Его картины сегодня [мастер умер в 1980 году] хранятся в Третьяковской галерее, Государственном русском музее и Государственном музее театрального и музыкального искусства, а также во многих частных коллекциях. Имеются они и в Мелитополе: в местном городском краеведческом музее сберегается, в частности, 26 работ этого необычного художника, писавшего нередко полуфантастические, напоминающие детские сны, картины.
Одна из сберегающихся в Мелитополе работ Тышлера — «Махно на коне», напрямую связана с темой нашего сегодняшнего разговора.
Бричка батьки Махно
Вот, что вспоминал о себе и о своем детстве сам мастер:
«Я родился в небольшом городке Мелитополе 26 июля 1898 года. Отец мой был столяром. Отец брал заказы на мебель — столы, кушетки, комодики. Заказчиками его были немцы-колонисты и украинцы. Я любил смотреть, как работал отец. Детство мое прошло среди стружек. Мебель отец обычно делал из ольхи. Это очень красивое дерево, после полировки она очень напоминает красное дерево.
Дед мой и прадеды тоже были столярами. Отсюда и наша фамилия. «Тышлер» означает столяр. Моя мать — кавказская еврейка, в девичестве Джин-Джих-Швиль. В семье было восемь душ детей: три дочери и пять сыновей. Два брата стали столярами, два — типографскими наборщиками. Две сестры с большим трудом получили среднее образование. Я вырос в окружении русских, еврейских и украинских ремесленников — дружно живших благородных рабочих людей. А семья была частью мира.
Жизнь моих братьев и сестер была недлинная. Брат Илья — наборщик-большевик, был повешен врангелевским генералом Слащевым в Симферополе. Другой брат был убит махновцами. Третий был расстрелян фашистами в Мариуполе в 1942 году. Сестры тоже не дожили до старости.
У нас в Мелитополе был большой двор. Он был населен ремесленниками — столярами и плотниками, бондарями, кузнецами, жестянщиками. Обитали во дворе и маляры. Они раскрашивали брички, расписывали железные кровати. Уходя в пивную, они доверяли мне свою нелегкую работу, которая для меня была наслаждением. Я расписывал повозки, изображал украинские пейзажи с белыми хатами и луной на черных спинках кроватей. Я вырос в окружении русских, еврейских, украинских, турецких ремесленников — дружно живущих рабочих людей».
В 1912 году старшая сестра Тамара отвезла Александра в Киев, где он успешно сдал экзамены в Художественное училище. «Четырнадцати лет от роду меня оставили одного в большом шумном городе, определив на „полный пансион“ в семью рабочего-слесаря. Жизнь для меня началась трудная, но интересная», — вспоминал он. Окончил училище Тышлер в 1917 году
По легенде, которую в различных вариантах я слышал в Мелитополе, детское увлечение росписью бричек однажды спасло жизнь художнику. Это когда в Мелитополь нагрянули махновцы, которые за какую-то провинность чуть было не расстреляли его. Но вмешался сам батька. Узнав, что перед ним художник, он распорядился: распишешь мне за ночь мою бричку — останешься жить.
Росписью Махно остался очень доволен.
Особенно ему понравилась художественно выполненное, принадлежавшее самому батьке — и поведанное Тышлеру кем-то из махновцев, изречение: «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют!»
Вроде бы, Нестор Иванович даже распорядился зачислить художника в свой штаб. Однако документальных подтверждений этому не имеется. Как и тому, имела ли место встреча двух земляков — бунтаря и художника.
Зато служба Александра Тышлева у красных — в отряде особого назначения при особом отделе 12-й армии, подтверждена. Воевать ему, правда, не довелось. Ему, как выпускнику Киевского художественного училища доверили иной участок «фронта»: он делал плакаты, оформлял агитпоезда и спектакли.
«Когда закончилась война, — вспоминал далее художник, — я был демобилизован и вернулся в Мелитополь. Там с Максом Поляновским делал Окна РОСТа. Потом я понял, что надо уезжать, и приехал в Москву». В столице писал картины, работал иллюстратором в книжных издательствах, позднее стал рисовать театральные костюмы и декорации.
