Но именно это противоречие и позволяет нам понять, что Природа-не некая слепая сила, нечто схожее с калейдоскопом, где из случайных сочетаний случайно набросанных стеклышек-организмов возникает вдруг некое подобие гармонии — и скорее кажущееся нашему воображению, нежели действительное. И уж коли мы признали принцип цефализации Дана — Вернадского, а вместе с ним и явление направленности эволюции (во всяком случае возражений против этого принципа у ученых, даже тех, кто его замалчивает, нет), то не пора ли, сказав «А», начать говорить и «Б» — что эволюция имеет какую-то, пока неизвестную нам, цель? Ибо направленность всегда предполагает движение к чему-то, а это «что-то» и есть — цель. В какой-то мере принципы преадаптации и нреизбыточности подтверждают обобщение Дана — Вернадского, и, таким образом, направленность обретает черты, общие для эволюционного развития живого вещества.
Мало того, направленность эволюционного развития видна и в деятельности сине-зеленых, которые, будучи сами анаэробными организмами, не нуждаясь в атмосферном кислороде для поддержания своего существования, преобразовали первичную атмосферу Земли, насытив ее свободным кислородом, без достаточного содержания которого в воздухе живое вещество развиться до высших организмов попросту бы не смогло. Видна и в деятельности более поздней — эдак миллиарда два-три лет спустя — простейших организмов и тех же цианобактерий, превративших воду Мирового океана в щелочную и тем самым создавших условия студнеобразным животным для обзаведения скелетом, который впоследствии и позволил их потомкам выйти на сушу и в буквальном и переносном смысле встать на ноги. Видна и в деятельности тех же сине-зеленых и прочих растений, подготовивших так же в буквальном и переносном смысле почву для появления животных на суше, причем задолго до того, как они смогли вылезти из воды. Следовательно, и косные компоненты биосферы подвержены той же самой преадаптации, что и виды живых существ. Не нелепо ли считать эти глобальные преобразования окружающей среды, преобразования, без которых восхождение живых существ вверх по ступеням эволюционного развития просто невозможно, не более чем случайными отходами жизнедеятельности живых организмов? По-видимому, гораздо справедливее утверждение, что и в этих случаях проявляется направленность — устремленность ко все большему и большему совершенству биосферы.
А если это так, вывод может быть однозначен: биосфера (во всяком случае главная ее составляющая — живое вещество) является цельным, единым в своем существовании, развитии и деятельности самоорганизующимся живым организмом. А скорее всего, живое вещество и не следует вычленять из биосферы, а всю ее принимать как (используя терминологию Вернадского) биокосный надорганизм (в данном случае приставка «над» означает, что в его состав входят и все организмы-виды, и атмосфера, и почва, и гидросфера), живущий своей особой, но в то же время во всех своих основных чертах схожей с той, которую ведут обычные, привычные нам живые существа, жизнью.
О том, что биосфера — живой организм, говорят не только упомянутые выше явления ее самоорганизации и самосовершенствования, но и удивительно четкая, динамически равновесная и потому стабильная организация всех без исключения ее частей — атмосферы, литосферы, гидросферы и живого вещества, — взаимодействующих, взаимовлияющих и взаимозависимых. Нет, искать функциональные параллели между составляющими биосферы и органами нашего тела не стоит. Их нет, поскольку биосферный организм совершенно особенный и живые существа созданы отнюдь не по его образу и подобию.
Как и всякое другое тело Вселенной — от атома до звезд, от бактерии до слона, как и всякая, объединяющая множество составляющих система — от живого организма и галактик до Вселенной в целом, биосфера не может существовать вне подчинения всеобщему закону равновесия. Это равновесие обеспечивается и поддерживается прежде всего живым веществом — громадным многообразием живых существ, каждый из видов которых не столько занимает, как это принято говорить, определенную экологическую нишу, сколько — это принципиальное различие — выполняет свою, определенную ему работу по поддержанию этого всеобъемлющего равновесия в организме биосферы. И численность особей каждого вида зависит в первую очередь от объема выполняемой видом в целом работы.
