Черная обратила внимание, что немец пристально смотрит в угол телеги, где стояла корзина с яйцами.

— Господин офицер, скомандуйте, чтобы нас выпустили. А я вас отблагодарю.

В это время подошел Петр. Он низко поклонился офицеру и передал ему в руки корзинку. Офицер что-то сказал полицаям, и Марию с Петром выпустили за ворота…

Некоторое время они ехали молча, потом Алисионок сказал:

— Ну и наволновался я за тебя, Мария. Несу узлы, а сам все думаю, как ты там, а когда твой голос услышал — прямо ноги отнялись. Стою как столб, а полицай злится, в спину меня толкает. Мол, неси, не задерживай. Чего я только не передумал. А потом, когда вышел, увидел, ты сидишь, а вокруг тебя фрицы, решил, что придется отстреливаться…

Мария молчала, да и что она могла сказать, когда за эти страшные минуты ей пришлось пережить такое, что иному не выпадет за целую жизнь.

— Все обошлось, — повторила она слова Петра. — Сошло благополучно.

Еще одно задание Мария будет помнить всю жизнь. Подпольный райком поручил Черной вывести из лагеря большую группу военнопленных. В этот раз, кроме Дяди Пети, ей помогали и другие товарищи. Среди них были Иван Толстиков, бывший военнопленный Михаил Иванов и волжский немец Андрей (так его представили Марии), много сделавший для подпольщиков. Освобождение военнопленных из лагеря Масюковщина было его последним заданием в городе — после этого он уходил в партизанский отряд.

Операцию наметили провести 20 марта 1943 года, руководить ею должна была Осипова. Этот мартовский холодный день ничем не отличался от других дней, но для тех, кто находился в лагере и знал, что сегодня решается его судьба, он был особенным. В этот день, как обычно, колонны пленных под конвоем отправились на работу. Одни шли пешком, подгоняемые грубыми окриками и пинками, другие, предназначенные для работы в более отдаленном районе, грузились на машины. В морозном чистом воздухе далеко разносились лающая немецкая речь и ворчание моторов.

Не отставал от других конвойных и этот среднего роста немецкий солдат, выстраивающий в аккуратную колонну изможденных людей, одетых в рваную военную форму. Старались заслужить одобрение начальства и его помощники. Наконец колонна вышла из лагеря и послушно зашагала к окраине города. Конвоиры и полицаи не спускали глаз со своих подопечных, подгоняли и покрикивали на отстающих. Правда, отстающих почти не было, все старались идти как можно быстрее. Встречные прохожие меньше, всего могли предположить, что конвоиры и полицаи, охраняющие пленных, всего лишь несколько часов назад вместе с командиром партизанского отряда в последний раз обсуждали предстоящую операцию. Впереди колонны на некотором расстоянии шел одетый в крестьянскую одежду мужчина. Это был Петр Алисионок. Он нес на спине белый мешок с большой темной заплатой, заметный издалека, своего рода маяк, на который ориентировалась колонна. Петр шел размеренной походкой человека, привыкшего много ходить, и белый мешок мерно раскачивался в такт его шагам. Мария тоже держалась в отдалении от замыкающих колонну, и надо было обладать необыкновенной проницательностью, чтобы признать в этой скромной женщине командира группы.

Колонна вышла из города, не вызвав ни у кого никаких подозрений: обыкновенная картина — пленных гонят на работу. Дорога довела до поворота и вильнула в сторону на тропинку. Пленные, теперь шедшие в колонне по одному, должны были быть очень внимательными, чтобы не сбиться с пути.

Тропинка раздвоилась. Алисионок уверенно пошел прямо, за ним потянулись остальные. Почти все, кроме одного, который машинально свернул вправо.

Этот один был Михаил Иванов. Он, как и все, шагал в колонне и нес небольшой, но тяжелый мешок. Никто, кроме Марии и Петра Алисионка, не знал, что в этом мешке находились патроны, которые надо было доставить в партизанский отряд. Драгоценную ношу доверили Михаилу — проверенному, надежному человеку.