Больше в Мелитополь он не возвращался.
Ну а, ностальгией по Медовому городу, полузабытым воспоминанием о нем можно считать картину Тышлера «Женщина и аэроплан». На ней изображена девушка с обмотанной красным шарфом шеей, скрещенными на груди руками, которая удивленно смотрит вверх на маленький, напоминающий саранчу в полете, самолетик. Мелитопольский литератор Сергей Авдеенко полагает, что родилась работа под впечатлением полетов одного из первых русских авиаторов Сергея Уточкина, проходивших в Мелитополе в 1912 году. Музейный номер дореволюционной газеты «Мелитопольские ведомости» донес до нас сведения о том, что посмотреть на это чудо собралось на летном поле более 15 тысяч человек — едва ли не все население города. Саша Тышлер тоже там был.
Как известно, в 1930-е годы государство окончательно подавило всякое «инакомыслие» в искусстве. Попал в немилость со своими картинами, похожими на детские сны, и Тышлер. Его больше не приглашали на выставки, а картины приобретали только редкие частные коллекционеры. От голодной смерти, да и от репрессий, его спас… театр. Причем творчество Тышлера привлекло внимание самых известных на ту пору режиссеров — Всеволода Мейерхольда, Алексея Дикого, Александра Таирова, Юрия Завадского. Так театр, подчеркивают исследователи творчества Тышлера, раскрыл еще одну сторону его таланта.
Два мистификатора
Как я уже говорил, в жизни пути-дороги великого художника из Мелитополя и великого героя из Гуляйполя не пересекались. А вот в творчестве Махно постоянно пребывал рядом с Тышлером. По моим оценкам, в течение пятидесяти лет художник периодически возвращался к образу Нестора Ивановича.
Причем в присущей только ему манере.
Сначала, кстати, мне показалось, что Тышлер высмеивает в некоторых своих работах батьку, изображая его… совершенно не таким, каким мы помним мятежного Нестора по сохранившимся портретам. «Вы не учитываете, — направили мои мысли в нужно русло сведущие люди, — что он был театральным художником, мир видел по-своему».
Так ведь и батька, дошло до меня, в юности играл в театральном кружке в Гуляйполе. Как он сам писал, «желал стать артистом и смешить зрителей».
Вот и пересеклись два артиста, два мистификатора. Театр — это ведь всегда мистификация.
Рассказывают, что в Мелитополь в 1918 году отряд батьки Махно въехал под видом… свадебного кортежа. При этом роль невесты исполнял самолично батька.
«Махно в роли невесты», — так называется одна из первых работ Александра Тышлера из его, продолжавшейся полвека, серии «Махновщина».
Картина [написана в 1926 году] очень динамична: конь Махно, которого едва сдерживает махновец, рвется вперед. У «невесты» взметнулась фата. Крепкой, не женской, рукой она тоже пытается сдержать коня. А тот рвется вперед.
Лично я работу эту, выполненную в черно-красно-белых тонах [карандашом и чернилами], вот как объясняю: густую ночную предгрозовую мглу рассеяла вспышка молнии, выхватив из ночи театрально-свадебный кортеж батьки Махно.
Да и не кортеж это вовсе, а сама революция, если хотите.
«Махно перед зеркалом» — еще одна работа Тышлера из серии «Махновщина», относящаяся к 1933 году. Махно тут — снова в образе женщины, вглядывающейся в свое отражение в круглом зеркале, поставленном на тачанку. Из-под светлого платья, которое Махно слегка призадрал, выглядывают мужские сапоги. Да и угловатая фигура выдает в «даме» решительного, отнюдь не романтичного мужчину, которому всячески стараются угодить окружающие. Один из них даже поросенка батьке на обед тащит.
Была также у Тышлера еще работа «Махно в гамаке», а в 1950 году он написал картину «Махно на коне», повторив ее, после доработки, в 1976-м.
Как бы сказали критики, батька в этих работах… героизирован.
А «Махно на коне» 76-го года откровенно женственен. В нем уже не угадываются мужские черты. Только карабин за плечами и сабля на боку свидетельствуют о решительном характере всадника, восседающего на коне, одетом в шляпу.
