Борис Зиновьич подал Андрею твердую, как щепа, руку:

– Слыхали, слыхали. Давно пора нам своих ученых заиметь.

– Какие там ученые! – отмахнулся Андрей не без досады. – Видите, пришел к вам с поклоном.

– Следовательно, считаете за унижение. Та-ак. – Борис Зиновьич поправил под спецовкой черный затрепанный галстук. – А вот академик Костинов Яков Сергеевич постоянно советуется с нами. Не стыдится. В книге своей так и написал: благодарю за помощь техников таких-то.

Он обиженно замолчал, а Андрей подумал: «И поделом, правильно меня раскусил. Ох, и скотина же я!»

Плохо было, что не мог заставить себя сказать такие вещи вслух, и от этого злился и еще упрямей морщил переносицу и стучал пальцами по столу.

Кривицкий, как ни странно, накинулся на Бориса Зиновьича: нечего сказать, культурная станция – гостей встречают попреками.

Борис Зиновьич расстелил схему генератора. Отголоски обиды еще звучали в его витиеватом предисловии: мы люди неученые, провинция, рассуждаем без интегралов.

– Никак нашел? – быстро спросил Кривицкий. – По носу вижу, что нашел.

Борис Зиновьич осторожно покосился на Андрея:

– Признаться, набрел на одну мыслишку.

«Мыслишка» поразила Андрея – до чего просто! Потом он бурно обрадовался, потом с горечью подумал о себе: тупица! Потом, расспросив Бориса Зиновьича, успокоился. Цоколь контрольной лампочки в цепи возбуждения! Найти здесь причину толчков нагрузки мог только человек, который годами работает с этим генератором, хранит в памяти все его капризы.

Борис Зиновьич окончательных выводов не делал:

– Мне трудно судить. Вроде бы и так, а кто его знает – теоретически, может, и неверно.

Он настороженно следил за Андреем – вдруг этот самоуверенный парень высмеет все его теории?

Другой на месте Лобанова давно бы заметил его смущение, но Андрея целиком поглотила схема, вычерченная техником, – бывают же на свете люди, которым схема может доставить не меньшее наслаждение, чем картина художника. В этой корявой схеме присутствовало то, чего не добиться никаким образованием, – удивительно верное чутье.

– Честное слово, я вам завидую, – признался Андрей.

Борис Зиновьич мгновенно вспотел.

– Мне осциллограммы Кривицкого помогли. Они выявили гармоники периодического процесса… – Он варварски щеголял техническими терминами: и мы, мол, не лыком шиты! Говорил он сердито, не желая показать, насколько ему была приятна похвала этого мальчишки.

– Начинаются комплименты, – сказал Кривицкий, – а дело будет стоять.

Андрей принялся быстро чертить.

– Давайте тут же переключим генератор на другой возбудитель и проверим.

Заглянув через его плечо, Борис Зиновьич в ужасе выхватил у Андрея карандаш:

– Что вы делаете! Мы же так погасим абонентов. Вот как надо. С вами тут недолго аварию натворить…

Уточнив программу испытаний, Кривицкий и Борис Зиновьич отправились «утрясать» ее с диспетчером. Андрей вышел в машинный зал.

Поднимаясь на пульт, Кривицкий сказал Борису Зиновьичу:

– Горячий больно. И молод, с людьми не умеет ладить.

– И нечего об этом тревожиться, – неожиданно возразил ему Борис Зиновьич. – Специалистов ладить у нас и без него хватает.

Машинный зал встретил Андрея блеском стен, выложенных белым изразцом. Лакированные, словно потные, громадные машины выталкивали волны теплого воздуха. Как будто они жарко и шумно дышали в своем неустанном беге.

Навстречу Андрею шла группа людей. Впереди в синей спецовке – Виктор Потапенко.

– Ты чего сюда явился? – спросил он, здороваясь с Андреем, и тут же, не дослушав, представил своим спутникам.

– Мой однокашник, новый начальник лаборатории. Прошу любить. Ну как? – спросил он у Андрея, широко, по-хозяйски обводя зал рукой. – Нравится? К лету все цветами засадим!

На ходу Виктор оглядывал приборы, пробовал рукой нагрев машин; приложив ухо, слушал ход новой турбины. От его взгляда ничто не ускользало.

– Почему до сих пор маслоподачу не привели в порядок? – обрушился он на сопровождающих. – Вы мне бросьте, думали – не замечу? Ишь, замаскировали!

