Идеей войны я заразилась от Леонарда, помешенного в прошлом, да и сейчас, на всем этом. Он действительно считал, что мертвецы – враги, мы – солдаты народа, от нас зависит жизнь человечества. И с философией Леонарда Гилсона было проще относиться к сложившейся ситуации. Бывший одноклассник говорил, что совсем скоро наши союзники пробьются через стену врага и помогут, ведь это их долг, как людей в первую очередь. И все ему верили, потому что, смотря на это спокойное лицо, в эти спокойные и безмятежные глаза, ты сам становишься спокойным, расслабляешься. А я видела в глазах Гилсона ту хладнокровность и ледяной расчет, от которого мурашки шли по коже, про который постоянно говорила Блэр, признавая, что уважает Леонарда. И Вильям тоже уважал его, многие уважали, если не все. Я была рада тому, что во всей этой кутерьме, что происходила в мире, я встретила Гилсона – с ним можно было выжить, он знал многое о таких вещах, знал то, что было необходимым. Вот и сейчас, говоря о союзниках, то есть людях со станции, Леонард создал какой-то план, чтобы помочь общине Блэр, по его словам, обязательно спешащей в Холвудс, отбиться от Ходячих.

Я прошла несколько поворотов, прошла множество людей, но из-за собственных мыслей и чувств заблудилась в том месте, которое знала наизусть. Я шла к лазарету, где Глори теперь часто меняла повязки на руке, где практически ночевал Джеймс, ища причину воскрешения мертвецов, будто с тем жалким оборудованием, что у нас было, он мог что-то сделать, но оказалась совершенно в противоположной стороне второго этажа.

Выдохнув, я спустилась по лестнице, что вела на первый этаж. Это было запрещено Вильямом, потому что могло разозлить Ходячих, дать им понять, что внутри здания есть люди, но после авантюры, на которую согласилась Блэр, я только и делала, что нарушала правила. Порой удавалось выйти сухой из воды, в другой же раз меня просто отчитывали, говоря, что это была плохая идея. Слова всегда были одними и теми же, как и выражение на лице Вильяма или кого-то другого.

Спустившись на первый этаж, я остановилась, задирая голову, будто думая, сколько мертвецы будут подниматься по лестнице вверх. Мне даже захотелось открыть двери, впуская их, чтобы узнать ответ, но я тут же отмахнулась от этого безумия, понимая, что на такую авантюру никогда не пойду.

Я чувствовала себя сейчас единственным жителем Холвудс, потому что было слишком тихо, а на первом этаже еще и совсем пусто. Казалось, никто ничего мне не скажет, не запретит. Я ходила какими-то зигзагами, проходя мимо оружейной, склада и других дверей, что вели в небольшие помещения. Я шаталась здесь, пока не решила подойти к окну.

Что-то внутри меня замерло, не позволяя двинуться. Будто кровь превратилась в лед, а дыхание перестало быть важной частью жизни человека. Я просто окаменела, словно под влиянием заклинания из детских сказок, которые вечерами читала Ванде. Я ничего не чувствовала, только животный ужас. Мертвец проходил там, за окном, неожиданно остановившись и шатаясь, будто весенний ветер заставлял его это делать. Ходячий остановился, пропуская себе подобных вперед,- они не отвлекались ни на что, стараясь найти еду -а этот бедняга с отсутствующей частью черепа, с обнажённым гнилым мозгом, словно что-то услышал.

Я замерла в тот момент, когда его голова начала поворачиваться в мою сторону. Я громко выдохнула, неосознанно собираясь вскрикнуть, когда пустые глаза, пугающие и переполненные самой сущностью смерти, уставились на меня. Я замерла и окаменевала еще сильнее, если это было возможным, казалось, что я превратилась в воздух, вернее, я хотела, чтобы так случилось, потому что чувство, будто Ходячий видит меня, не покидало, а лишь увеличивалось вместе с тем немым диалогом, что проходит межу мной и мертвецом. Когда труп дернулся в мою сторону за окном, я вскрикнула.

Но выкрик этот перехватила чья-то сильная рука, зажавшая рот. Кто-то неизвестный, кого я еще не могла узнать, потянул меня в сторону, стараясь увести от окна, тем временем мертвец совсем потерял интерес, видимо, функция зрения у него нарушилась, хотя в основном Ходячие видят.

Я начала дергаться и брыкаться, уже успев подумать, что мертвецы прорвались через несколько линий защиты у двери, придуманных Вильямом, когда осознала, что трупы не тянут тебя в сторону, а сразу откусывают кусок, не раздумывая над способом приготовления своей еды. Когда я запротестовала еще сильнее, то руки, прижимающие меня к чужому телу, перестали прилаживать хоть какие-то усилия, чтобы удержать.

Я почувствовала разочарование, когда, обернувшись, встретилась с Джеймсом. Нет, разочарование не из-за того, что мужчина был здесь, а из-за того, что он отпустил меня так просто. Я решила думать, что он сделал это, потому что я слишком сильно сопротивлялась. Я хотела было спросить Джеймса, что он здесь делает, но стоило мне раскрыть рот, собираясь произнести звук, как мужчина приложил палец к своим губам, тут же смотря в сторону окна, где тянулась линия из мертвецов.

Не дожидаясь чего-либо, он взял меня за руку, широкими шагами направляясь в сторону лестницы. Я без слов следовала за ним, стараясь поспеть за его темпом, но то и дело спотыкалась, чувствуя обиду из-за такого пренебрежения. Уже когда мы поднимались по широкой лестнице, когда до второго этажа оставалась ровно половина тех ступеней, я резко дернула руку, заставляя Джеймса обернуться. Полные удивления глаза уставились на меня, спрашивая, что случилось.

-Что ты там делал? – будто обвиняя в чем-то, но, не собираясь сказать об истинных причинах некоторой злости и разочарования в голосе, спросила я, смотря прямым взглядом. – Ты должен был быть в лазарете.

-Что там делала ты, вот более важный вопрос. Вильям же сказал никому не спускаться вниз, твои попытки пойти против системы могли плачевно закончиться, Блэр плохо на тебя влияет. – Джералд пугала Джеймса цветом своих волос, но я не могла сказать что-то в оправдание мужчины или подруги. Понимая, что потеряна, не зная, с кем хочу быть сильнее. Сначала мужчина был немного сердитым, своим видом говоря, что мои частые протесты начинают его беспокоить, но после снова вернул себе привычное прощение всего. – Я пошел искать тебя, но вверху не встретил, на третьем этаже и крыше тоже. Вывод…

-Зачем ты искал меня? – надежда снова ударила в голову, опьяняя. Неужели, я была нужна ему, неужели, он беспокоился, волновался. Я снова поддалась этому спокойствию и уверенности в себе, что исходили от Джеймса, видя в его чертах мужественность и следы печали, обреченности. В моей голове звучал только один возможный ответ: «Потому что ты важна для меня».

-Потому что ты важна для меня, - будто слыша мои мысли или читая выводимый на мониторы текст, повторил слова, сказанные моим сознанием, мужчина, стоящий чуть выше. Что-то внутри дрогнуло, пульс участился, а зрачки расширились. Я неосознанно улыбалась так, будто апокалипсис закончился или всё это было лишь сном, но… - Я обязан защищать тебя, потому что ты важный человек для меня. Будто сестра или подруга.

-Сестра или подруга? – сердце будто замерзло, а после лед раскололся на куски, падая с высоты небоскреба. Люди часто поступали так с моим сердцем, с моими чувствами. Но я не могу винить их, ведь они не знают о том, что я ощущаю, я боюсь и не могу признаться в любви, симпатии. Сейчас я не могу признаться в страданиях, предметом которых является Джеймс, прижимающий меня к себе, улыбающийся, говорящий, что я «будто его младшая сестра».

Это не унизительно для меня, это не неприятно для моей гордости, это больно. Я люблю его, я чувствую его прошлые печали, когда он смотрел на поезда, стараясь найти кого-то более несчастного, чем он сам, я сопереживаю ему, я готова умереть за него, а он видит во мне даже не девушку, а младшую сестру. Младшую сестру… Наверное, поэтому, все мое внимание он принимает как любовь младшей сестры. Для Джеймса я нахожусь в той категории женщин, что носят имя «Неприкасаемые» - да, за них он может отомстить, их он любит, но любит, как младших сестер.