***

-Почему, Блэр, почему? – голос Кловер срывался на крик, а Белчер была права, когда думала, что этим вечером начнется дождь. Это был не просто весенние дождик, а настоящий ливень, намачивающий все, что попадало под него.

-Зачем ты встаешь каждое утро, идешь куда-то, зачем? Для чего? Для кого ты это делаешь? – Эйбрамсон охрипла, стараясь перекричать дождь, капли которого смешивались со стекающими из глаз слезами.

-Ты встаешь, надеясь, что все это закончится, или веришь в смысл своей жизни, в то, что ты что-то исправишь, увидишь конец этих смертей? Или тебе просто страшно погибать? – она все не унималась, приседая вниз от тех чувств, что бушевали внутри. Кловер видела Дарлин, видела, как та умирает, видела, что все уже давно не в порядке.

Я молчала, стоя под ливнем, когда напротив, под этим же ливнем, кричала, размахивая руками, подруга, с которой мы встретились после долгого расставания, не надеясь увидеть друг друга. Мы с ней стояли на внутренней территории станции, у огромной арки, промокая до нитки. Рассказ Джина о том, что Эйбрамсон однажды сдалась, что она не хотела вставать и убегать от мертвецов, уничтожил что-то внутри меня. Хоть я и понимала это чувство.

-И какой же твой смысл? Может, расскажешь, поделишься? Это - возвращение прошлого, спокойная жизнь? Может, тебя держит любовь? Скажи мне ? За что ты борешься, Блэр? – мне было больно слышать этот ее срывающийся крик, видеть это искаженное запутанностью происходящего лицо. Состояние Дарлин, вызванное гибелью Джеймса, повлияло и на Кловер. Сильно повлияло, она теперь не видела света в конце тоннеля.

-Не знаешь? Я скажу, я поняла! - понимая, что я не говорю ни слова на ее крики, Эйбрамсон почти рассмеялась. -Ты говорила, что тебе лишь интересны люди, ты их не любишь, но они интересны тебе, и я поняла почему! Потому что мы обманываем сами себя, иллюзия – наше существование. Нет никакого смысла и целей! Обман! «Мы пытаемся оправдать свое существование», – так ты говорила? Да, так! Пора понять, Блэр! Бороться нет смысла!

Она выкрикнула это и затихла, будто силы иссякли; только стук капель оглушал, скрывал слезы. А потом Кловер тихо, еле шевеля губами, вновь спросила:

-Почему, Блэр? Почему ты упорствуешь? Продолжаешь сражаться? – словно прося помощи, прося показать причину, смысл этих побегов и сражений, прошептала подруга.

-Потому что я так хочу. – больше мне нечего было сказать. Совсем ничего, это было единственной причиной. Ни люди вокруг, ни какие-то заботы, только желание, заставляло меня идти вперед.

-Блэр? – тихий и испуганный голос донесся до моего слуха, преодолевая шум капель ливня, оставляющего после себя глубокие лужи на бетонном покрытии. Я резко обернулась назад, встречаясь взглядом с Джином, чьи темные волосы намокли и теперь спадали на лоб, чуть залезая в глаза. – С кем ты… с кем ты говоришь?

-Что? – я искренне удивилась, видя эти расширенные и напуганные глаза друга. Он смотрел на меня, на местность вокруг, и спрашивал это, будто ища ответа и действительно желая его найти. – О чем ты?

- Блэр… - словно сложив два плюс два в уме, Джин мгновенно поник, опуская голову вниз. Его темные глаза были скрыты, а я лишь читала по губам ужасные слова. – Ты ведь думаешь, что Кловер здесь, верно?

-Что, прости? – ком застрял в горле. – Джин, не пугай меня.

-Эйбрамсон умерла месяц назад, и никогда не приходила на эту станцию, Блэр. – друг поднял голову, вновь смотря мне в глаза, позволяя увидеть его слезы.– Она мертва, Кловер умерла.

Я смогла лишь глубоко вдохнуть, когда мгновенно перенеслась к самым воротам станции, оказываясь в прошлом. Словно мир рушился вокруг, Кловер исчезала из воспоминаний: ее не было там, когда я обнимала Джина и Марко, не было в Холвудс, в лесу я тоже была одна. Кловер никогда не встречалась мне вновь, после расставания. Она умерла.

-Ты будешь следующей, - печально улыбаясь, словно извиняясь за вранье, мертвая подруга опустила голову вниз, закрывая глаза. Слыша ее голос, стараясь вновь начать дышать, я посмотрела в ту сторону, где она только что стояла. Но она растворилась вместе с дождем. Теперь на том месте была лишь лужа, на поверхности которой быстрые капли оставляли пузырьки и круги.

