Увы, как в воду глядел плешивый старец. Сегодня мы с точностью можем назвать заморские страны, откуда громадные океанские сухогрузы везут хлеб в нашу страну!
Все дело в том, что первая «пробная» борозда всегда и во всем имеет преимущество. И красивее она, и глубже, и даже урожайнее, поскольку выворачивает еще нетронутые слои почвы, богатые пока еще гумусом. Но живой организм почвы устроен так, что только верхние ее слои могут терпеливо сносить ежегодные физические возмущения, воздействия и корнями растений, и копытами и клыками животных. Как и кожа у животных, как и кожица у растений, как и мембрана живой клетки, поверхностный слой почвы является одновременно защитным и в то же время несущим важнейшую функцию обмена всего организма почвы с окружающей средой. Или, применяя терминологию экономистов, является ежегодным обменным фондом, тогда как глубинные слои составляют основной фонд плодородности почвы. И выворачивая, растранжиривая его на сиюминутные нужды, земледелец, как и любой жадный и неумный предприниматель, растративший основной фонд своих капиталов, становится полным банкротом.
По-видимому, и тот плешивый старец, относясь к земле, как к живому существу, понимал всю недолговечность преимущества плуга, который в конечном счете принесет и земле и крестьянину одну лишь нищету.
И знаете, удивительно вовсе даже не это понимание крестьянина, не его пророческие слова, а то, что и граф Перовский и царь, узнавший об этой истории, вняли словам плешивого старика и не стали насильственно внедрять прогрессивный плуг (хотя как вы сами понимаете, запросто могли бы это сделать), оставив в крестьянских хозяйствах соху. Только с развитием капитализма в России после освобождения крестьян от крепостной зависимости на полях стали все больше и больше появляться плуги. И хотя были они легкими, пароконными, но и они принесли немалую беду. За 25 лет (1871–1895) в Ставрополье прошло 4 пылевых бури, о которых ранее и не слыхивали. Современная же техника за те же 25 лет (1946–1970) породила уже 14 пылевых бурь.
Именно породила, не только растерев в пыль черноземные почвы, но и породив сами ветры, поднимающие эту плодородную пыль в поднебесье >и сметающие ее в многокилометровые валы. Ибо распашка нарушает все экологическое равновесие данного региона — и почвенное, и водное, и атмосферное. В сущности, с нее-то и начинается превращение плодоносных степей в безжизненную пустыню.
В какой-то мере пустыня сама повинна в том, что она пустыня.
Как-то мы заночевали в глубокой ложбине. Ночная прохлада принесла густой туман, в котором и в двух шагах друг друга не разглядишь. Развели костер, и когда он яростно запылал, над ним, в густой белесоватой мгле вдруг проглянул небольшой круг темно-синего неба с яркими звездами. Горячий воздух, поднимающийся от пламени, сконденсировал мельчайшие водяные капли тумана и проделал в нем как бы трубу, устремленную в чистое небо. Эта «труба» имела и «стенки» — постоянно конденсирующиеся от надвигающегося со всех сторон на горячий воздух тумана капли воды, образовали и по всей окружности «трубы», и на земле вокруг костра мелкий, но вполне ощутимый дождик. Так было до тех пор, пока не погас костер.
Точно так же вот и пустыня: раскаленная солнцем ее поверхность устремляет ввысь потоки горячего воздуха, которые не дают проникнуть внутрь образованной ими «трубы» облакам и тучам, по существу, тому же туману, возникшим над морями и океанами. А раз нет осадков, нет и испарений, охлаждающих поверхность, и пустынный песок раскаляется еще больше, образуя все более неприступную «трубу»- горячих потоков. Если пустыня расположена в зоне умеренного климата, то и зимою она почти неприступна для осадков: мгновенно остывая с наступлением холодов, она так же мгновенно охлаждает и находящийся над ее поверхностью воздух. Тяжелые холодные воздушные массы устремляются во все стороны, в зоны, где воздух потеплее, а значит, полегче, и, понятно, не дают пробиться тем, что несут влагу облаков и туч. Эта великая сушь пустынь, естественно, отнюдь не привлекательное место для растительности, которая, как вы помните, для фотосинтеза, для существования своего, нуждается в воде. А нет растительности, ничто не укрывает землю от палящих лучей и обжигающих морозов. Так создается порочный круг, из которого пустыне не вырваться во веки веков. Вот почему, кстати, так страшно антропогенное опустынивание плодородных земель: процесс этот необратим, а ждать, пока сине-зеленые за добрый десяток миллионов лет исправят эту человеческую оплошность, ни сил, ни времени не хватит.
