— Мисс Форбс, не бойтесь, с вами все хорошо? – говорит встревоженный Джош, пытаясь удержать ослабленную Керолайн и не позволить ей упасть. — Что произошло? Вас ударили?

— Нет, я сама оступилась о ковер, когда заносила ужин Мистеру Майклсону, он был зол и прогнал меня, - дрожит, пытаясь сдержать слезы. — Я так испугалась за него. Никогда прежде не видела его таким.

— Руки! – возмущается один их охранников Майклсона, отталкивая Джоша от Керолайн. — Мистер Майклсон ждет вас, думаю, не стоит заставлять его ждать.

— Все будет хорошо, - пытается улыбнуться блондинка, обнимает себя руками.

Смотрит на силуэт Джошуа, который скрывается за дверью в комнате Майклсона. Сейчас он тоже жертва, такая же жертва, как и она сама. Почему она осталась вчера? Керолайн не боялась того, что могло с ней произойти. Она осталась, потому что любила, но тьма одержала победу над светом. Она верила в свет, а в этот раз все пошло не так, ведь тьма одержала победу. Во что она верит? В то, что любовь сможет изменить такого, как Никлауса Майклона? Она верила и может в этом ее глупость? Она не боялась даже умереть за свою любовь, но стоит ли это того? Стоит ли сражаться за человека, который не желает быть спасенным. Грустно, то она проиграла эту схватку. На глазах появляются слезы. Слезы –это прежде всего боль.

Ее боль, которая нашла выход через реку слез. Ее боль провралась наружу и больше Керолайн не станет ее скрывать. Боль и слезы. Нога словно онемела, любое движение отражается лишь болью. Невыносимой, жгучей болью, которая распространяется по всему телу. Керолайн сильная, и поэтому медленно шагает в сторону комнаты для слуг. Керолайн Форбс нашла в себе силы сделать несколько шагов и повернуть дверную ручку. Она нашла в себе силы сделать эти несколько шагов, но она не нашла в себе силы сдержать слезы. Сил больше нет и в этом она призналась самой себе, и это главное. Нашла в себе силы признать, что солнце погасло.

Увидев Керолайн в таком состоянии Ева буквально впадает в оцепенения и ужас, роняет на пол свежевыстиранные простыни. Спешит прийти на помощь Керолайн и усадить ее на постель.

Прошло еще около пяти минут, прежде чем Керолайн до конца осознала весь тот ужас, что произошел с ней. Осознала и поняла, что если она и есть солнца Никлауса Майклсона, то сейчас это солнце скрылось за тьмой. Тьмой, которая не знает конца. Но ведь даже в бескромешной тьме если надежда, которую дарует луч солнца. Порой один единственный луч солнца указывает верный путь и помогает справиться с тьмой.

— Керолайн, все хорошо? Я принесу бинты и йод, - быстро проговаривает Ева. — Это последствия вашего вчерашнего разговора с Мистером Майклсоном, как я понимаю.

— Я оступилась и зацепилась каблуком о ковер, - тихо отвечает Форбс.

— Ты можешь врать кому угодно Керолайн, но солгать себе ты не сможешь, - убеждает ее чернокожая девушка, которая опустилась перед ней на колена, слегка коснулась ее руки. — Клаус Майклсон самый настоящий монстр, порождение тьмы и ты сама знаешь это. Знаешь и видишь, но отказываешься принимать.

— Я верю в свет, а принять тьму куда тяжелее, - твердо проговаривает Форбс, сжимая руки в кулаки.

— Я принесу чай с мелиссой и йод, - вздыхает Ева поднимаясь с пола, отряхивает ткань платья, поправляет повязанный поверх передник и спешит покинуть комнату оставив Керолайн в одиночестве.

В одиночестве думается легче. Встает, хромает на праву ногу и стискивает зубы, чтобы незастонать от боли. Быть сильно и всегда терпеть боль – именно этому учила мать Керолайн, когда однажды малышка забралась на дерево и упала с него. Тогда у нее были разбиты коленки и она плакала. Плакала чувствуя боль и понимая, что это боль физическая, ведь на колени остался шрам. Но как быть с душевной болью? Как быть если изранено сердце? Элизабет Форбс учила дочь бороться и с этой болью. Элизабет учила дочь улыбаться и сдерживать все внутри себя. Но сейчас в ее руках приглашение на свадьбу.