Иванов шел медленно, задумавшись. Дорога, петляющая среди деревьев, напомнила ему тот страшный путь, когда его вместе с другими военнопленными гнали в лагерь смерти Малый Тростенец. Перед его глазами, как кадры фильма, промелькнули бараки, огромные овчарки со злыми человеческими глазами и наглые морды охранников. Вспомнил он, как его, обессиленного и полуживого, под гогот и грубые шутки солдат несла на спине тоненькая, сгибающаяся под тяжестью его тела женщина, вырвавшая его из рук смерти. Вспомнил он, как, тяжело опираясь на плечо своей спутницы, делал он первые шаги заплетающимися от слабости ногами по упругой, покрытой листьями и сосновыми иголками земле. Правда, тогда пахло листвой, хвоей и тем неповторимым терпким запахом, который бывает только в осеннем лесу, а сейчас пахло морозом, скрипел снег под подошвами и густые ели сердито отряхивали белые лапы. Михаил помотал головой, чтобы отогнать непрошеные мысли, и вдруг остановился, как будто наткнулся на невидимое препятствие. Он был один!

Не маячил впереди белый с темной заплатой мешок на широкой спине Дяди Пети, не шли рядом товарищи.

«Где же все? — растерянно подумал он. — Куда же идти дальше? Наверное, я отстал, а остальные ушли вперед».

Михаил сделал несколько шагов по дороге. Пусто. Нет ни души. «Вернусь до развилки, наверное, они там», — решил Иванов и повернул назад. Из-за деревьев на него выскочил человек в немецкой форме и кинулся к нему. Михаил выхватил нож…

В колонне никто не заметил, что Иванов пошел другой дорогой. Все были слишком поглощены одним желанием: скорее добраться до своих. Через некоторое время Мария обратила внимание, что в колонне нет Михаила. Она замедлила шаги, отстала. Надо узнать, что с ним.

— Андрей, — приказала она конвоиру. — Иванов отстал. Проверь, не пошел ли он не в ту сторону.

Андрей бегом помчался выполнять приказ, он знал, что надо как можно скорее найти товарища. Если он пошел другой дорогой, то она приведет его в немецкий гарнизон. Чтобы выиграть время, Андрей побежал напрямик, сокращая расстояние, и вскоре увидел идущего по дороге человека с мешком на спине.

— Иванов! — позвал он громким шепотом. Кричать нельзя — рядом враги.

Михаил не услышал.

— Стой! — еще раз попытался остановить его Андрей и одним прыжком выскочил на дорогу. Он едва успел увернуться от ножа и отскочить в сторону.

— Меня Маруся послала, — с трудом переводя дыхание, сказал он.

Рука с ножом опустилась, недоверчивые глаза уставились на Андрея. Несколько мгновений Михаил раздумывал над услышанным. Потом взгляд его потеплел, он узнал в немце подпольщика.

— Еще немного, и ты притопал бы в гарнизон, — продолжал Андрей. — Там бы с тобой поговорили…

— Не пришлось бы разговаривать, — спокойно сказал Иванов, — убил бы первого, кто сунулся, а потом себя…

Коротким путем догнали остальных.

— Надо быть внимательнее, — с укоризной сказала Михаилу Осипова, — не время мечтать…

Иванов смущенно молчал, он не мог объяснить Марии, какие мысли заставили его утратить контроль над собой. Осипова больше не укоряла Михаила, видимо, поняла, что творится в его душе.

— Ну ладно, со всяким может случиться, — подбодрила она Михаила. — Только больше не теряйся.

К Осиповой подошел Алисионок посоветоваться, как идти дальше: впереди дорога, на которой большое движение, а ее надо обязательно пересечь. Решили опять идти колонной.

— Колонна, подтянись, конвойные и полицаи охранять пленных, — скомандовал Алисионок. — Сейчас будем переходить магистраль.

Едва колонна продвинулась на несколько метров, как появились три машины с немцами. Визг тормозов, передняя машина остановилась.

— Кто такие? Откуда? — спросил офицер.

Андрей отрапортовал по форме, предъявил документы.

Ничто не насторожило гитлеровцев, и они уехали. Колонна пересекла магистраль и скрылась в лесу. Уже начало смеркаться, когда решили остановиться и передохнуть. Мария смотрела на своих спутников. Бледные, даже несмотря на мороз, лица; люди замерзли, но держатся хорошо — никто не показывает виду, как дорого ему дается эта бодрость.