ДЕНЬ 6

Трейган был прав. Боль и жажда прекратились в ту же секунду, когда сине-зеленые и серебряные облака пронеслись в его глазах.

Мы проследили за слишком большим количеством воспоминаний. Я оставалась в его сознании несколько часов, пока мягкий толчок не заставил меня выйти из души Трейгана в светлую дымку.

Я вернулась в свои тело и разум.

Первое, что я увидела, было залитое солнцем лицо Трейгана. Его синие глаза были уставшими, а иссиня-черные волосы сухими и торчали во все стороны. Вчера я думала, что он слишком коротко их остриг, но выглядел он потрясающе. Солнце светило высоко над морем. Должно быть, был почти полдень.

— Привет, — сказала я, глядя в его уставшие глаза.

— Добро пожаловать обратно.

Он бережно держал меня рядом с собой, но, когда я начала двигаться, русал отпустил меня и отодвинулся назад. Я спустилась в воду, теряя с ним контакт. Я ненавидела эти ощущения.

— Сработало, — я провела пальцами по песчаному дну подо мной. Я чувствовала себя сильной и здоровой. Ни дрожи, ни тошноты, ни невыносимой жажды крови, ни ударов током. — Я не помню ничего после того, как ты начал делиться воспоминаниями… только то, что чувствовал ты, счастливые воспоминания в основном.

— Хорошо, — он оттер ноги от песка и проплыл мимо меня поглубже.

— Ты, должно быть, держал меня несколько часов.

— Я хотел быть уверенным, что жажда полностью оставила тебя.

Прежде чем Трейган забрал меня, каждая минута немощи казалась вечностью. Боль была хуже всего, что я когда-либо испытывала в жизни. Я продолжала видеть и слышать маму. Я была уверена, что умирала.

Съежившись при мысли о том, какой ужасной была прошлая ночь, я поплыла за Трейганом. От скольких страданий он уберег меня, решив впустить меня в свою душу на такой долгий период времени? Было ли ему от этого больно?

— Ты что-то тихий. Все хорошо?

— Я в порядке. Нам надо вернуться в Солис. Все беспокоятся за нас.

— Подожди, — я схватила его руку. — Я хочу знать больше о своих родителях. Ты сказал, что моя мама была сиреной, то есть в какой-то степени была как Никси и ее сестры? — он кивнул. — Они знали ее? Ты знал ее?

— Да, и они, и я.

— Она могла летать? И жила в твоем мире?

— Сирены предпочитают этот мир. Они успешно живут, забирая человеческие песни. Как и ее сестры, она очень много времени проводила здесь, с людьми. А потом и с твоим отцом.

— Стой, то есть сирены — это сестры моей мамы? Или, скорее, были ими?

— Мариза и Отабия были. Никси заняла место твоей мамы в этом трио, после того, как твоя мама стала человеком. Их всегда должно быть три.

— Что значит «забирали человеческие песни»?

— Одна из исконных целей сирены была доставка человеческих воспоминаний сестрам горгоны. Лишь так они могут узнать жизнь за пределами грота, при помощи сирен. Сиренам приходится полностью забирать воспоминания из души человека, иначе не состоятся две передачи: человек — сирене, сирена — горгоне.

— Бедные люди. У них просто украли воспоминания?

— Да, но они не помнят, что их забрали. Они не знают, что эти воспоминания у них были, поэтому не скучают по ним.

— А что если кто-то посетит какое-нибудь мероприятие или заведет разговор, который у них уже был, а человек этого не помнит? Разве тогда они это не поймут?

— У людей ужасная память. Они не используют часть мыслительной способности, данной им. Они стараются избегать этого и используют мыслительную деятельность напрямую, когда стареют, или сваливают все на забывчивость.

— Моя мама крала у людей воспоминания, — повторяла я. — Как это ужасно.

— Ей приходилось. Это естественная черта, о которой, я говорил тебе. Мы не можем противиться законам природы. Это сравнимо с приказом человеку никогда ничего не есть или не пить. Без еды они не прожили бы и недели.

— Прекрати, я была бы в ужасе, если бы кто-нибудь забрал у меня воспоминания.

Его бровь вопросительно изогнулась. Он не смотрел ни на что, кроме моего лица. Вода плескалась вокруг его плеч и шеи. Такой умиротворяющий звук, но я чувствовала некую недосказанность между нами.

