- И чего стоим?! Приказов не слышим?! - заорал Степан, вертя в ладони нож. - Слега, чтобы через полчаса все барачники, как на параде, стояли перед участком.

- А потом? - спросил Слега. - Расстреляете?

- Может, и расстреляем, - задумчиво сказал Степан. - А может, и нет, видно будет.

- Степан, - напомнил я, - не забудь, в общежитии нужны врачи. Все, сколько есть.

- А может, подождём? - зашептал Белов. - Кто выживет, тот, значит, выживет, а от остальных всё равно нет толка. Без них и нам легче будет. А, главное, мы не при делах. Асланян виноват, на него и так всё повесят, одним грешком больше, одним меньше, он и не заметит... логично?

- Логично, - признал я. - Только не по-людски. Мы же люди. Пусть жизнь делает из нас зверей, а мы должны, где возможно, оставаться людьми. Я, конечно, наделал много глупостей, но уж это сумел понять. Это же просто... неужели не понимаешь?

Степан посмотрел на Клыкова, тот на Партизана, лесник кивнул и ухмыльнулся:

- Правильный ответ, - сказал он. - Пять баллов.

* * *

Участок взяли в плотную осаду. Теперь, с тем оружием, что привёз Степан, мы можем разнести здание по кирпичику. Появились зрители; стрельба давно затихла, набат пробил отбой, нужно узнать, что случилось, и как жить дальше. Собрались люди в кучки, смотрят на вновь откуда-то появившихся дружинников, на ментов - не нынешних полиционеров, а тех, которые следили за порядком раньше, при Хозяине, но больше косятся на броневик.

У барачников, засевших в участке, желание сопротивляться исчезло. Объяснили мы, что зверствовать не будем - каждому воздастся по делам его, но лишнего никто не получит, а сдавшимся добровольно, ясное дело, снисхождение полагается. К Пасюкову это не относится, но справедливый суд мы и ему гарантируем.

Встали выползшие на белый свет барачники лицом к стене, ноги шире плеч, руки за голову. И всего-то их оказалось четверо, Пасюков пятый. Этот отдельно от других. Ничего ему больше не светит. Конечно, прямо сейчас кончать его не будут, а неприятность в виде показательного суда с дальнейшей показательной казнью - это наверняка.

Такие расклады легко просчитываются; их бы и дурак просчитал, а Пасюк вовсе не дурак. Он сказал:

- Разговор у меня к тебе, Олежка.

- О чём говорить-то? - равнодушно ответил я. - Всё, что нужно - сказано, всё, что должно - сделано.

- Не всё. Есть одно предложеньице. Не сомневайся, мы оба с него поимеем выгоду. Я хочу обменять свою жизнь на твою.

Я попытался смекнуть, в чём тут смысл, да так и не понял. Видно, от усталости голова совсем перестала соображать.

- Иди ты лесом, - ответил я.

- Зря торопишься, - зачастил Пасюков, - подумай, я плохого не предложу. На кону твоя жизнь, понимаешь? Взамен я прошу, чтобы вы отпустили меня. Уйду в лес, и больше вы обо мне не услышите. Хорошая сделка, верно?

- Моя жизнь, она и так моя, - сказал я. - А твоей мне и даром не надо. Тем более, она теперь не твоя. Суд разберётся, как с ней поступить.

- Тут мы с тобой похожи, - ответил Пасюк. - Помнишь, я тоже вынес тебе приговор? Значит, твоя жизнь стала моей. В сущности - ты покойник, и рано или поздно до тебя доберутся. Ты пока не знаешь, как это будет: нож в сердце или кирпич по темечку. Я сам не знаю, кто и как исполнит мой приговор. Помнишь Сыча? Вот то-то! Ты давно должен был помереть, да друзья у тебя непростые, сначала в лесу спрятали, а потом ты прямо из-под виселицы исхитрился улизнуть - везунчик. Насколько я тебя понял, ты не захочешь всю жизнь оглядываться. Жить, оглядываясь, не очень весёлое занятие, так? А я могу отменить приговор, и, даже, рассказать, что на самом деле в смерти Корнила и Суслика твоей вины нет. Сумеешь повлиять на решение суда? Тогда и я отплачу тем же.

- Он бредит? - спросил я у Степана.

- Не то чтобы совсем, - помявшись, ответил Белов. - Скорее, немного преувеличивает. Ты не волнуйся, мы с этим разберёмся. Если что, из каждого пасюка душу вытрясем... В конце концов, я двадцать лет так живу - и ничего, свыкся. А за тобой мы приглядим. Если кто посмеет хоть пальцем тронуть, мы того, как клопа, раздавим.

- Ага, - сказал Партизан, - все слышат? Глухих нету? Если кто его заденет, я сам, своими руками удавлю того гада. Убью медленно и больно!