« Просим вас разделить нашу радость, посетив праздничную вечеринку и банкет в честь нашей свадьбы, которая состоится в особняке семьи Майклсонов девятнадцатого июня.

Будем счастливы вас видеть на празднике!

С искренним уважением, Никлаус Ансель Майклсон и Керолайн Элизабет Форбс. »

Словно сожгли ее сердца. Сожгли заживо. Пламя в самом сердце, а в ушах только его слова : «Убирайся!»Слезы капают на приглашение. Боль съедает ее изнутри. Съедает и уничтожает, разрывает Керолайн, также, как она разрывает приглашение и разбрасывает бумажки по полу. Такова истина : Боль съедает, а раны не затягиваются так быстро.

Закат сменяется рассветом.

Кетрин вздыхает, щурится, ведь ее глаза никак не могут привыкнуть к солнечному свету. Смотрит на лежащего рядом мужчину. Они не уснули до самого утра. Как Элайджа Майклсон мог спокойно спать, когда кругом происходит ужасное, а его семье угрожает опасность? Как она могла уснуть, если тот, кто ее любит, страдает и боится за тех, кто ему дорог и думает только о том, чтобы защитить их и семью. Одно страдания на двоих. Все на двоих. Страх управляет ею. Страх управляет им. Кетрин привыкла причинять боль, но только не Элайджи, ведь его она любит, но что, если он не любит ее. Что если ее невозможно любить? Это ее проклятие. Это ее бремя.

— Я знаю, как сильно ты меня любишь, - говорит Кетрин, смотря на лежащего рядом Элайджу, дрожащей рукой поправляя непослушный локон волос. —Я вижу это в твоих глазах. Но что потом? Однажды, когда... твоя любовь закончится... Что потом? Боль?

— Катерина, почему ты говоришь так? – на лбу выступает венка, которая, как уже знала Кетрин значит, что тот зол.

— Потому что невозможно любить, - тяжело дышит, приподнимает голову с подушки.

— Моя Катерина, ни сегодня, ни завтра для меня ничего не изменится, - улыбается, нависает над ней, пытается поцеловать, но Кетрин зажмуривается, натягивает на свое лицо одеяла. — В обоих мирах ты будешь моей любимой. Ты всегда будешь в моем сердце. Ты заслуживаешь быть любимой. Поверь мне.

— Я верю тебе Элайджа, но не верю в любовь до гроба, - из-под одеяла показываются ее глаза.

— Сейчас не то время, когда за сердце женщины сражались на дуэлях и погибали, - соглашается он. — Но твою любовь и тебя я не потеряю.

— Но сейчас не время, настают темные времена, - шепчет она.

— Мне нужно быть рядом с сестрой, думаю, Никлаус пожелает, чтобы я вместе с ним узнал имя настоящего врага, все худшее впереди, - начинает он, а Пирс не дает ему возможности договорить, ведь ее губы касаются его.

— Просто будь рядом со мной, доверься мне, мы переживем все вместе, - сквозь поцелуй произносит она.

Ее поцелуй пьянит. Пьяный. Манит. Только они вдвоем. Все в тумане.

Она мило злится и смеется, когда они вместе с Майклсоном падают с грохотом на пол и теперь уже она нависает над ним. Ей не нужно ничего и никого другого, ведь он рядом с ней. Ей не нужно было много, а только, чтобы он был рядом.

Только они вдвоем.

Он желает целовать ее, вновь и вновь, но сейчас не время. Не время и оба понимают это. Каждая секунда пропитана его любовью и горечью одновременно, ведь он должен отпустить ее, и Кетрин понимает это. Понимает, когда он отпускает ее, и она встает, поднимает одеяло.

— Мамочка! - Надя бросилась в объятия матери, обхватив её шею своими руками.

Кетрин даже не понимает, как малышка появилась в их с Эладжей комнате, ведь еще рано и она должна была спать. Малышке просто было одиноко и услышав шум она пошла на него, сумела открыть незакрытую дверь. Может, ей и было три, но она всегда любила свою мать, как и Кетрин любила свою дочь. Может потому что она была единственным, кто был у Кетрин в этом мире. Может потому что Элайджа единственный, кто полюбил Кетрин и принял такой, какая она есть. Он верит в то, что такую как она можно любить. Она не верит в любовь, но верит в то, что может быть счастлива рядом Элайджей, или попытаться измениться ради него.

— Как ты здесь оказалась? – Пирс легка, наклоняет голову смотря на дочь, что малышка вздрагивает, думая, что ее приход разозлил мать.