Печалиться было просто, быть благородным страдальцем - тоже, брать ответственность - легко, но это, нынешнее положение, чуть было не обеспеченное чужой жизнью, было слишком унизительным.

Он собирался рассчитаться по максимуму.

Алый бодро выпрямился, чуть не подпрыгнул от удовольствия, неожиданно покладистый, когда Джокер наконец вопросительно вскинул брови, обращая на него внимание.

- Так что, Джозеф, ну и вы, почтенная публика? - изобразив откашливание перед речью, объявил он, со странной хищной нежностью оглядывая бордовые плечи. - Неужели будете игнорировать появление главного злодея?

- Это ты про себя? - комично выдал Джокер, прищуриваясь: терять восхитительное чувство реальности было ему не по вкусу, но разве он когда-то мог удержать себя…

- А то! О, скажи еще, это не ты метался по пятаку и окраинам, тратя время на мои поиски. Но вот я, тут. За твоей спиной, - деловито проговорил Алый, или, скорее, проговорило: эта деланная солидность не пахла мужчиной ни в какой мере. - Все-таки мы с тобой так похожи… Я тоже не думал, что это будет так легко. Не, круто, конечно, получить вдруг - как ты там говоришь, клоун? - все козыря в руки, ничего не сделав для этого, ну и ладно. Я не гордый.

Джокер нахмурился, обескураженный нечитаемостью вражеской речи, но не двинулся, задумчиво оглядывая перспективы: ничего такого, во что превратилась его непыльная работенка в Айсберге, он предвидеть не мог, а если уж быть честным, не хотел предвидеть - ужасная, но непреодолимая беспечность.

- Козыри, - равнодушно поправил он, вынужденный терпеть промедление.

Чертов Брюс Уэйн с некоторых пор слишком часто был собой - отличное, притягательнейшее качество, требующее наказания. Но странно было, объявив о своих притязаниях вслух, не получить никакой реакции - прежде он думал, что от доказательств придется избавляться.

- Как угодно, - умиленно согласился Алый. - Я готов ждать еще, но… сам понимаешь, - он замолк, наслаждаясь так злящей вожделенную цель паузой, и пустился разглядывать Бэтмена, занятого не всем из присутствующих очевидными печалями - клоунский слуга был мертв, размазан, искорежен, а он ничего не смог сделать, чтобы предотвратить это.

- Джокер, - не выдержал он, брезгливо отирая перчатку о полу крейновского пиджака, уверенный, что его поймут.

Его поняли, сочли, что фантики и прочие бирюльки необязательной части программы сожалений неуместны, но благосклонно дали ему еще один шанс - Джокер глухо засмеялся, умудряясь транслировать уверенность даже под угрозой пули в затылок.

- Ах, какая жалость, он мертв, а мог бы гулять по полянам и собирать маргаритки… Почему так вышло? Потому, что есть те, кто рожден жить и подыхать. И те, кто рожден выживать, - пафосно выдал он, злобно щурясь, поблескивая темно и слепо из черных провалов глаз, еще уродливее горбясь и вдохновенно раздувая ноздри - массив выразительности полного набора жестов недвусмысленно намекал на особое послание.

- И ты, философ, конечно, из первых, - не смог совладать с темным негодованием Брюс, не желающий больше получать плохие новости.

Омерзение одолело его. Как он мог на самом деле понять этот посыл? Дедукция в пространствах, занятых Джеком, отменялась, и вставал вопрос не разума, но веры.

- О, нет-нет, - удивился злодей, комично наклоняя голову. - Я как раз из вторых. Это я тебе и демонстрирую, - насмешливо продолжил он, но скрыть сухую ярость ему не удалось. - Я думал, мы понимаем друг друга. Думал, ты понимаешь меня. Будто ты из первых, мм? Нет. Ты, как и я, выживальщик.

Брюс мрачно уставился прямо в загримированное лицо, в мутные медные глаза, неожиданно сожалея о наличии линз, мешающих Джокеру сделать то же самое.

Тот наклонил голову - изучает нераспознаваемую эмоцию - и они вдруг встретились взглядами.

Конечно, это была иллюзия.

- Не смотри так, Элли. У папочки слишком много работы, - захихикал псих, жадно оглядывая грозную гримасу, судорогой скрутившую губы героя. - Я обещаю, поиграем чуть позже. Но смотри не опоздай, у меня не так много терпения. А что это вы все такие кислые, мм? - уже громче возмутился он. - О, извините, что я так самовольно позволяю себе поступать по-своему! Уважаемая публика - дамы, господа, нечто в красном - как оно, ничего? Не слишком старый шут вышел из приятного вам образа? Не стоит обманываться - я, конечно, не слишком доволен ролью конвоируемого, но конвоиром быть тоже скучновато.

Он уже почти просил о содействии в ритуальном призыве настоящей схватки, даже понимая, как это глупо: перед лицом чужой смерти у Бэтмена отключались такие противопоставленные вещи, как осторожность и азарт - и зря, давно пора было выбирать.

Ничто не должно помешать ему приблизиться - но кевлар не крошит костей, а зажимает раны; не пробивает, даже твердый, а врачует по-бабьи…

Брюс выслушал на его вкус несколько истеричный монолог, опустив голову, словно виновный.

- Ты отвратителен, - сквозь зубы прорычал он, погибая от унижения. - Что, не можешь выступать без зеркал и лески?

Заскучавший во время проповеди Джокер глаз тоже не поднял, жадно оглядывая уже второй раз за ночь потерянный Глок.

У него в последнее время слишком много недоразумений с временем - то оно несется, дикое, стирая кости в пыль и выбеливая волосы; то тянется, больничное и вязкое, и войти в колею так непросто, когда рука сама поднимается для удара, но от поспешности остаются одни сожаления…

- Стараюсь, - пусто сказал он, чтобы хоть что-нибудь сказать, предпочитая держать право последнего слова за собой. - Как могу стараюсь для всех вас. Во-от смотри, даже рожу порвал от усердия. А была бы у меня леска, ты бы уж получил все, чего хочешь, не сомневайся.

Пока они оба пялились в пол, Линда, к этому времени победившая разумные сомнения - не поднимать оружия при вооруженном человеке - решилась завладеть Берретой покойного, поэтому взведенный Брюс отправился прибирать бардак в этом дурдоме - ухватывать не те белые руки, что хотел, осматривать угрозы и беспокоиться о потерявшем сознание Освальде - и когда повернулся, мимоходом тревожно оценивая, не рискует ли сломать тонкие запястье захваченной преступницы, действующих лиц стало на два меньше. Фокусничьи хлопнуло что-то негромко в гомоне вдруг замельтешившей свиты, пока он был “свободен”, но больше ни звука от них не прозвучало в пространстве ночи, только затянуло гарью.

Снова смылся, проклятый ураган, и все, что теперь происходит против его воли - если это не часть его грязных планов - временно, и никакой шокер…

- Верно, виджиланте, - просмеялась в его плечо плененная Линда, еле живая, но все такая же злобная, внимательно разглядывая его губы. - Это твоего дружка поджарили. Забавно было видеть, как у великого дяди Клоуна свариваются вкрутую яйца.

Брюс ее проигнорировал, одновременно задумчиво пропуская мимо ушей комментарии Альфреда.

Шум все нарастал - невольные зрители, почуяв свободу, покидали место преступления, и в этом ужасном кавардаке - мелькании лиц и конечностей, стонах и топоте ног - и он мог бы действовать свободно.

Линда снова открыла рот, и он не выдержал - вырубил ее излишне агрессивным для неострых ситуаций спреем-наркозом.

Что-то беспросветно темное подхватило его, подняло на ноги, но он сдержался, хотя уже занес руку для удара - и какая разница, куда - но он не должен был позволять себе…

На стене, отделанной деревянной панелью, куда впечатался его кулак, противящийся самоуспокоению, осталась приличная вмятина: он знал, что математически от умножения мужества оно увеличивается - так почему он с некоторых пор чувствовал только бессилие?

На оказание первой помощи ушло слишком много времени, и Брюс презрел даже желанную зачистку уцелевшей свиты несчастного короля: откуда у него время даже на самое необходимое, когда держащая его за горло клоунская рука готова посеять мерзкие семена разрушения?

Непострадавшие, мертвое и еще живые тела под его невидимым контролем приготовились к высылке в подобающие места вместе с озадаченным Джимом, которому он так и не соизволил показаться.