- Спасибо, что успокоили, - поблагодарил я. - Так что, может, отправите его в лес?

- Понимаешь... - Клыков смущённо разглядывал свои сапоги. - Мы не звери, но Пасюков должен умереть. А, возможно, и не он один. Чтобы даже мысли ни у кого не появилось ещё раз попробовать. Потому что если они ещё раз попытаются, может сложиться так, что придётся валить их всех, без оглядки на виноватость.

- Понятно, - сказал я. - Видишь, Пасюк, ты должен умереть. Извини...

- Так я и думал, - спокойно, словно ничего другого и не ожидал, ответил Пасюков. - И всё же, мы с тобой должны закончить наши дела. Я вызываю тебя на поединок. Ведь ты не откажешься? Или струсишь?

Я бы посмеялся, но сегодня грустный день. Я устроил штурм Посёлка; я дрался с гигантской сколопендрой; до этого я убил Сашу - врага, которого считал другом; я воскресил Партизана, которого раньше чуть не казнил. А ещё... много чего ещё. Иному с лихвой на две жизни хватит, да и мне уже достаточно.

- Степан, - спросил я. - Я не обязан это делать?

- Жизнь твоя, - ответил Белов, - тебе и решать. Будет полезно, если ты его прикончишь. Прямо здесь и прямо сейчас, чтобы народ видел.

- Зачем? - я удивился, потому что ожидал совсем другой ответ. Там, в лесу, Степан отговаривал меня от драки с Зубом, а теперь - наоборот.

- А затем! Затем, что если ты победишь, не будет ни суда, ни виселицы. Нам не придётся никого казнить, а наказание совершится, причём, по ихнему, крысячьему, закону. И тут уж, как ни крути, он сам это дело затеял, значит, при всём желании пасюки не сумеют сделать его безвинно пострадавшим. В общем так: с тебя началось, тебе и заканчивать. А заодно раз и навсегда решишь вопрос своей безопасности. Пасюк, как боец, гораздо слабее Зуба, тут тебе бояться нечего.

- Понимаешь, Стёпа, - сказал я, а сам подумал, что ни черта он не понимает. Откуда ему знать, что там мне помог лес, а здесь он не поможет, здесь придётся самому, и я не уверен, справлюсь ли? Я сказал: - Понимаешь, Стёпа, я очень устал.

- Вижу, и не настаиваю.

- Ладно, у меня нет ножа.

- Держи, - Степан достал из-за голенища оружие, и протянул мне. - И вот тебе совет: не смотри, что Пасюк жирный и старый. Боец он, всё же, хороший, а, главное, подлый - будь начеку. Потребуй раздеться до пояса, ты имеешь такое право. Заметил, у него топорщится ватник? Наверняка, под ним что-то есть.

- Ладно, - махнул я рукой, - пусть.

- Понял, Пасюков? - спросил Степан. - Сейчас вы будете драться. Но сначала ты громко, чтобы все слышали, чтобы у самой тупой крысы не осталось сомнения, расскажешь, как, и за что вы подставили Олега. Всё расскажешь, и, специально для меня, назовёшь имена.

* * *

Люди образовали неровный круг, мы с Пасюком - в центре. Смотрю я на противника, и не могу поверить, что это всерьёз: сейчас мы будем драться насмерть, а мне вовсе не страшно. Мне безразлично.

Вот я, вот мой враг, я должен его убить - проще простого! Рукоять ножа скользкая, ладонь её не ощущает, она не ощущает ничего, кроме пульсации боли в кровоточащих порезах. Что-то похожее со мной недавно случалось. Жизнь, будто ей не хватает сюжетов, замкнула ещё одну петлю! А может, она просто дразнится: мол, не такая уж ты важная птица, тебе и так сойдёт! Мысли, будто заволокло туманом и вообразилось - всё происходит не на самом деле, всё только бред, только кажется...

Где-то сияют звёзды и разлетаются галактики. Умные люди мне говорили, что это длится почти пятнадцать миллиардов лет, и будет длиться ещё столько же. Когда людей не станет, звёзды будут так же сиять, а галактики - разлетаться, хотя и непонятно, зачем сиять и разлетаться, если никто не увидит и не оценит? К чему я? Вся эта мишура сияла и разлеталась и в тот миг, когда сообразительная обезьяна додумалась взять в руку палку, и начались тысячелетия истории, сияла и разлеталась потом, когда другая сообразительная обезьяна запустила ракеты с боеголовками, и на этом история закончилась. Привиделось мне, что эти пятнадцать миллиардов лет, все бессчётные цепочки событий, да что там, все законы вселенной были созданы ради того, чтобы случился этот самый, главный миг... вечность всяческой суеты для того, чтобы череда случайностей привела меня в это место и поставила лицом к лицу с этим бандитом... Говорю же - бред! Не может быть, чтобы ради этого.