«Чанмин меня сейчас не захочет, ему наверняка противно, — решил Джеджун, ожидая дома вампира. Становилось все хуже, и гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Было жарко, душно, больно внизу живота и ноюще-пусто между ног. Гадость, одним словом. Теперь омега это понимал. — А чего тут удивительного? У парня из задницы что-то течет. Одно желание, наверное: подгузники на него надеть. Надо опять попросить у Кюхёна заколдованную воду.»
Когда Чанмин вернулся, Джеджун изо всех сил старался выглядеть так, будто с ним все в порядке. Он даже наложил на лицо приличный слой тонального средства, чтобы скрыть то, как пылают щеки. Но притворство давалось ему тяжело: глаза лихорадочно блестели, голос звучал напряженно. Когда Чанмин предложил что-нибудь посмотреть, он согласился, но ложиться на кровать не стал, а сел в кресло, хотя оттуда телевизор было видно хуже. Там он подтянул колени к подбородку и таким клубочком взялся страдать от ядерной смеси нервного возбуждения, боли и желания. Чанмин некоторое время с ласковой усмешкой поглядывал на несчастное создание, потом подошел к нему, выудил из кресла и уложил на кровать.
— Кто балбес? — спросил он растерявшегося омегу, целуя его в щеку. Джеджун только разомкнул губы, чтобы как-то оправдаться, но не издал и звука. В чем его вообще обвиняли? Чанмин продолжил: — Джеша — балбес. Зачем так мучиться? У тебя есть я. Уверен, все твои занятые «подружки» в «критические дни» не прятались по углам, а радостно спаривались со своими парнями. Так чего же ты?
— Я не хочу, чтобы тебе было противно, — тихим жалобным голосом ответил Джеджун, — у меня же там…
— А я не хочу, чтобы тебе было плохо, — нежно произнес Чанмин, аккуратно убирая вспотевшие пряди волос со лба и висков омеги. — И ничего противного в этом нет. Я уже давно хочу снова попробовать, когда ты течешь… — Чанмин стал снимать с больше не сопротивляющегося Джеджуна одежду и, дойдя до трусов, не смог сдержать смех. — Дже, ты это серьезно? ПРОКЛАДКИ?! Нет, я все, конечно, понимаю: практично, разумно…
— Уйди, — захныкал Джеджун, отворачиваясь от него.
Чанмин действительно скрылся в ванной, где включил воду — видно, предпочел душ его обществу. Джеджун заплакал всерьез. Как у него хватило глупости сказать Чанмину «уйди»? Вампир ведь подшучивал над ним не со зла, а просто из-за особенностей своего характера. Кроме того, прокладки и правда были смешны, учитывая, что внешне Джеджун имел мужское строение тела!
Вскоре Чанмин вернулся — уже раздетым. Он посмотрел на своего возлюбленного, вздохнул и снова взял его на руки. Джеджун в непонимании хлопал влажными и покрасневшими глазами.
— Стесняешься, что у тебя между ног мокро, — вуаля, оба будем мокрые до нитки, — сообщил Чанмин, сажая омегу в ванну, полную теплой воды с пеной.
Через час Джеджун, уставший, но счастливый, сидел, прижавшись спиной к груди вампира, и наполовину дремал. Пены уже не осталось, но ему она не была нужна: объятия любимого ласкали тело куда нежнее. Теперь точно не о чем было переживать. Чанмину он нравился таким, какой есть, со своей непонятной половой принадлежностью и несколько извращенными особенностями организма.
— А что ты подумал, когда увидел меня впервые? — тихо спросил Джеджун. Не открывая глаз, он взял одну руку Чанмина, лежавшую у него на животе, и нежно поцеловал.
— Уж точно не то, что ты станешь моим «полевым цветочком», — ответил вампир, даря ответный поцелуй в затылок сидящего перед ним омеги. — Все зовут тебя одуванчиком, но я не согласен. Ромашка. «Любит — не любит»… — Чанмин стал слегка пощипывать кожу на плече Джеджуна, имитируя отрывание лепестков при гадании.
— Любит, — с чувством ответил Джеджун, улыбаясь. Чанмин промолчал, и он, ничуть не расстроившись, добавил: — А ты молчи. Мне и так хорошо.
— «К сердцу прижмет — к черту пошлет, » — продолжил вампир, начав щипать уже не плечо, а левый сосок Джеджуна.
— Не на-адо, — застонал омега, зажмурившись еще сильнее. — Не трогай…
— Еще как потрогаю, — засмеялся Чанмин. — Это же одна из кнопочек «включить возбуждение». Они мне нравятся: не западают, исправно работают.