С машинистами он здоровался за руку, знал их по имени-отчеству, с каждым у него происходил краткий, но свой разговор.

У молодого машиниста в лихо сдвинутом берете спросил: «Привык к новой колонке? А помнишь, как боялся? Вот, брат, кто смел, тот и съел. А что ходишь ты в отрепьях, это не годится. Культурный вид станции портишь». С седоусым турбинщиком побеседовал о рыбной ловле. Перекинулся шуткой с веселой крановщицей, справился у дежурного инженера про экзамены, словом, всем было понятно: идет свой человек, хоть и начальник, а простой, заботливый, настоящий хозяин.

Андрей с удовольствием наблюдал за Виктором. Большое дело – уметь подойти к разным людям без наигранной простоты. У Виктора получалось это с пленяющей естественностью.

Кто-то рядом с Андреем сказал:

– Напористый мужик. Дотошный.

Андрей обрадовался, будто это его похвалили. Он гордился сейчас своим другом. Наблюдая за Виктором, он примеривал к себе все, что ему в нем нравилось. Сила Виктора заключалась в умении обращаться с людьми. У него был свой продуманный стиль. Честно говоря, Андрей пытался несколько раз скопировать манеры Виктора: похлопывал по плечу, ругался, запросто болтал с рабочими, играл на их самолюбии и так далее. Оставалось ощущение стыда, как будто он совершал что-то оскорбительное по отношению к этим людям, обманывал их.

Возле злополучного генератора Кривицкий и Борис Зиновьич присоединяли приборы. Виктор мельком оглядел собранную установку и принялся расспрашивать Бориса Зиновьича о здоровье жены. Борис Зиновьич выпрямился, держа в руке провод, пальцем другой руки прижал нужное место на чертеже. Отвечая Потапенко, он переминался с ноги на ногу с видом школьника, попавшегося на глаза нудному учителю. Когда Виктор в сопровождении свиты двинулся дальше, Борис Зиновьич посмотрел на зажатый в руке провод, на схему и, восстанавливая нарушенный ход мыслей, ни к кому не обращаясь, покачал головой:

– Демокра-ат!

По его тону трудно было разобрать, какой смысл он вкладывал в это слово.

Началось испытание. Оно заняло всего несколько минут, полностью подтвердив предположения Бориса Зиновьича. Все трое почувствовали себя именинниками; Андрей пришел в болтливое настроение – верный признак удачи.

– Представьте себе, еще вчера вечером сидели мы трое по своим комнатам и ломали головы, – рассуждал он. – Мудрили все врозь, и так могли мудрить еще год. Хорошо, что Кривицкий показал вам свои замеры. Вот, кстати, где надо искать стиль научной работы, – погрозил он пальцем Кривицкому, словно до этого спорил с ним.

Кривицкий напомнил о заключении Долгина.

– Эх вы, – разочарованно сказал Андрей. – Мы обнаружили любопытнейшее явление, вас же заботят какие-то бумажки.

– А вам известно изречение Долгина? – иронически осведомился Кривицкий. – Без бумажки – ты букашка, а с бумажкой – человек!

Борис Зиновьич до отказа подтянул затрепанный галстук.

– Желательно было бы, Андрей Николаевич, генератор в ремонт не выводить. У нас график собьется.

– Тебе одна забота, – проворчал Кривицкий. – А от нас потребуют доказательств. Почему не выводить? Придется все точненько рассчитать.

– Я сейчас посоветуюсь с Потапенко, – сказал Андрей.

Борис Зиновьич и Кривицкий переглянулись и молча начали отсоединять приборы.

Потапенко находился у крайнего агрегата, где мостовой кран осторожно опускал ротор турбины; такелажники, слесари, инженеры напряженно следили за движением огромного ротора, будто поддерживая его со всех сторон своими пристальными взглядами.

Бригадир монтажников подал крановщице команду «стоп». Ротор повис, покачиваясь над самыми подшипниками. Бригадир начал измерять зазоры, подсовывать деревянные подкладки. Присутствие начальства его явно нервировало. Он замялся и показал крановщице пальцем – снова поднимай вверх.

Андрей издали увидел, как Виктор тронул бригадира за плечо, сердито закричал на него. Тот помотал головой – видимо, отказывался. Черные брови Виктора гневно сомкнулись.