– Слышь, служивый, помоги, если не трудно. Тут какой-то оружейный склад под нарами… – И, уже не оборачиваясь, с колотящимся сердцем втиснулся в землянку.
Дробыч озадаченно почесал щетину, посмотрел по сторонам. Только бы не позвал своих! – мысленно взывал к небесам Алексей. Дробыч не стал это делать, видно, не почуял подвоха. Он двинулся к землянке, поправляя ремень автомата, спустился вниз, протиснулся в дверь:
– Что тут у вас, товарищ ка…
Алексей схватил его за горло, втащил внутрь, стиснул шею сильными пальцами, чтобы не закричал, коленом ударил в промежность. Дробыч захрипел, руки обвисли. Алексей продолжал все сильнее сжимать его горло, пока глаза у того не закатились и не подломились ноги. Он осторожно опустил его на пол. Дробыч вздрагивал, пытался продохнуть. Алексей усилил нажим, чтобы окончательно умертвить, и вдруг засомневался. А вдруг ошибся? Вдруг никакие они не диверсанты – бес попутал, слуховая галлюцинация спросонья? Он ослабил удавку, стиснул кулак и хорошенько врезал в челюсть. Дробыч откинул голову и отключился. Макаров навострил уши – пока тихо. Проверять документы у этого доходяги смысла не было – уж «воспитатели» постарались, все у них в порядке, лучше, чем подлинные: научились талантливо рисовать вещевые и расчетные книжки комсостава, командировочные предписания, продовольственные аттестаты, выписки из приказов о переводе в другие части… Он вытащил из подсумка запасной диск для «ППШ», две гранаты «Ф-1». Неплохое приобретение. Конструкция автомата Судаева позволяла использовать диски от «ППШ». Лихорадочно рассовал боеприпасы по карманам, на корточках подкрался к двери, выскользнул наружу, быстро перекатился к дровянику и энергично пополз в жухлую траву. Теперь от посторонних глаз закрывал колодец. Нетерпение гнало – хотелось встать, пробежать последние метры. Но он заставлял себя ползти, не замечать, как впиваются в кожу корневые отростки, как последние в этом сезоне комары выедают лоснящийся от пота лоб…
Оказавшись на опушке, Алексей поздравил себя с маленькой победой. Теперь ничто не мешало отползти за деревья и припустить прочь. Сто метров до оврага, а там лесная дорога… Но вместо этого он лежал за кочкой, всматривался. Уже рассвело, рассасывалась туманная мгла. За спиной пролегала траншея, ее он мог преодолеть без сложностей. Партизанская база предстала, как на ладони. Диверсанты отлично ориентировались на местности, владели информацией, раз были в курсе об этом лагере майора Станового. Неясные фигуры возились в рассветном мареве. Солдаты строились на «плацу». Белели повязки «раненых». Доносились приглушенные русские матерки. Алексей стиснул зубы. Он все понимал – сам критически относился к системе и ее отношению к гражданам. Считал, что ничем нельзя оправдать массовые репрессии – никакой безопасностью единственного в мире социалистического государства. Можно быть обиженным, можно не любить (так обижайся себе где-нибудь в сторонке!), но чтобы переметнуться к фашистам, уничтожать свой же народ… Это было выше его понимания. Подобные люди заслуживали только одного, и даже пули на них было жалко…
Он насчитал двенадцать фигур в рассветной дымке. Перед строем прохаживался Маргелов, сунув большие пальцы рук за ремень. В стороне переминался лейтенант Аннушкин, посматривал на часы.
– Где этот хренов Дробыч? – донесся его недовольный голос (видимо, по факту он явно был главнее Маргелова). – Васюков, найди его! И буди контрразведчика, хватит уже спать!
Спасибо, разбудили… Нервная смешинка выпорхнула из горла. Сержант Васюков засеменил в направлении колодца, выбежал на окраину базового лагеря, недоуменно повертел головой, позвал отсутствующего бойца и, немного поколебавшись, направился к землянке, в которой ночевал капитан Макаров. Маргелов что-то внушал своим подчиненным, приказывал заправиться, принять подобающий вид.
Алексей ловил в прицел лейтенанта Аннушкина, но тот сместился вбок, зашел за строй. Тогда он, мысленно ругнувшись, отыскал в прицеле спину Маргелова. Тем временем сержант Васюков вылетел из землянки, как пробка из бутылки! Споткнулся о последнюю ступень, тревожно заверещал, потеряв пилотку:
– Тревога, господин гауптман! С Дробычем разделались, большевик утек!
