Байкал поразил своими масштабами и великолепием. Он практически ничем не отличался от моря, и только сильно присмотревшись, можно было увидеть неясные силуэты гор на противоположном берегу. Мы решили устроить поход вдоль берега озера, останавливаясь на ночевки в палатках. Утром мы просыпались, готовили на костре еду – в основном это была гречка с тушенкой, – собирали лагерь и шли дальше. Если начинался сильный дождь, мы оперативно ставили палатки под деревьями и пережидали дождливый день в лагере. Днем солнце палило нещадно, обжигая нашу бледную кожу, а ледяная вода Байкала манила приятным контрастом, позволяя в любой момент остудиться. У нас не было определенного плана или маршрута – мы решили просто идти, пока не надоест или не начнут подходить к концу все наши запасы.
Через несколько дней пути мы дошли до переправы на остров Ольхон. За время пребывания в Иркутске от многих слышали рекомендации посетить это место. Внятно никто не мог объяснить, что же там такого интересного, на этом острове Ольхон. Но все говорили о какой-то особой энергетике, красоте и атмосфере. Находясь рядом с переправой, мы все-таки решили посетить загадочный остров с непонятной энергетикой.
Паром приехал быстро, и буквально за десять минут мы переплыли небольшой пролив и оказались на острове. Мы пошли по дороге и к вечеру оказались в населенном пункте под названием Хужир – самом большом поселении на острове, по виду представлявшим собою большую деревню. В местном магазине мы пополнили запасы и заночевали в небольшой бухте в пяти километрах от Хужира.
Действительно, что-то необычное было на этом острове. Всю жизнь я относился к окружающему миру с подозрением, как к недружелюбному и опасному месту. Когда мы ехали автостопом, шли пешком вдоль берега Байкала и ночевали в палатках, я продолжал испытывать ощущение настороженности. Несмотря на то, что ничего критичного не происходило, я постоянно пребывал в состоянии «повышенной боеготовности», ожидая, что в любой момент может случиться что-то хреновое. На Ольхоне это ощущение полностью оставило меня. Нигде в мире я не чувствовал себя так расслабленно и безопасно. Когда мы шли через небольшой сосновый лес и искали место для установки палаток, я поймал себя на мысли, что мне хочется просто лечь под сосной, свернуться клубком и уснуть. Это не было связано с усталостью, я просто ощущал спокойствие и дружелюбие в атмосфере этого острова. Страх и тревога полностью оставили меня.
Утром мы продолжили путешествие, решив полностью обойти этот небольшой остров вдоль побережья. Ольхон оказался просто прекрасен, и мы наслаждались чудесными видами и атмосферой расслабления, царившей на нём. Казалось, что именно в таких местах должны жить мистики, мудрецы или старцы, удалившиеся от цивилизации в поисках истины.
К вечеру следующего дня мы дошли до бухты на краю острова, откуда открывался потрясающий вид на закат. Там мы и решили остановиться. Но, как оказалось, бухта была уже занята: в ней был разбит достаточно большой лагерь, в котором находились порядка тридцати человек. Мы решили поставить палатки поодаль от них. Когда солнце село, в лагере началось какое-то действо. Собравшиеся там люди разожгли огромный костер и устроили пляски с песнями и криками и ударами в бубны. Это показалось любопытным, и мы решили присоединиться. Когда мы подошли поближе, нам открылось очень странное зрелище. Около трех десятков людей – мужчин и женщин самого разного возраста – от восемнадцати и до шестидесяти лет в экстазе прыгали вокруг костра, пели и кричали. Все они были совершенно голыми!
Первая мысль, которая пришла мне в голову: «Черт побери! Видимо, какая-то секта». Но благодаря общей дружелюбной атмосфере острова эта мысль не вызывала ни страха, ни отторжения, только любопытство. Слава быстро почувствовал себя на одной волне с этой странной компанией и, сбросив рубашку и штаны, кинулся в самую гущу танца. Я нерешительно стоял поодаль и смотрел на происходящее, пытаясь оценить возможные угрозы. В висках пульсировало, а в голове не смолкал голос, повторяющий фразы: «Это какая-то секта; они нас чем-нибудь накачают, а потом ограбят или убьют; это же психи, непонятно чего от них ждать; и т.д.». В какой-то момент в голове пролетели все события путешествия и прошедшего года. И я понял, что танец голышом со странными сектантами на острове в шести тысячах километров от дома очень стройно вписывается в странный калейдоскоп безумных событий, через которые я прошел. Одновременно с этим в голове созрела интересная мысль, которая перекрыла панический поток. Я подумал, что если эта какая-то секта, они смогут меня загипнотизировать, обмануть или лишить воли, то это значит лишь одно – я слабовольный дебил, который может легко попасть под влияние кого угодно. В таком случае у меня уже серьезная проблема в жизни, и рано или поздно кто-то меня кинет, обманет или загипнотизирует. Но ведь я себе доверяю, я каким-то образом знаю, что найду выход из любой ситуации и останусь самим собой. Эта мысль внушила небывалое спокойствие и уверенность в себе. Я сбросил всю одежду, наплевав на деньги и телефон в кармане, окинул взглядом огромный костер и танцующую вокруг толпу. Слабая тень сомнения на секунду промелькнула в голове, но я, почувствовав ее, улыбнулся, твердо сказал, обращаясь ко всем и ни к кому: «По*уй, потанцуем!» и быстрыми шагами вошел в толпу танцующих нудистов.
