Разглядывающий его по-выдровому забавные усы Брюс его не расслышал, не замечая слишком многого, ограниченный не настроенными приборами, и переспрашивать не испытал желания.
- Твои люди, Джим, уже показывали себя не с лучших сторон, - почти весело поддел он, как можно незаметнее встряхивая головой, чтобы прогнать розовый туман, пришедший за его концентрацией. - Даже Джокеру не удалось показать тебе меру человеческой…
- Джокеру, Бэтмен! - непохоже на себя ядовито ощетинился Джим. - Что стоило ему?
- Да хватит уже… С Джокером я разберусь сам… - начал Брюс, и вдруг понял, что тот просто заставляет себя.
Ох и глупо же он выглядел, ведя разговоры о излишней доверчивости… Все не так: добрый старый полицейский пес напротив пытается защитить дорогую его сердцу справедливость, даже если для этого надо проявить подобное упрямство, принижающее его.
Может, это и научило его самого чему-то - перестать самому искать везде предателей…
Больной мозг закрепил это новое решение острой спицей боли.
- Да-да, с Джокером: с тем чудовищем, против которого мы тогда стояли вместе, - продолжал лезть не в свое дело Гордон. - Я всегда считал, что я человек маленький, ни моего ума дело, но когда приходит время выбирать, я не собираюсь колебаться.
- Мои дела никого не касаются. Он в розыске - ищите, - разыграл новую карту Брюс, намеренно опускаясь до капризной властности, и откинулся, как мог, на донельзя неудобном железном табурете, прочно закрепленном в ноздреватом бетоне пола. - Это будет долгий разговор, да? И, похоже, без пончиков и кофе. Что ж… Присаживайтесь, комиссар.
- Я не знаю тебя, герой, - горько проворчал Гордон, почему-то лучше ожидаемого сраженный дворянскими приемами нахальства, и вдруг и правда опустился на стул напротив преступного героя. - Не знаю. Больше нет.
- Я покажу тебе, - лихо махнул Брюс, выщелкивая секретные замки, и увидел, что этот неразумный жест достиг цели: теперь противник готов был суетится смущенно: опустил глаза, разжал губы. - Покажу, Джим, кто я.
Альфред будет долго ворчать, но он был готов - чувствовал, что все кончается.
И солгал бы, если бы сказал, что это хуже, чем те два года в анабиозе.
Верно, как только чертов клоун посетил его снова, все планомерно катилось в темноту самой глубокой ночи…
Он думал, что от этого предложения Гордон следом окажется еще более удивленным, или обрадованным, обнаружив серьезность его намерений, и поймет, что они не враги, снова станет его верным другом, но когда он поднял глаза, готовый содрать маску, сам удивился.
Правда, радоваться было нечему: за стеклами комиссарских очков разливалась самая настоящая неловкая жалость.
- В этом нет необходимости, - слишком мягко - как прежде - пробурчал себе под нос Джим. - В некотором роде, я… хмм… Знаю это.
Брюс, наверное, отразил мощное животное предупреждение, состоящее из массы злобной гордости, надменных всплесков насмешки, разумной осторожности - потому что вызвал следом и понимающую улыбку.
- Не бери в голову, - не испугался его говорящей ауры Гордон, тяжело вздыхая. - Я не хотел сказать, “знаю”. Хотел сказать, что не хочу знать. Больше не хочу, это уже не важно. Я сейчас открою дверь к черному входу, там выбирайся сам как знаешь… - он помолчал, отвергая взмахом руки возможные благодарности, хотя никто их и не приносил. - Мне тяжело это понять, - тихо заговорил он на прощание. - Определение добра в дозировке. Говорят, только разумный подход делает что-то хорошим поступком. Мое начальство так и считает, и при любом удобном случае орет это с трибун, но своим поведением опровергает эту концепцию. Если хороший человек нашел в доме соседа окровавленные шорты недавно пропавшего мальчика, он идет к нам и мы начинаем копать. Если это сделает патрульный, все лишается смысла, уж таково законодательство: у него и не может быть ордера, если он не знает, что случится в следующий момент. Кровавый Джек Хенли, уничтожающий мальчишек в нашем городе в семидесятых, принимал полицию у себя дома, который пропах моргом из-за печальных чертовых двадцать девяти тел в братской могиле - и они, мы ничего не сделали. Не делали, пока не стало совсем поздно. Сверху, Бэтмен, мы ограничены приказами сверху. Повсюду в Готэме иерархия. Я думал, ты другой. Я отпускал убийц, я выкидывал вещдоки, добытые без соблюдения протокола, потому что и это - моя работа. Закон. Я думал, ты - свободен…
- О, боже, Джим! - рявкнул Брюс, вставая и подходя ближе - так, чтобы взглянуть ему глаза в глаза, забывая, что тот увидит только безличные линзы. - Мне его просто жаль, неужели не понятно? Как всех остальных, даже если он… сделал такое… с нами. Со мной. С тобой. Мне его жалко, даже если его нельзя жалеть, даже если его никому в голову не придет жалеть, даже если он этого не хочет и придет в ярость, услышь сейчас мои слова. Он спасал мне жизнь, даже если это просто дерьмовые шутки. Он не стихия, не хаос, превращенный в одно только желание. У него есть имя, у него своя правда. Он просто человек!
