Он уже хотел бросить листок на поднос как вдруг ему в голову пришла еще одна мысль.

«Полагаю также было бы очень хорошо если бы великие храмы Санкт-Петербурга выдели бы часть имеющихся у них денег на вспомоществование Невьянску. Может быть даже объять особый добровольный сбор с прихожан – наиболее щедрым жертвователям с Нашей стороны будет выдано благодарственное письмо»

Телеграмма оказалась в руках лейб-казака – чтобы через считанные минуты уйти в столицу.

А Георгий углубился в принесенные конвойцем телеграммы.

Министр имуществ…

«В.И.В! Из первоочередных мер как полагаю следует бесплатно выделить погорельцам нужное количество строевого леса из дачи Камышловского уезда Пермской губернии», – сообщал Островский.

Однако – похвалил Георгий. Делово и без промедления. А не юноша ведь – старый бюрократ.

«К исполнению» – коротко чиркнул он на бланке.

Так – а что министр внутренних дел?

«Государь – я готов немедленно отдать распоряжение выделить из особого фонда Министерства внутренних дел властям Пермской губернии на пособие пострадавшим от пожаров средства для распределения сих денег между наиболее нуждающимися обывателями. Полагаю что мы могли бы немедленно ассигновать семь тысяч рублей.»

Георгий поморщился.

«Видимо произошла ошибка и цифра была семьдесят тысяч – кроме того надлежит восстановить из средств министерства казенные учреждения города» – такова была резолюция. И через пару секунд дописал. «Полагаю правильным было бы достойно наградить брандмейстера Попова.»

На этом он закончил – явился государственный секретарь. К этому моменту в голову императору пришла одна мысль.

– Господин Половцев, а кто собственно владеет Невьянским заводом?.

– Ваше Величество – я сразу не готов ответить сколь-нибудь подробно, но помню по одному из сенатских дел касающихся уральского горнозаводского промысла что владеет им товарищество петербургских промышленников из числа владельцев Верхне-Исетского горнозаводского имения – граф Стенбок – Фомор, графиня Гудович и еще ряд людей.

– Подготовьте пожалуйста к сегодняшнему вечеру подробную справку… И… свяжитесь с господином Витте.

Напоследок он написал еще одну телеграмму – Пермскому генерал-губернатору.

«Г-н Лукошков! Прошу самым тщательным образом разобраться в деле с возмутительным поступком бывшего начальника Невьянского стана Карзубина. Если он виновен – прошу… Зачеркнул и написал «требую» чтобы сей субьект был наказан по всей строгости закона».

Следующим предполагался доклад Кауфмана – тот просил принять его по срочному делу.

Начальник охраны был как всегда серьезен и озабочен. Но на этот раз более чем обычно – похоже дело было неприятное.

– Государь, – начал он. Мне весьма огорчительно говорить об этом – ибо дело касается заслуженного человека и военачальника. Но мой долг повелевает сообщить ставшие мне известными по случаю сведения.

– Объяснитесь, Александр Александрович… У Георгия даже промелькнуло некое раздражение – тут бедствие невьянское – с ним бы разобраться…

Бывший конноартиллерист уложился в пять минут.

Кауфман как знал Георгий изучал старые дела разнообразных нигилистов – всё старался найти способ улучшить монаршью охрану. И наткнулся на донесение жандармского управления покойному графу Толстому аж от марта одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года.

«…Майором Тихоцким велись в Петербурге беседы на политические темы с генералом Драгомировым, занимающим пост начальника Николаевской академии Генерального штаба. Разговоры эти, которые касались между прочим вопроса о задачах военной революционной организации, Драгомиров заключил, по словам Тихоцкого, следующею дословною фразою: «Что же, господа, если будете иметь успех – я ваш».

– Кто этот майор? – вымолвил Георгий несколько раз перечитав бумагу. Распорядитесь немедленно выяснить и доставить в Петербург! (Он сейчас подполковник, а то и полковник.).

