- Лет в шестнадцать, когда у меня еще не было отношений, я тоже любил развратных девчонок, которые могли бы меня чему-то научить. – Чонсу перешел в режим «заботливого хёна» и доверительно обнял монаха за плечи, сияя своей неподражаемой лучезарной улыбкой. – Но потом, когда у меня появился определенный опыт, я перестал видеть в этом что-то привлекательное. Мне, напротив, стало неприятно понимать, что к моей девушке до меня прикасались человек двадцать…Хотя, конечно, дело твое…

- Я не об этом. – Кюхён покраснел сильнее, потому что лидер был прав: его покорила порочность возлюбленного, и он, к своему страшному стыду, почти возбуждался, зная, какие кульбиты тот вытворяет с герцогом. – Я о том, какие мужчины ему нравятся. Ну, красивые, наверное… Сильные… Я об этом прежде не думал, потому что не собирался вступать в отношения. Когда ты соблюдаешь обет безбрачия, собственная привлекательность совсем не волнует. Но теперь у меня есть любимый, и я хотел бы знать… – Кюхён смущенно засмотрелся на носки своих кроссовок. – Он может считать меня симпатичным?

- Да спроси фанаток Кюхёна! – засмеялся Чонсу. – Они просто в восторге…

- Это совсем другое, – возразил монах. – Разве ты не знаешь, что любовь к артисту – не такая, как к простому человеку? Скажем, Ким Джеджуна многие обожают, а омега никогда не пользовался популярностью… Нет, плохой пример, он из фанфика. Но ты меня понимаешь. То, что человека показывают по телевизору, многое меняет, и люди влюбляются в тех, на кого при встрече на улице даже не посмотрели бы.

- А ты в себе сомневаешься? – нахмурился лидер.

- Немного, – признался Кюхён. – Я физически слаб – на руках его точно не подержу. У меня некрасивая фигура. Да и лицо… Вот Донхэ говорил, что я страшный.

- Поверь мне, – Чонсу похлопал монаха по спине, – наш Хичоль настолько упоротый, что ему мог понравиться даже ты.

- Ах, «даже», – задумчиво повторил Кюхён.

Чанмин перевязал почти затянувшиеся раны Донхэ и профессора, покормил всех пленных, отвел по очереди в туалет, нашел Насте расческу, дал профессору книгу, притащил из гостиной телевизор и поставил перед Донхэ…

- Вы в плену, придурки! – рявкнул он наконец. – А я за вами слежу! Я, блин, тюремщик, а не горничная!

- А в костюме горничной смотрелся бы зашибенски! – прокричал из спальни Донхэ. – У тебя, кстати, того красного платьица нет? Мне нравится Чамико.

- Моему омеге – тоже, – заметил Чанмин, напоминая таким образом, что он никакая не «девочка».

- Да ты в зеркало на себя посмотри, альфа недоделанный, – засмеялся Донхэ. – В тебе больше женственности, чем в Дже! Хреново, наверное, от телки-то рожать.

- Виноват Шим Чанмин: любит красивые прически, стильную одежду и аккуратный макияж. – Чанмин сделал реверанс. – А я лишь купаюсь в лучах его славы.

Дверь открылась, и на пороге появился засыпающий прямо на ходу Джеджун. Чанмин тут же бросился к нему, осторожно обнимая.

- А у вас разве нет репетиции? – спросил он, помогая омеге снять пальто.

Джеджун, хоть и валился с ног от усталости, усмехнулся про себя. Его мужчина чувствовал себя виноватым и пытался угодить.

- Я ушел, я сейчас ни на что не способен, – ответил он. – Как там пленные?

- Жрут, смотрят телевизор – в общем, как на курорте, – сказал Чанмин. – Как ты себя чувствуешь?

- Нормально, если не считать того, что Чанмин сидит букой в углу, а Юно и Ючон теперь – пара, и у Ючона – ВИЧ, – с улыбкой рассказал Джеджун, разуваясь.

- Майор, мать его за ногу, – хихикнул Чанмин. – Я скучал по этому идиоту…

- Не ругайся при ребенке, – попросил омега, семеня в душ.

- А он уже понимает? – Чанмин шел следом за Джеджуном. Как ни странно, ему удалось войти в ванную, – видимо, тот факт, что у Донхэ был браслет, разрешал ему оставлять его через три помещения от себя.

- Не знаю, но лучше ему не слышать грубостей, – сказал Джеджун, начиная раздеваться.

