***
9 сентября 2008 года, среда.
К зданию следственного управления УВД Северного административного округа я и Валерий подъехали почти одновременно. Миновав КПП, мы зашли через центральный вход и поднялись на третий этаж. До начала допроса, запланированного на десять часов, оставалось еще пятнадцать минут, и я решил использовать это время для знакомства с коллегой, адвокатом Гакаевым, который уже находился здесь. Об этом нам сообщила следователь, которой Ставинский доложил о нашем прибытии.
Мы сели на лавку для посетителей около кабинета следователя. Минуты через две дверь соседнего кабинета отворилась, и оттуда с улыбкой на лице вышел невысокий худосочный кавказец с узким лицом. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Ухоженный, в черном костюме и кожаных туфлях. Мужчина подошел к Ставинскому, поздоровался с ним за руку, протянул руку мне, растянув узкие губы в подобии улыбки.
– Рамазан, – представился он, окинув меня оценивающим взглядом.
– Василий, – невозмутимо поприветствовал его я, поднявшись со своего места.
Гакаев положил свой черный кожаный портфель на лавку, где сидел Валерий, и предложил мне отойти в сторону для разговора.
Когда мы отошли, он спросил:
– Василий, вы раньше занимались делами этой категории?
– Нет, по этой статье я никого пока не защищал, – честно признался я.
– Спасибо за откровенность, – мягким вкрадчивым голосом поблагодарил Рамазан. – Буду с вами тоже предельно откровенным, – продолжал он, – раньше я много лет работал в этом здании и знаю тут каждую собаку. – Он сделал акцент на последних двух словах, недобро сощурив при этом глаза. – Так вот, любой здешний следователь и адвокат вам подтвердит, что за все время работы нашего управления по этой статье не было ни одного оправдательного приговора. И ни одно дело не было прекращено.
Я молчал, давая коллеге высказаться. А то, что он будет горячо меня убеждать поднять руки в гору и начать признаваться и каяться, у меня сомнений не было.
– Поэтому у меня к вам предложение. Давайте не будем, как в басне Крылова про Лебедя, Рака и Щуку, тянуть одеяло каждый на себя, а раз и навсегда сообща выработаем единую позицию по этому делу. Я думаю, что будет правильно, если Валера признает вину и согласится на особый порядок в суде.
Он остановился и испытующе посмотрел мне в глаза.
– Признает вину в чем? – невозмутимо глянул на него я. – В том, что он реально не совершал?
Несмотря на то, что ростом я был гораздо выше своего собеседника, тот умудрялся каким-то образом смотреть на меня сверху вниз.
– Послушайте, коллега, – начал заводиться Рамазан, – мы работаем по этому делу уже два месяца. А вы, не зная, какие доказательства есть у следователя, еще даже не войдя в дело, уже начинаете гнуть свою линию. Валера мне говорил, что вы поддерживаете его в стремлении доказать свою невиновность, но так же нельзя. Все доказательства налицо, вы хотите, чтобы ему дали реальный срок?
– Простите меня, Рамазан, э-э…
– Можно просто Рамазан, – махнул он рукой.
– О каких доказательствах вы сейчас ведете речь? – Я нахмурился, но мой тон не изменился, оставаясь невозмутимым. – Вы что, читали это дело?
– Да, читал, – как ни в чем не бывало, ответил собеседник. – Я же вам уже сказал, что я человек здесь не посторонний и мне, в отличие от некоторых коллег, – он ехидно усмехнулся, – дают почитать те материалы, знать о которых защите до ознакомления с материалами дела нельзя.
– И что вы там вычитали? – Я старался говорить как можно спокойнее , но мне уже стало ясно, что конфронтации с коллегой избежать не удастся.
Гакаев уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь кабинета следователя открылась и нас пригласили зайти.
***
Кабинет следователя Бочкиной представлял собою просторное помещение прямоугольной формы. Впереди, около большого окна, два сдвинутых стола. Видимо, помещение она делила с одним из своих коллег, которого сейчас не было. Сбоку к столам спинками друг к другу придвинуты два стула. У стен, напротив друг друга, высоченный шкаф, до отказу набитый какими-то папками, сумками и другими предметами, видимо вещественными доказательствами, и длинный продавленный диван. Судя по всему, ремонт здесь не делали со времен царя Гороха. Дешевые бумажные обои, на полу видавший виды линолеум, потолки обшарпанные, в воздухе дух казенщины и дешевого официоза.