– Это я сделал в первую очередь Ваше Величество. Только сегодня утром пришел ответ из Генерального Штаба. Майор Тихоцкий, Ардальон Вениаминович, скоропостижно скончался в августе того же года в Пензе – на пути к новому месту службы в Тифлисскую губернию.

Георгий молча кивнул отчего-то вспомнив что у «вольных каменщиков» по слухам был обычай – «заснувшего» – сиречь без разрешения отошедшего от дел либо уличенного в неповиновении брата травили ядом не оставлявшим следов.

– И что вы думаете об этом – господин полковник? – сухо и негромко спросил царь

– Ваше Величество – я хотя и был тогда лишь выпущен в гвардию подпоручиком – и многого знать не мог. Но из разговоров старших товарищей по службе мне известно, что еще со времен русско-турецкой войны его превосходительство Драгомиров был одним из наиболее близких к генералу Скобелеву людей из числа высших офицеров русской армии. Мне встречалось мнение что… господин Скобелев уважал и любил Драгомирова, насколько мог уважать и любить кого-либо. Эти чувства видимо были взаимными. И мог истолковать обстоятельства кончины Михаил Николаевича…превратно… – Хотите сказать что он считает виновными в смерти своего начальника… высшую власть?

– Нет, Ваше Величество… – Кауфман как понял Георгий колебался какой то миг. Не только. Я не могу утверждать с точностью, но я полагаю что возможно Драгомиров был посвящен в некоторые планы генерала… Простите Государь – больше мне нечего добавить. Пока нечего. Я не привык огульно обвинять кого бы то и было – тем более столь заслуженных людей.

– Хорошо. Вызовите Драгомирова в Петербург срочной телеграммой. Сейчас же! – добавил он. Нет, – постойте – не сейчас. Сперва нужно подготовить приказ о переподчинении генерал-губернаторства Клейгельсу. Хотя нет – и этого мало – свяжитесь с Плеве: пусть мне доставят все бумаги касающиеся Скобелева и Драгомирова – с фельдъегерем и не позднее завтрашнего дня. Все бумаги! – веско добавил он.

Хочется коснуться темы рабочего дня Его Величества … После завтрака начиналась ежедневная работа. Первым к Государю заходил Половцев, который приносил поступавшие на его имя письма и бумаги. Затем следовал доклад вызванных им особо людей, и, наконец, в кабинет по очереди допускались посетители согласно записи в журнале.

По отпуске последних, монарх нередко сидел в кабинете в одиночестве размышляя о делах.

Что в это время созревало в его уме, оставалось лишь гадать – но затем он вызывал сановников и отдавал приказания.

Как бы то ни было – император Георгий никогда не принимал скороспелых решений и не делал опрометчивых шагов.

Иван Басалаго «Адмиралтейство и дворец». Москва. 1949 год.

Санкт-Петербург.

«Кто же спроворил дело?» – напряженно думал Витте. Бунге? Не в немецком однако духе интрига – там все более прямолинейно да бумагами… Если это мина против него – то подведена кем то искусным в действиях из за угла… Хотя – наш старец трех императорам послужил – мог и выучится…

Наверное все же не стоило с ним ссорится из за устава и тарифов.

А может быть не стоит искать подоплеки? Царь его испытывает – справится ли министр с делом срочным – не с задуманным, а с проблемой внезапно возникшей? Или просто свалил дело на первого попавшегося – или того кто на виду.

Ладно – праздные мысли в сторону: сейчас ему предстоит общаться с волками и гиенами – точнее с хозяевами Невьянского завода. Те уже ожидал в Малом зале совещаний Министерства – приглашения доставили казенные курьеры.

Войдя Витте неразборчиво поздоровался, и сел во главе стола. Пробежал взглядом по лицам собравшихся.

Графиня Софья Гендрикова, княгиня Безобразова и граф Стенбок-Фермор; тайный советник Константин Васильевич Рукавишников. С ними – полковник по адмиралтейству Николай Ричардович Трувеллер, командир 18-го Флотского экипажа, и графиня графиня Гудович – внучка фельдмаршала.