Дальше некуда было тянуть. Алексей стрелял, как на полигоне по ростовым мишеням! «ППС» плевался свинцом, больно отдавался в плечо. Магазин, дай бог памяти, был заполнен на две трети – для начала хватит. Маргелов вздрогнул – словно оса в спину ужалила, – рухнул на колени, неловко завалился боком. Остальные с криками разбежались и залегли. Конечности в бинтах, измазанные чем-то красным, нисколько не сбавляли прыти, понятно, что муляжи. Кто-то, лежа в траве, уже срывал с себя повязку. Алексей стрелял короткими очередями. Три неподвижных тела остались на бревенчатом накате. Еще один, задумав перебежать, поймал пулю в бок, и из раны обильно потекла кровь. Катился к дальней канаве лейтенант Аннушкин, ругался по-немецки. Сержант Васюков при первых выстрелах рыбкой отправился за колодец, там и сидел, дожидаясь конца вакханалии. Потом вскочил, помчался зигзагами к своим, ловко увертываясь от пуль. Вот что значит – уметь быстро бегать! Их осталось человек восемь. Аннушкин надрывался: четверо направо, остальные налево! Уничтожить большевика! Позицию Алексея давно засекли, он ее и не менял. Пришлось вжаться в землю, пули выли, едва не касаясь затылка. Подняв голову, он обнаружил, что противник разбежался. Во фланги пошли! И стал отползать, меняя магазин. Последний остался, хотя и вместительный, 71 патрон, на всю компанию хватит! Лес, по счастью, не был разреженным. Местность волнами, завалы бурелома, кустарники. Он откатывался к оврагу, уже догадываясь, что дорога будет тернистая, и неизвестно, что в финале. Диверсанты врывались в лес слева и справа, рассыпались, непрерывно вели огонь и передвигались быстрее, чем Алексей! Его преследовала неуютная мысль, что дорогу к оврагу вот-вот перережут. Стоило рискнуть, пойти навстречу – иначе просто зажмут! Он побежал, пригнувшись, влетел в какую-то канаву, засеменил по ней. Левый фланг противника был уже рядом, доносилась матерная «перекличка». Выхватив «лимонку» из подсумка и вырвав чеку, он продолжал бежать, прижимая рычаг взрывателя к насечкам корпуса, и буквально вклинился в «дружную компанию»! Они летели на него все четверо, растянувшись в цепь. Помогла внезапность. Алексей выкатился из канавы, рухнул, метнув гранату, и успел заметить, как отшатнулся приземистый тип с лицом завхоза овощебазы. Взрывом умертвило, по меньшей мере, двоих – не ожидали лобовой контратаки. Оставались еще двое, но пробиться через эту парочку уже не удавалось – их ярость была на пределе. Овраг был где-то рядом, и он, пробив очередной заслон из шиповника, скатился в Телячью балку. Каждый кувырок отдавался болью, он стискивал зубы, закрывал голову руками. Противник висел на «хвосте»! Несколько человек, тяжело дыша, уже подбегали к оврагу. Какие-то секунды до показательного расстрела. Вторая «лимонка» уже в руке, чеку к черту – он швырнул ее вверх, за гребень. Истошный визг – кому-то под ноги попала, а времени отпихнуть уже не осталось. Взрывом разметало куски дерна, вырвало молодое деревце…
Алексей уносился прочь по дну балки. Сзади сыпалась земля, гремели выстрелы и взрывы. Вся компания гналась за ним. Сколько их там уцелело – штыков пять? Он немного оторвался от погони, не пропустил ступенчатый подъем – взлетел на него прыжками. Снова лес. Где-то впереди опушка, лесная дорога… Алексей, виляя между деревьями, юркнул за трехствольную осину – и угадал: «нечистая сила» уже лезла из оврага, одуревшая от злобы и ярости. Хрипел «лейтенант Аннушкин»: «Быстрее, скоты, что вы копаетесь?!» Первым на капитана выскочил сержант Васюков – и получил пулю прямо в лоб. А он продолжал поливать огнем из-за дерева, заставляя выживших залечь. Сам же стал пятиться к дороге и повалился за мшистый холмик. Похоже, наступил перелом в сражении, диверсанты уже не рвались в наступление. Двое высунулись, он загнал их очередью обратно за деревья и вдруг почувствовал, что автомат заметно полегчал. Отстегнул магазин – пустой. Забросил автомат за спину, извлек «ТТ», передернул затвор. Какое-то время еще продержится.