Примерно тот же процесс происходит и при глубинной и на обширных площадях распашке земель. Ученые установили, что обнаженная от растительности поверхность пашни раскаляется на солнце до 82 °C, а при тех же условиях, в тех же самых местах и в то же самое время почва, покрытая травами, нагревается всего только до 18–23 градусов. «Эффект костра» порождает на огромных площадях распаханных степей и конвективные, восходящие потоки воздуха и их горизонтальные смещения — то, что мы называем ветрами. Конвективные потоки вместе с перегревом поверхности почвы усиливают испарение содержащейся в почве влаги и в то же время, как и в пустыне, препятствуют конденсации дождевых облаков именно над пашней.
Каждую минуту на Земле 44 гектара плодородных почв превращается в пустыню. А пустынь и полупустынь на нашей планете и так предостаточно — свыше 5 миллиардов 300 миллионов гектаров — более третьей части всей земной суши.
Обычно считается, что пустыня потому и пустыня, что в ней не растут деревья и травы. Но это — следствие. Главная же причина опустынивания земель в том, что в них почва становится мертвой. И процесс омертвления земель усугубляется еще и химизацией их.
Истощив плодородие почв вспашкой, человек пытается поднять урожайность за счет внесения искусственных удобрений, применения ядохимикатов в борьбе с сорняками и насекомыми — вредителями сельскохозяйственных культур, грызунами и птицами. Эти ядохимикаты, а частично и искусственные удобрения — такие, как, скажем, нитраты, выполняют не только свою прямую работу, но еще и по совместительству уничтожают почти весь живой компонент почвенного организма.
Мы только упомянули о сложности этого организма и загадочности гумуса. Сейчас настало время несколько расшифровать эти определения. Тайна гумуса заключается в том, что ученые, как ни бьются на протяжении уже более столетия, но так и не могут выяснить, как же он все-таки образуется в почве, кто именно причастен к его изготовлению из останков растений? Единственно несомненно, что преобразование отмершей органики и гумус производят населяющие почву животные и микроорганизмы. По современным представлениям, это происходит так: крупные насекомые перемалывают своими челюстями жесткие стебли и отмершие корни, часть пропуская через свой желудочно-кишечный тракт, часть — мельчайшую труху, оставляя на долю более мелких подземных жителей: ногохвосток, нематод, личинок всевозможных насекомых и червей. Пройдя через их пищевые тракты и кишечные полости, органические соединения попадают «на стол» бактериям и грибам, смешиваются с выделяемыми ими ферментами и отходами жизнедеятельности и таким биотехнологическим путем образуется в конечном счете сам гумус.
Количество живых существ в почве огромно. На каждом гектаре не затронутой сельскохозяйственной деятельностью, особенно химизацией, земли насчитывают свыше трех миллионов одних только дождевых червей. Работа, производимая ими для увеличения плодородия почв, огромна и никаким человеческим силам и механизмам неподсильна. Каждые сутки черви пропускают через свой кишечник на каждом гектаре до полутора тонн земли, придавая ей наилучшую для развития и жизни растений структуру — мелкозернистую, обогащенную гумусом и противостоящую эрозионному воздействию воды. Прокладывая вертикальные ходы в почве, дождевые черви к тому же способствуют установлению наилучшей вентиляции для корней растений, для их свободного развития в этих ходах, для того, наконец, чтобы к корням скорее и лучше поступала дождевая вода.