Это был один из самых потрясающих опытов в моей жизни! Я не думал ни о чем, просто танцевал, растворяясь в музыке и общей эйфории. В данный момент в жизни не было ничего: только танец, блики огня и мелькающие лица незнакомых людей. Прошлого и будущего не было; я танцевал, вкладывая в танец все силы, всю энергию и всё мое желание жить. Я физически ощущал, что именно в эти минуты живу на пределе, и даже подумал о том, что если я вдруг умру во время танца, то это будет самая лучшая смерть, какую только можно представить. Наверное, это и есть лучшая иллюстрация к философии Славы, провозглашающей, что жизнь даётся один раз, и в каждый момент нужно получать от нее максимальное удовольствие…
Где-то в половине шестого утра мы все вместе поднялись на мыс, чтобы встретить рассвет. И вдруг со Славой что-то произошло. Он не только танцевал, но ел и пил что-то вместе со всей странной компанией, в результате чего пришёл в состояние какого-то безумия. У Славы был отсутствующий взгляд. В какой-то момент он уверенной походкой подошёл к краю мыса со словами, что хочет доплыть до небольшого островка, точнее просто скалы, выступавшего из воды метрах в трехстах от берега. Чувство реальности, а с ним и страх, вернулись ко мне; стало казаться, что игра зашла слишком далеко. Я попытался остановить друга, ведь вода в Байкале даже летом безумно холодная, а состояние Славы вызывало беспокойство. Но он отмахнулся, прыгнул с мыса в воду и поплыл. Слава медленно плыл в сторону островка, не реагируя на мои крики. Я видел, что он неадекватен, и прыгнул за ним в надежде вытащить его на сушу. Вода была не просто холодной, она обжигала. Я продолжал плыть за другом, превозмогая себя и надеясь хоть как-то остановить и вразумить его. Но расстояние между нами не сокращалось. В какой-то момент я почувствовал, что левую ногу начинает сводить судорога. И тут я испытал настоящую панику: вдруг ясно увидел, как мы оба уходим ко дну. Раньше, когда я читал новости об утонувших отдыхающих в реках или на озерах, мне казалось, что это истории про каких-то откровенных идиотов. Как можно утонуть, купаясь в реке?! Но теперь я понял всю ужасную реальность этих историй, представил заголовок газеты о том, как двое москвичей утонули на Байкале. Смерть всегда казалась мне чем-то отстраненным, тем, что случается с другими, но мне самому точно не угрожает. В этот миг я почувствовал, что тоже смертен. Не думая ни о чем, я мгновенно развернулся и с удвоенной скоростью поплыл обратно к берегу. Мне было наплевать на Славу, мне просто хотелось жить.
Замерзший и жутко уставший, с кружащейся от напряжения головой я выбрался на камни, поцарапав руки и ноги. Я был несказанно рад тому, что остался жив. Стабильность твердых камней под ногами возвращала чувство уверенности, и боль от царапин не смущала. Я быстро оглянулся и посмотрел в сторону Славы. Тот уже проплыл половину расстояния до островка. Я представил себе, что друг сейчас тоже протрезвеет, осознает жуткую ситуацию, в которой он оказался, но уже не найдет в себе сил выбраться. Одновременно я понимал, что ничем не могу ему помочь, что на моих глазах сейчас обрывается жизнь друга, а я не могу ничего сделать и вынужден просто смотреть. Я уже рисовал в своем воображение ужасные картинки, как голова Бронислава медленно уходит под воду и больше не появляется. От этой мысли я покрылся мурашками, ощущая одновременно страх и собственное бессилие. Но тут я увидел, что Слава медленно подплывает к небольшому островку. Надежда тут же зажглась. Я решил, что если он доплывет, то я смогу ему помочь, найти лодку или спасателей и вытащить его оттуда. Я бросился назад к компании нудистов-сектантов, с которыми так и не успел познакомиться. Начал сеять панику: кричать, требовать, чтобы они нашли лодку и помогли мне спасти друга. Почти все присутствующие находились в состоянии какого-то блаженного транса и, казалось, не до конца понимали, что происходит. Но я не останавливался. Я видел, что Слава доплыл до островка и вылез на сушу. Лодок у нудистов не было; кто-то побежал за телефоном, чтобы набрать номер спасателей. Вдруг один из представителей этой компании – мужчина лет сорока пяти с длинной светлой бородой – показал в сторону острова и сказал:
