МЕХИКО
Джунсу постоянно отсутствовал, хотя никаких поручений ему не давали, и зачем-то требовал от Ючона денег. Майор, который стал главным «коллектором» дона Эстебана, без возражений их ему давал, а потом ходил мрачнее тучи.
— Похоже, у него с мексиканцем все серьезно, солдат, — сказал однажды Юно. Герцог был так счастлив, что мог позволить себе сочувствовать даже «черни». — Тебе стоит прекратить думать о нем. Найди себе другого мужчину. Или женщину. У тебя, насколько я могу судить, не хватает ума делать различие по половому признаку.
Ючон промолчал. Все, что вертелось на языке, было совершенно нецензурным, а Джунсу просил не материться.
Художник пропадал у Аделиты. Он путешествовал по разным мирам, тратя на это деньги Ючона, и с каждой такой вылазкой все отчетливее убеждался, что новое открытие — горькая правда. Сначала он не понимал, по какому принципу выбирать пункты назначения, и часто слышал от проводницы: такого мира не существует. Но затем он понял, что является основным критерием, и стал для каждого визита безошибочно называть пять или шесть «снов».
— А почему я почти всегда пассив? — как-то раз возмутился он, вернувшись из очередной «прогулки». — То певец, который дает Ючону, то проститутка, которую снимает Ючон, то одноклассник Ючона, совращенный им после урока физкультуры… Это потому, что Ким Джунсу на полгода младше? Но ведь Ючон, пока был в квинтете, постоянно плакал прямо на сцене, это совсем не по-мужски! И он часто носил длинные волосы!
— Возможно, потому, что у Джунсу — образ невинного ангела, — заметил Рамон, решив не переводить тираду для Аделиты. — Но в своем мире ты — актив, и Ючон намного младше…
— Был, — резко добавил Джунсу. — Теперь он не просто умер — его нет. Нет даже могилы, на которую я мог бы принести цветы, праха, чтобы развеять его… Если вдуматься, то моего Ючона вообще никогда не существовало. Только этот человек. — Джунсу постучал пальцем по экрану своего смартфона, где красовался длинноволосый, ярко накрашенный Пак Ючон на мотоцикле. — Увидеть бы его. Как думаешь, он может быть геем?
— Не исключено, шоу-бизнес ведь… — Рамон ревниво посмотрел на артиста. — Но тогда он — друг Джунсу. Певца.
— Глупости, — улыбнулся художник. — Это просто «канон». Эх, взяться бы за него. Я даже майора умудрился в порядок привести, чего уж говорить об этом парне…
— Я не отпущу тебя! — вскричал Рамон, отнимая у Джунсу телефон и яростно кидая его на диван. — Ты обещал, что будешь со мной! Или ты сказал это лишь для того, чтобы я оставался при тебе в качестве переводчика?
— А зачем я тебе? — Джунсу стал кричать еще громче. — На что тебе такой неполноценный? А-а-а, один из лучших вокалистов Кореи все равно даже не посмотрит в твою сторону, зато я, с той же физиономией, совсем рядом, можно даже потрогать, и за это не прибьет охрана?!
— Не сходи с ума! — Рамон схватил Джунсу за плечи. — Вы для меня — два разных человека! Более того, я сначала узнал тебя, и, с моей точки зрения, это певец на тебя похож, а не наоборот!
— Мы — не два разных человека, и ты это прекрасно понимаешь, — процедил Джунсу. — Я — только его воплощение. Аватара, так сказать. Отличный, кстати, каламбур. Бог, спустившийся на грешную землю… Ну и название у их группы, просто триумф мании величия.
Аделита с удовольствием наблюдала за перепалкой. Она не понимала слов, но ощущала эмоции, и они вызывали у нее интерес. Проводница еще никогда не встречала таких людей, как Джунсу.
Джунсу по-настоящему проникся симпатией к Пак Ючону из группы JYJ. В юности этот артист был копией его любимого мальчика, да и сейчас, «изрядно поистрепавшись», как пренебрежительно заметил Рамон, выглядел крайне привлекательно. В его образе мужественность сочеталась с романтичностью и ранимостью. Оттого, наверное, так тяжело было после записи концерта и пары серий «Принца с чердака» смотреть на необразованного, приземленного майора, который ковырялся пальцами в зубах и однажды, о чем-то поспорив с Хичолем, потащил его вместе с креслом в другой угол комнаты — чтобы «бурчал себе там подальше».