Полная молодая женщина с густыми темными волосами, сидя за столом, смотрела на вошедших как на какое-то досадное недоразумение, с насмешкой и неприкрытым превосходством в маленьких черных глазках. Широкое лицо, большие отвислые щеки, прямой нос, пухлые губы, явно наметившийся второй подбородок. Лет двадцать семь ей, не больше, а грудь уже обвислая, хотя и большая. Форма капитана милиции висит на ней мешком, хотя впечатления того, что женщина не ухожена и не следит за собой, нет.
– Заходите, гости дорогие, – с фальшивой улыбкой прокуренным с хрипотцой голосом пригласила она.
Ставинский прошел вперед и сел напротив хозяйки кабинета, Гакаев устроился на диване, а я, вынув служебное удостоверение, ордер адвоката и несколько листов с ходатайством, передал их Бочкиной и представился:
– Адвокат Кравчук Василий Ильич.
Капитанша быстро пробежав глазами по ходатайству, презрительно скривилась и, не пытаясь скрыть свою неприязнь, голосом базарной скандалистки протянула:
– Только пришел, а уже ходатайством мне в морду тычет. – Ее губы расплылись в язвительной усмешке, а глаза хищно сощурились. – Любишь, господин адвокат, ходатайства подавать, да? Работу свою клиенту показать хочешь? – К ее лицу прилила кровь, а голос стал срываться на крик: – Хочешь, чтобы я только и делала, что в безумных твоих ходатайствах отказывала? Мне что, делать больше не хер?!
Надо сказать, я был поражен. За двенадцать лет работы, половину из которых я отработал следователем военной прокуратуры, а половину адвокатом, с подобным хамским поведением представителя власти я сталкивался впервые. Промолчать – означало потерять лицо. Сорваться и ответить хамлу в форменной юбке тем же – навлечь на себя крупные неприятности. А может, все это заранее отрепетированный и хорошо поставленный спектакль, целью которого является дискредитация неудобного адвоката, получение на него компромата и, как следствие, удаление из дела? Я повернул голову назад. Гакаев вольготно развалился на диване, закинув ногу на ногу. Он с интересом наблюдал за происходящим. Какой-либо растерянности или неудобства он не испытывал. Вполне возможно, что режиссером этого спектакля являлся именно он.
– Ну, во-первых, – спокойно ответил я, глядя собеседнице в глаза, – в морду я вам ходатайством не тыкал. А во-вторых, полагаю, что подача ходатайств является моим правом, а вы, госпожа следователь, обязаны его принять и рассмотреть в установленный законом срок. – В моих последних словах зазвенел металл.
– Оскорблять меня вздумал? – ровным голосом уточнила Бочкина. – При исполнении служебных обязанностей? А если у меня тут запись ведется? А ты мое лицо мордой назвал. Не боишься, что я сейчас рапорт чиркну и в следственный комитет направлю?
– Абсолютно, – в том же тоне парировал я.
– Ладно, – с угрозой протянула представительница обвинения, окинув меня холодным презрительным взглядом. – Сначала разберемся и посадим Ставинского, а потом, может, очередь и его адвоката придет.
Она успокоилась, и как не в чем ни бывало, передала всем нам троим по экземпляру постановления о привлечении Ставинского в качестве обвиняемого.
Валерий обвинялся в незаконном использовании объектов авторского права в крупном размере, с использованием своего служебного положения.
Из постановления следовало, что Ставинский, являясь генеральным директором ООО «Рекламные конструкции», с целью избежать материальных затрат на установление лицензионных копий программных продуктов в неустановленное время, при неустановленных следствием обстоятельствах для обеспечения деятельности своей компании в области оказания услуг по изготовлению рекламной продукции, в своем офисе разместил два персональных компьютера. На этих компьютерах неустановленными лицами при неустановленных следствием обстоятельствах были поставлены заведомо контрафактные копии программ, права на которые принадлежали Корпорациям Гиперсофт, Риф, Адобс и Автотейбл. Компьютеры с контрафактными программами с неустановленного времени по 5 июля 2008 года использовались неосведомленными о его, Ставинского, преступном умысле сотрудниками ООО «Рекламные конструкции» без разрешения правообладателей.
