Егозин завел Майю в главную лабораторию и положил перед собой планшет со списком экспериментов, которые он хотел бы провести сегодня над девочкой, чтобы выявить ее приобретенный путем сыворотки дар. И первым в списке числился анализ крови из вены.
Профессор пережал девочке жгутом руку выше локтя и приказал поработать кулачком. Боясь новых болезненных ощущений, Майя повиновалась, сцепив зубы. Когда вена набухла, профессор приказал маленькой пациентке отвернуться и посмотреть на шкаф с медикаментами, пока он будет вводить иглу. Пока темно-вишневая венозная кровь набиралась в шприц, Майя бледнела, словно с этой кровью из нее выходила жизнь; но вскоре все закончилось, и девочка смогла перевести дух.
Егозин выругался сквозь зубы: как он, профессор с многолетним стажем, забыл приготовить смоченный спиртом тампон для дезинфекции раны после взятия крови.
- Майя, сожми-ка руку в локте, пока я достану ватку. Да покрепче. И крови не бойся.
Девочка кивнула и зажмурила глаза, судорожно сжав руку до боли. Но, к ее удивлению, место укола не болело, и Майя на свой страх и риск решила проверить - а что там?
- Ты что, с ума сошла? - загремел на всю лабораторию Егозин. - Ты что, хочешь, чтобы у тебя возобновилось кровотечение?..
Накричал и тут же замер. Замер так же, как и Майя, глядя расширившимися от удивления глазами на место укола. Вернее, на место, где был укол. Среди засыхающей сукровицы было четко видно отсутствие каких-либо следов укола.
- Как это возможно? - одними губами потрясенно прошептал профессор.
Майя не ответила, так как догадка медленно заполняла ее мысли. А что, если она может заживлять ранки быстро, как настоящие супергерои? Кажется, это называется…
- Саморегенерация! - воскликнул Егозин. - Бог ты мой, саморегенерация!
Пожилой профессор был вне себя от счастья и танцевал по лаборатории, словно малое и неразумное дитя, пока Майя лихорадочно размышляла, откуда в ней проявилась эта невиданная способность, за которую многие готовы были душу отдать. Способность, которую все геймеры мира хотели бы привить персонажам компьютерных игр. Но ответа маленькая девочка так и не могла найти, поэтому все ее восторги вскоре перекрыла одна мысль: “А что на это скажут мама и папа?”
- Майечка, солнышко, дай мне свою ручку! - непривычно ласково и мягко попросил Николай Алексеевич девочку.
Поддавшись на теплые уговоры, она подчинилась, и тут же вскрикнула от боли: Егозин полоснул скальпелем по ее нежным маленьким пальчикам. Слезы ручьем заструились из ее глаз, слезы незаслуженной обиды и боли. Но тут же высохли, так как порез зажил за считанные секунды. А что бы убедиться, сколько именно секунд занимает саморегенерация, он Егозин сделал еще один надрез.
***
Вечером того же дня доктор сделал у себя в дневнике запись:
День прошел на редкость удачно. Сегодня еще один подопытный раскрыл мне свою тайну. Сверхсила, способность менять внешность, а теперь еще и саморегенерация. Это звучит, конечно, чересчур фантастично, но, черт меня дери, приятно. Вдвойне приятно то, что это результат многолетних трудов. Быстрее бы еще кто-нибудь пришел в себя - так велик мой азарт исследователя неизвестного…
========== Соперничество ==========
Шел вторник - последний день принудительного пребывания Аресения Смирницкого в камере переподготовки. Этому крепкому, атлетически сложенному мужчине было довольно трудно выносить заключение, не имея возможности нормально размять затекшее тело или пообщаться с коллегами. Это был, конечно же, огромный минус, но и без плюсов не обходилось: за неделю пребывания в камере Арсений освежил кое-какие познания в теории медицины, и теперь горел желанием опробовать все это на практике.
Минуты тянулись медленно, словно кисель, и мужчина не знал, чем себя занять. Устало сев на кушетку, он закрыл глаза, и его мысли вновь вернулись к детям. Милена вчера рассказала ему потрясающую новость, которая была уже всеобщим достоянием и не обсуждалась разве что ленивыми и им самим.
