Если Керолайн пожелала одеть именно это украшение, то так тому и быть. Теперь, Элайджа ты уведешь свою любимую жену отсюда и если украшение пропадет, или с Керолайн упадет хотя бы один волос, то не удивляйся тому, что обнаружишь свою жену в вашей же потели с пулей в виске. Это, мой дорогой братец, я тебе обещаю.

Выводит с балкона. Его руки крепко сдерживают ее. Всхлипнула. Словно обезумила, сошла с ума, а он сошел с ума вслед за ней. Нос вздрогнул, кончик уткнулся ему в ладонь. Только на одну секунду, но и этого было достаточно, чтобы он вдруг испытал острый, тайный, умильный всплеск любви к ней. Она все никак не могла привыкнуть к тому, что он так ее любит.

— Ты что, Катерина? Одумайся. Никто не украдет тебя у меня. Этот кулон вернется к тебе, даю тебе свое слова. Вспомни, что я сказал тебе в день нашей свадьбы, когда мы сидели за столиком, вдали от всех. Ты в моем сердце, - повторил он и встряхнул ее, чтобы она пришла в себя.