— Да у многих же так, — смущенно сказал Джеджун, убирая руку вампира обратно на бортик ванны.
— Может быть, — согласился Чанмин, возвращаясь к прерванному занятию, — но нажимать я хочу только на твои.
Джеджун решил, что эти слова можно счесть признанием. Плеснув себе в лицо водой, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы счастья, он повернулся к своему возлюбленному и поцеловал его в губы.
Чанмин не давал Джеджуну страдать в «критические дни» и отсутствовал меньше, чем обычно. Во время обеденного перерыва он пришел к нему в офис, запер дверь в его кабинет и, не скрывая своих намерений, выдернул бухгалтера из-за рабочего стола. Джеджун сопротивлялся, как мог: сказал, что это нарушение трудовой этики, пригрозил вообще отказать в доступе к телу, обозвал озабоченным упырем… Но проклятая природа взяла свое, и завершилось все тем, что эти двое занимались сексом прямо на столе, уронив ворох документов на пол. «Для профилактики, » — подмигнул Чанмин, удаляясь. «Ему двадцать три, конечно, сексуальная энергия льется через край, — говорил покрасневший Джеджун своему отражению в зеркале, расчесывая взлохмаченные волосы и надевая очки в безуспешной попытке вернуть себе приличный вид. — А я, в моем возрасте, терпи все это! Связался, называется, с мальчишкой!» Работа после этого совсем не двигалась с места. И как только «его» Джунсу с Ючоном получали новый прилив сил после страстного секса в обеденный перерыв? Джеджун теперь вообще не мог сосредоточиться за «оскверненным» столом и до вечера сидел над одним небольшим отчетом. При этом, несмотря на полное физическое удовлетворение, мысли в его голове роились не самые радужные. «У нас из-за моей течки вообще нет ничего, кроме секса, — думал омега, постукивая кончиком карандаша по папке с бумагами. — Он, наверное, видит во мне какое-то животное с низменными инстинктами и поэтому так себя ведет!» Но Чанмин будто читал его мысли и в тот же день вывел на прогулку. Прямо на улице, около кубинского бара, пары соревновались в умении исполнять латиноамериканские танцы. Джеджун никогда не танцевал, но все участники конкурса были простыми любителями, и вампир сумел уговорить его присоединиться ко всеобщему веселью. Им досталась сальса. Чанмин двигался великолепно и подсказывал зажатому бухгалтеру, что делать, вел его. Если сначала Джеджун просто посмеивался, краснел и смотрел в сторону, то ко второй композиции уже вошел во вкус, пытался подстроиться под ритм и своего партнера. Зажигательные мелодии, жаркая мексиканская ночь, беззаботно танцующие люди вокруг, любимый мужчина, прижимающий его к себе, — это было похоже на сцену из романтического фильма. Джеджун широко улыбался и даже не стеснялся того, что сальса в его исполнении больше напоминает «расколбас» на дискотеке «кому за 50». Они покинули маленькую площадь перед баром, не дождавшись результатов, однако омега и так чувствовал себя на вершине пьедестала. Правда, он подвернул во время танцев ногу и безо всякого умысла пожаловался на это; Чанмин схватил его на руки и так нес минут пять, сначала вырывающегося, а затем притихшего и едва не мурчащего от удовольствия. Потом они все-таки поймали такси.
На день рождения родственницы Сильвии вместо обычного охранника пошел Чанмин, что понравилось и самой дочке наркобарона: она очень хотела увидеть, как «тетя» преображается рядом со своим «дядей». Но взрослые, разумеется, вели себя, как хорошие знакомые, и скоро девочка, которой было скучно на празднике, попросила отвезти ее домой, но не к себе, а к «великолепной семерке». Джеджун позвонил дону Эстебану, получил разрешение подержать у себя малышку до вечера и согласился выполнить ее просьбу. Во дворе, у бассейна, лежал Хичоль в шортах и футболке. Чанмин поинтересовался, почему он загорает чуть ли не при полном параде, и получил ответ, что вампиры вообще не загорают, им надо солнца бояться, а что на него прямые солнечные лучи не действуют — так это еще один минус нечисти, которая оказалась совсем не страшной и абсолютно не таинственной. Чанмин пообещал добавить мрачности, купив ему уютный гроб, но предупредил, что оборотень туда точно не полезет. «Придется закапывать гроб в лесу, — вздохнул Хичоль, снова поудобнее укладываясь на шезлонге. — Будем друг к другу в гости ходить. Я к нему — под дерево, он ко мне — в могилу.» Чанмин махнул на него рукой и прошел в дом, а Джеджун, семенивший следом, шикнул на певца: «Хватит так шутить, вы же не мертвые!»