— Трейган, ты что-то мне не договариваешь?

— Что ты на днях говорила? Это не мое дело?

— Ахах. Это мои слова. Ты от меня что-то скрываешь. Говори уже.

Он сдавил переносицу.

— Ты помнишь, как Никси забрала тебя с праздника?

— Нет, но она сказала, что я была пьяна.

— Ммгмм. Я бы мог в это поверить, если бы не одна свежая отметка на твоих губах.

Я пробежалась пальцами по появившемуся наросту.

— Поэтому они болят?

— Видишь, ты не помнишь, как у тебя украли воспоминания.

— Совсем не помню.

— Эти воспоминания ушли, но может это и к лучшему, — он подплыл ближе. — Не злись, но у тебя забрали много воспоминаний. Их передача, будь то от монстра к человеку или наоборот, требует временной откачки жизненных сил из души, поэтому процесс происходит при помощи того «инструмента», каким существо располагает. Для нас — это наши воспоминания, для Селки — их кровь. Сиренам нужно и то, и другое. Никто никогда не истощает то, что он или она есть изначально. Это было бы смертельно.

— Но Дельмар делал это со мной, и у меня по-прежнему есть человеческие воспоминания.

— Прямо сейчас у тебя очень мало воспоминаний. Как я и сказал, если бы Дельмар забрал их все, ты бы умерла. Со временем самые яркие воспоминания вернутся. Только сирены способны полностью забирать их из твоей души.

Я долго соображала. У меня были воспоминания о дяде Ллойде. Всего несколько о матери, но она умерла, когда мне было восемь. Сколько же я могла тогда помнить?

— Нет, я многое помню.

— Ты подумай. Сколько событий или бесед ты помнишь из человеческой жизни? Учитывая, что ты прожила восемнадцать лет, много ли их будет? Кажется, что много, потому что ты не помнишь те, которые пропустила или знаешь, что она существовали.

— Нет. Я все помню. Я показала тебе воспоминание о том, как впервые встретила дядю. Я помню, как ты появился у меня дома в шторм, и ночь, когда спас меня от утопления.

— Дельмар оставил твои самые яркие, самые ранние и недавние воспоминания. Он не мог коснуться последних нескольких недель твоей жизни. Иначе ты бы проснулась, не помня никого, и почему заботишься о них, где живешь, кто ты. Основные воспоминания. Некоторые из них твоя душа оставила. Эти он и оставил.

— Как он понимает, какие надо оставить?

— Он говорит, что они по-другому окрашены. Он видит их словно сквозь сепию, поэтому проходит мимо них.

— С ума сойти. Я знаю, что помню все. Возможно, Дельмар не много стер.

— Я бы хотел, чтобы это было правдой, но если бы было так, то ты не пережила бы трансформацию. Изменение в человека в чудовище сказывается на душе и теле. Хотя мы можем проверить твою теорию. Три года назад рядом с Эденс Хаммок прошел ураган. Помнишь это?

— Как его звали?

— Отабия назвала его Дриада. Сирены называют штормы в честь созданий из легенд и сказок, но люди дают им имена, на которые мы не обращаем внимания.

— Я не запомню шторм, если только он не был серьезным.

— Серьезным? — фыркнул он. — Это как сказать. Ты помогала Ллойду заколачивать окна и соскользнула с края крыши. Ты сломала левую руку, а на локоть наложили двенадцать швов, — он поднял из воды мою руку и повернул так, чтобы я заметила бледные шрамы на предплечье. — Ты и твой дядя остались в больнице Мёрси в Майями на две ночи, пока штор не кончился. Помнишь хоть что-нибудь из этого?

— Нет, но…, - я не могла поверить в это. Как это я не знала о шрамах на локте? Как могла забыть о том, что лежала в больнице? — Откуда ты об этом знаешь?

— Я твой телохранитель, Яра. Это моя работа, сохранить тебя в целости и сохранности. Хотя были моменты, как, например, со сломанной рукой, когда я довольно плохо справлялся со своей работой, — он отвернулся, но я коснулась его, желая заверить в обратном. Он поднял голову и наши взгляды встретились. — Я был твоим телохранителем целых четырнадцать лет.