- Оказывается, у Майи редкая способность к саморегенерации, - поделилась сестра, принеся Арсению поднос с ужином.
- Неужели? - переспросил мужчина. - И как же это выяснили?
Милена поведала Арсению историю, которую предприимчивый Егозин пустил в народ, старательно обходя правду: якобы Майя случайно порезала себе руку разбитой пробиркой, и на его глазах порез затянулся за восемь секунд - немыслимо и так непохоже на правду…
Арсений задумчиво выслушал ее историю, а затем спросил:
- А как выглядела девочка?
- Да как обычно, только стала бледней и почти не ест.
Смирницкий задумчиво потер подбородок, а затем произнес:
- Милена, ни за что не поверю, что ты поверила в сказку Егозина.
- То есть как? - ошарашенно пробормотала женщина, схватившись за сердце.
- Я знаю Николая Алексеевича уже не первый год, поэтому история, которую он пустил в народ, кажется чистой воды выдумкой. Наверняка он ставил на Майе опыты, а затем пригрозил ей чем-то, и теперь она молчит… Хм, кстати, саморегенерацией можно объяснить и тот факт, что она первой вышла из комы.
Арсений отодвинул тарелку и зашагал из угла в угол:
- Быстрей бы меня выпустили отсюда. Егозин слишком далеко зашел в своем стремлении подняться выше, чем он есть. Кто-то должен ему помешать. В конце концов, он не будет вечно держать меня в камере переподготовки - это бросится в глаза всем ученым лаборатории.
- Сеня, я боюсь за тебя, - прошептала Милена, побледнев.
Смирницкий лишь усмехнулся:
- Ты плохо меня знаешь, сестрица. Я буду бороться с Егозиным за каждого ребенка до конца, пусть даже это будет грозить мне увольнением.
***
В это же время много ярких событий происходило и между детьми: силачом Гришей, “разномастной” Оленькой и неуязвимой Майей. Казалось бы: что может сплотить детей сильнее, чем общая беда и условия, в которых они оказались? Но нет. Как оказалось, Оля терпеть не могла Майю, и корни этой нетерпимости вели в первый день их знакомства.
Первое сентября. Солнечный свет заливает школьный двор, заполненный празднично одетыми школьниками, учителями и родителями. Кажется, весь Тихомирск собрался здесь, чтобы поддержать группку испуганных маленьких шестилеток, которым в этом году предстояло впервые сесть за парту. Они испуганно озираются по сторонам, судорожно сжимая ладони своих родителей.
Перед воротами школы останавливается серебристый кадиллак. Выходит водитель и открывает дверцу пассажирского сиденья. Из машины вылазит солидный мужчина в темно-сером костюме, женщина в темно-синем платье до колен, темных солнцезащитных очках и золотыми кольцами на руках. Последней появляется будущая первоклассница, миленькая темненькая девочка в новенькой форме и с огромным букетом роз, который вскоре займет центральное место на учительском столе. Жители Тихомирска замирают. Повсюду несутся перешептывания: “Это же Георг Беридзе со своей семьей… Его Майя в этом году идет в школу…”
А в то же время к школе подходит другая девочка - блондиночка с толстой косой, в которую вплетен капроновый бант еще советского производства, в старой застиранной форме, в которой ходили ее старшие сестры, и в туфельках с каблуками без набоек. В одной руке она держит скромный букетик сентябринок, а другой держится за руку старшей сестры Риты. Их мама не смогла придти на первый звонок к своей третьей дочери, так как она не могла оставить без присмотра младшеньких.
Толпа замирает в экстазе, глядя на семью Беридзе, и девочкам Бирючинским приходится буквально пробивать себе путь в толпе. Кто-то наступает на ногу Оле, и девочка вскрикивает от боли. Ее взгляд выхватывает причину ажиотажа толпы - девочку с огромным букетом роз, которую держит за руку богатого вида женщина. Оля впитывает взглядом каждую деталь их одежды, и внутри нее зарождается зеленое пламя зависти…
Волнительный момент - первоклассники дарят первой учительнице свой первый букет. На фоне букета Майи сентябринки Оли теряются. Классная руководительница не в силах удержать эту гору цветов, и самый маленький букетик падает на землю, где его равнодушно топчут сотни ног…