А в руке у меня осталась намокшая бумажка, с размытыми буквами. Теперь, кажется, я все поняла, читая прощальное послание, оставленное Кловер – эти же слова она, ее призрак, созданный воображением, сказал мне в мой день рождения тихой ночью. Теперь я поняла, почему те пожелания, звучали как прощание. Я все поняла…

И слезы остановить я не в силах.

Комментарий к 6.4.Девяносто два дня весны - Разбитое сердце

Привет, простите, если убила вас вместе со своими персонажами)

Пока.

========== 6.5.Девяносто два дня весны - Что нам осталось ==========

А существует ли у человека список? Нет, не тот список дел, которые он не успел сделать за отведенный ему срок. Не тот список плохих вещей, что диктовала ему мать, когда он еще лежал в кровати. И даже не тот кусочек пожелтевшей бумаги, где детским почерком начиркана давно забытая, даже глупая мечта: получить огромного робота с глазами-лазерами или подобрать на улице голодного щенка.

Существует ли у людей список давно исчезнувших из жизни знакомых?

Да, скорее всего, такая вещь есть у каждого, просто не все об этом думают. У меня этот «список» был и не списком вовсе – это была маленькая коробочка в моей голове,- словно ящик Пандоры-где хранились воспоминания о каждом дорогом, когда-то живущем рядом со мной, человеке. Пусть эта коробочка казалась крохотной, маленькой, внутри она была бездонной – вмещала в себя кучу образов, слов, улыбок и слез. Мертвецы были всегда со мной, не оставляли.

И часто, когда эта коробка приоткрывалась, словно тот же ящик Пандоры, что сеял хаос, нес несчастья, куча вопросов поселялось в моей голове. Я думала о причинах, о мотивах, о том, как бы все было, если бы что-то роковое не случилось, если бы я чего-то не сделала. И когда крышка этой «шкатулки мертвых» приподнималась, лица всех, всех, появлялись перед глазами, заставляя кричать от отчаяния. Но я не имела права показывать свою боль окружающим, я находила спасение, сохраняла свой разум, медленно сходя с ума, погружаясь в безумие.

Смерть Криса Осборна значила для меня многое, показывала мне, то, что не все люди хороши. Парень верил и надеялся, но именно источник его убеждений в итоги и нажал на спусковой крючок. Я мечтала найти это животное, отыскать среди тысячи трупов, и, смотря в глаза, рассказать, что на его руках не одно убийство светловолосого парня. Сказать, что в тот раз он забрал сразу несколько жизней, уничтожая какую-то часть меня.

По мере того, как мертвецы в шкатулке мертвых селились все чаще, я чувствовала, что разум уступает безумию, что очередной кусок моей сущности отправляется в этот же крохотный ящик с приоткрытой крышкой.

Смерть Майкла и безумие Лили показывали мне, что любовь бывает настоящей, что она действительно может побуждать к ужасным поступкам, достойным лишь диких созданий. Когда кто-то умирает, тебе кажется, что ты тоже должен…

Смерть моей матери… Да, я знаю это, чувствую. Смерть моей матери лишь говорила о том, что каждого в этом мире затронула печаль, скорбь. Абсолютно каждого, без исключений. Ее слова, надежды, возложенные на меня, напутствия, каждый раз звучали в голове, когда я знала, что запуталась, когда меня мучала совесть. Когда безумия становилось так много, что бороться с ним я почти не могла, ее голос был в моей голове.

Все умирают, все кого-то теряют, и смерть Рейчел Таско показывала мне, как сиротеют дети. Мой отец просто ушел, сбежал от семейной жизни, находя ее в другом месте, Тони же лишился родителя. Мать умерла, а он это видел, пускай полностью и не осознавал. Родители не должны видеть, как умирают их дети, но и дети не должны видеть смерти родителей. Однако теперь все так и бывает.

Гибель Самира и Ванды, когда открывалась шкатулка мертвых, напоминали, заставляли убедиться в том, что этот мир старается уничтожить счастливых людей в первую очередь. Крохотная девочка, старающаяся запечатлеть все в свой объектив, видела красоту во всем, что происходило вокруг, она была словно святой, пришедшей в этот мир, чтобы помочь. Но мир смеялся, изрыгая гнилые трупы из своего утроба – святые были не нужны ему, он жаждал лишь страданий и боли. Добро и искренность, которыми вечно бесил его Самир, этот мир старался поглотить так же быстро, чтобы не осталась даже следа. Все светлое вызывало гнев у земли.