Чанмин нервно прикусил губу. Все то же тело, которое он любил, с этими полустертыми подобиями татуировок, но только теперь живот стал немного больше. Если бы он столько раз не исследовал каждый изгиб, то мог бы и не заметить, но сейчас беременность казалась явной. И это придавало лишь больше очарования – омега носил его ребенка. А ведь еще не так давно Чанмин шутил вместе с Юно по поводу внешнего вида беременного Джеджуна. Знал бы он тогда, что меньше чем через год «шутка природы» станет таким из-за него…

Чанмин не удержался: подошел к Джеджуну и обнял его сзади, поцеловав в шею.

- Давай убежим, – шепотом сказал он, спускаясь поцелуями на плечи. – Когда Кюхён ослабит связь с господином и я смогу уйти от его сына… Давай вместе убежим к артистам. Тебе нельзя тут оставаться, а я не хочу.

- Ты не веришь в то, что наши смогут победить? – спросил Джеджун, повернув к нему голову.

- Не знаю, кто победит, и знать не хочу, – признался Чанмин. – Я от этого устал. Не хотел никакой войны. Мне этой прелести хватило до двадцатых годов прошлого века…

Джеджун встал к Чанмину лицом и прижался к нему.

- Я уйду, но чуть позже, – объяснил он. – Не нужно сейчас втягивать в это певцов. – Джеджун коротко зевнул и чуть отстранился, прикрыв рот рукой. – Я пока еще могу выступать: фигура позволяет. Только фирменные раздевания артиста отбросим.

- Тебе надо помыться и поспать, – сказал Чанмин, с нежностью пропуская между пальцами пряди волос омеги. – И очень прошу, не думай, что я мог бы вас бросить. Если бы ты тогда сказал, что ждешь ребенка, я бы силком тебя с собой потащил…

- Кхм, не знаю, что за композиции на моем плеере, но их Джунсу по совету Вероники закачал, – заметил Джеджун, отводя взгляд. – Я не рыдал в подушку под песенки о брошенных матерях.

- О, вот как, – смущенно засмеялся Чанмин. Глупо было поверить в то, что омега слушал русскую попсу и обливался слезами… Хотя ему такое поведение немного подходило. – А сама Вероника-то их откуда знает? Не ее ситуация. Ее никто и не подбирал, чтобы бросать.

- Ты хам, как обычно. – Джеджун снова посмотрел ему в глаза. Ласково, преданно. Чанмину как будто стало легче дышать. Юно и Джунсу могли сколько угодно мечтать о казни предателя, но Джеджун не держал зла, а если и ненавидел любимого после вынужденного бегства, то давно простил. У Чанмина все еще был кто-то близкий. Единственный во всем мире человек, который всегда его ждал и поддерживал. Это придавало сил, уверенности в себе. Вернутся остальные – и пусть дальше шпыняют, сколько хотят. Чанмин знал, что он не один.

- Джеш, ты почти голый, имей совесть, – с улыбкой сказал он. – Чего ко мне льнешь?

- Хочу – и льну к своему парню, – надул губы омега. – Или я тебе неприятен, потому что беременный?

- Глупости. – Чанмин, испугавшись, что может обидеть Джеджуна, немедленно доказал обратное, поцеловав его в губы и погладив по обнаженной спине. – Просто все засранцы – за дверью, а ты нежный и в одних трусах. Я хоть и вампир, но не дохлый же.

- Тогда давай тихонько, – шепотом предложил Джеджун, глядя на Чанмина смущенно и с надеждой, как воспитанный ребенок, выпрашивающий какую-то недешевую игрушку.

- Ты ведь спать хотел, – растерялся вампир.

- Это же быстро. – Джеджун требовательно потер подушечкой указательного пальца материю рубашки на плече Чанмина. Он скучал по своему «предателю», а теперь, стоя в более-менее спокойной обстановке так близко к нему, ощущал, как сильно скучало и его тело. Вдобавок, не мешало проверить: противен все-таки или нет?

- Я не майор, чтобы мне минуты хватило, – поделился полученным через кровь компроматом Чанмин. – Пленники же поймут… Они тебя не волнуют?

- Не особенно, они ведь ничего не услышат, – настаивал омега. Неужели вампир действительно не желал к нему прикасаться?

- Джеш, но ты же… Ты… – Чанмин в замешательстве облизнул губы. – Тебе не вредно? И ему?

- Мне может быть немножко больно, но ты ведь аккуратно, да? – не сдавался омега. – А ребенку это не навредит. Я делал так с Юно, помнишь?