Хотя биосфера довольно неплохо регулирует климатические условия — об этом говорят вполне стабильные цифры среднегодовой температуры и осадков в каждом из климатических регионов земного шара, — но все же изменения солнечной активности, потока других космических излучений, колебания прочих космических воздействий создают те неравномерности, которые принято называть плохой или хорошей погодой. Погода же, как нам хорошо известно, оказывает непосредственное влияние на рост растений: при хорошей — он увеличивается, при плохой — уменьшается. А растения являются в организме биосферы главными регуляторами теплового баланса и «перевыполнение плана по их росту» столь же нежелательно в этом смысле, как и «недовыполнение». Поэтому буйный рост растений начинают сдерживать буйно размножающиеся на привольных растительных хлебах травоядные животные — от микроскопических существ и всевозможных гусениц и тлей до мышей и копытных. А это, в свою очередь, увеличивает объем работы для всевозможных хищников, которые также начинают буйно плодиться — с тем отставанием, которое необходимо для того, чтобы травоядные успели сделать свою работу по сдерживанию роста растений. Если погода и в следующем году будет благоприятной для роста растений, то травоядные увеличат еще размножение, а разросшееся потомство хищников изымет излишки, как, впрочем, и в том случае, если погода станет плохой и травы не уродятся. И если учесть, что каждый вид травоядных специализирован в общем-то на поедание только своего вида растений — колорадский жук не ест капусты, а гусеница бабочки-капустницы не трогает картофеля, овцы предпочитают траву, а лоси — побеги кустарников, кору и ветви деревьев — и хищники в основном специализируются на питании одним или небольшим числом видов, то станет ясным, как необходим каждый вид растений, травоядных и хищников для гомеостатического равновесия всей биосферы в целом. В сущности, для ее существования.
А если принять во внимание, что каждый из видов необходим не только для сегодняшнего существования биосферы, но и для ее будущего развития — ведь мы не ведаем, какой из видов станет родоначальником будущего высшего существа и какие виды животных и растений помогут ему стать этим высшим существом, — то поймете все отчаяние, которое охватывает биологов и всех тех, кому небезразлична сегодняшняя и будущая судьба уникального организма биосферы (а значит, и наших с вами потомков, человечества в целом), когда они воспринимают поистине апокалипсическую фразу: «Каждый день на Земле исчезает безвозвратно один вид животных или растений».
И подавляющее большинство их уничтожает своей техногенной, в том числе и сельскохозяйственной, деятельностью человек.
И, согласно принципу необратимости эволюции, они не возродятся на Земле уже больше никогда.
Никогда.
Тот прекрасный, прекрасный, прекрасный мир
Лес
Величав и спокоен зрелый лес умеренных широт.
Далеко отстоящие друг от друга мощные стволы сосен уходят ввысь, словно колонны невиданно-обширного храма поддерживают свод тверди небесной. Некоторым из сосен пошел уже третий век, и в воспоминаниях своих видят они сквозь дымку времени, что и тогда, когда были они от корешка два вершка, лес был таким же величавым и спокойным.
Чуть ниже полога хохластых сосновых вершин начинаются острые верхушки елей. Темная, почти черная на фоне бронзы сосновых стволов их хвоя скатывается стремительно по крутой горке во все стороны вниз, пока на двух-, трехметровой высоте не остановится вдруг резко, открывая неохватный черно-лиловый ствол и ведьмины космы лишайников, свисающих с не видных из-за хвои ветвей. Ели тоже стары и помнят многое, но никогда им не обогнать в росте доминирующую в лесу сосну. Мощная корневая система сосен уходит далеко в глубь земли, широко разбегается по поверхности почвенного покрова и потому, в сравнении с только поверхностными корнями елей, дает дереву гораздо больше питательных веществ, которые и позволяют стремительнее тянуться к небу, к солнцу светолюбивой сосне. Ель, впрочем, не жалуется на судьбу: для нормального роста ей вполне хватает в полтора раза меньшей освещенности, чем соснам. Она, скорее, даже довольна совместным проживанием с рослым собратом, принимающим и ослабляющим удары ураганных верховых ветров. Из-за поверхностной корневой системы, высокого центра тяжести и большой площади кроны ель подвержена частым ветровалам. А тут — живи себе спокойно под защитой гибкой, упругой, твердо стоящей на земле сосны.