Хичоль, кстати, раздражал больше всех. Настоящий певец. И как он мог общаться с ними, неполноценными, на равных, да еще и спать с Юно? «Полный придурок, » — заключил Джунсу. И был, конечно, отчасти прав. Но как же на эстраде без «привета»?
А пока художник сходил с ума от свалившейся на него правды, Джеджун тонул в море счастья. В Чанмине ему нравилось все, и особенно удивляло то, как он восхищался его внешностью, ведь когда-то человек с тем же лицом вызывал у него неприязнь. Джеджун мог подолгу любоваться чертами вампира, не понимая, почему такой красивый и молодой парень решил встречаться с ним, серой посредственностью.
— Чего так на меня таращишься? — спросил Чанмин одним утром, когда Джеджун, лежа на соседнем шезлонге перед бассейном, уже минут десять восхищенно рассматривал его. — Загорающий мертвец — это так забавно?
— Ты точно не аристократ? — спросил Джеджун, тепло улыбаясь. — У тебя изящные черты.
— Сам не помню своего происхождения. — Чанмин закрыл глаза. Они снова были разного цвета — дома он давно перестал носить линзы. — Но английский охотник, который привел меня в свой дом, сказал, что спас от оборотней «крестьянского мальчика». Как уж он это определил — не знаю. Может, деревенские жители сказали, что чудовища украли ребенка. Или по одежде.
— Ну, я тоже не потомок королей, — ответил Джеджун, гладя его по руке. — Все мои четверо дедушек не имели высшего образования. Да, смешно, наверное. Четверо дедушек…
— А меня господин за провинности оставлял на пару недель в гробу в темном подвале, — засмеялся Чанмин. — Традиция такая была, уже изжила себя. Это смешнее, по-моему.
— Ты скучаешь по нему? — поинтересовался Джеджун.
— По гробу? — удивился Чанмин.
— По господину, — поправил его Джеджун.
— А-а-а… По Хичолю… Немного, но это проходит… Это как зависимость. Сначала — ломка, а потом становится легче…
Джеджун ничего комментировать не стал, но был поражен. В мире Чанмина его хозяином был Хичоль? И здесь он сделал такого же человека своим слугой? Подлая, бессмысленная месть? Или… Чанмин просто не мог жить без того, у кого было лицо его любимого господина?
Счастье не может длиться вечно. Его сменяет либо рутина, либо беда. И Чанмин понял, что спокойное время подошло к концу, когда, наблюдая за медитирующим на газоне Кюхёном, ощутил кратковременную, но болезненную пустоту в сердце. Прежде он такого не испытывал, но точно знал: умер его слуга. Хичоль стоял на крыльце и за что-то лупил оборотня, а значит, погиб Никита Сергеевич по кличке Кукурузник.
Он был наркоторговцем и имел много врагов. А господин не звал Чанмина. Поэтому вампир не понял, в чем подвох, и лишь мысленно произнес: «Ну, rest in peace*, мужик.»
Джеджун запрыгал по комнате, когда утром нашел на внутренней дверце шкафа билет на автобус и путевку в пятизвездочный отель на побережье, дополненные запиской: «Давай отдохнем неделю, чудо ты мое. Я уже попросил дона Эстебана дать тебе отпуск. Только ты, я и волны. Будем заниматься любовью на пляже. Течка закончилась, лубрикант случайно останется в номере, ты будешь пищать, и мы с ног до головы испачкаемся в песке, а потом нас оштрафует полиция. Мило, правда? Буду ждать на станции в 20:10. Целую, моя очаровательная ошибка природы, ставшая ее шедевром.»
Джеджун чуть раньше ушел с работы и собрал вещи, а в половине восьмого уже был на вокзале — в новой красивой блузке, с пышно уложенными волосами и тушью на ресницах. Но Чанмин не появился. Ни в момент отправления автобуса, ни на час позже. На звонки он не отвечал. Хичоль тоже не знал, где он. Однако Джеджун не решил, что его бросили. Это было бы нелепо, ведь вампир не предупредил и слугу. Случилось что-то плохое. Омега, плача и по мере собственных возможностей повышая голос, уговорил майора Пака отправиться на поиски Чанмина. Но тот пришел ни с чем. Вести принес лишь Юно, превратившийся в волка, вынюхивавший Чанмина и бегавший по городу, пугая жителей. Вампир был в одном из лучших отелей Мехико, правда, туда оборотня без оплаты номера не пустили.