Все это - вечная тень за его спиной, яркая вспышка - было отвратительно, но неотвратимо. Он был проклят Джокером.
- И он на свободе, потому что я слабак… - печально произнес в пол Гордон, вслух исключивший Бэтмена из их правды, и Брюс слышал сталь, и непримиримый бой, и готовность защитить всех, как равных - даже Джокера, если бы была необходимость, подтверждая его правду - закон для всех - просто об этом не шло речи.
Джим так думал, выходит, всегда - он человек-бомба замедленного действия в черном плаще - а после этих месяцев он зрел до того, чтобы называть его безумцем, играющим жизнями наравне с Джокером. Джим искал просто меньшее зло.
Джим просто не знал, что они все равно похожи - но вот только если коп готов защищать чертового циркового придурка, готов ли на это он сам?
- Я лишу его свободы, - вдруг сказал Брюс, хотя это была его особенная тайна - особенное преступление, где он - для себя на самом деле - становился маньяком, запирающим людей в подвалах - и необходимость воплотить эти слова в жизнь ломала ему плечи. - Слышишь? Я все знаю. Знаю, что должен.
- Он потерял репутацию из-за тебя, - зачем-то сообщил пораженный Гордон, как заложник собственной честности. - Он делал что-то для тебя, и это сделало его изгоем.
- Не могу в это поверить, - иронично фыркнул Брюс, потому что и это не имело никакого смысла, и юркнул в проход, не прощаясь.
Надеясь только, что Джеймс Гордон не пострадает от своей верности и от его двойника.
Привычное дело - темнота, матово посвечивающая кевларом и пластиком глаз в миг стала пустой - сколько раз она их объединяла…
- А уж я то как не могу поверить… - прошептал Гордон, сжимая в кармане плаща изученную вдоль и поперек утреннюю газету, измученную, измятую его пальцами. - Не могу поверить, мистер Уэйн.
Брюс его, конечно, не услышал.
За дверью клетки было свежо, прели листья, газон блистал после очередного дождя, что осенью в Готэме становились бесконечными.
На бетонном покрытия у пожарного входа уже нарос легкий ледок, провозглашающий вечер.
Он и не знал, что провел в участке так много времени.
Что произошло за этот день? Все ночные подлецы спали, но если кто-то знал - а кто-то точно знал - что он задержан, то стал бы действовать без отлагательств.
Комментарий к Глава 95.
Это пипец.. Прошу прощения за эти каракули(.. Поругайте что-ли, может, сможем улучшить..
========== Глава 96. ==========
В малоизвестном широким массам (но популярном в более зауженных кругах) Ангаре - жарком и просторном - шел не самый обычный рабочий день: утренние, затем дневные часы - работа не утихала ни на минуту каждые сутки, но такое крупное событие как петушиные бои в праздничный месяц Благодарения, сочащийся обильным жиром прибыли, было не частым явлением.
Распорядитель мероприятия примостился на бортике наскоро состряпанной из дубовых балок сцены-песочницы.
- Заткнитесь, сучары, - вяло и, к счастью для себя, невнятно ворчал он в микрофон, пытаясь справится с замусоленной бумажкой, на которой за пару дней до того набросал программу вечера, соответствующую желаниям хозяев.
