- Люди меняются, - возразил Узумаки, встав на защиту своего парня, - их меняют время и обстоятельства

- Но где-то в глубине души они остаются такими же, - не согласился Суйгетсу. – Послушай, Наруто-кун, - блондин наклонился вперед и перешел на шепот, - я вижу, что ты хороший человек, а Учиха Саске… он не такой, каким кажется, он никогда не бывает настоящим, даже сам с собой наедине он играет совершенно другого человека, отрабатывает навыки для публики

- Похоже, мы говорим о совершенно разных людях, - выслушав собеседника, сделал вывод блондин. – Да, Саске не принц на белом коне, но он и не чудовище, каким вы пытаетесь его выставить перед моими глазами

- Наруто-кун, вот скажи, - Ходзуки слегка прищурился, - как долго ты знаешь Учиху Саске?

- Три месяца, - без промедления ответил блондин

- Пф, три месяца, - Суйгетсу демонстративно фыркнул и выровнялся. – А я знаю Саске 13 лет и за это время уже успел побывать и его другом, и любовником, и даже врагом, так что я имею больше прав и оснований судить об этом человеке

- А вам не кажется, Суйгетсу-кун, что мы сейчас сплетничаем, как портовые девки? – Узумаки тоже фыркнул. – Или вам больше нечем заняться, кроме как обсуждать бывших любовников?

- Знаешь, Наруто-кун, я согласен с тем, что люди должны учиться на своих ошибках, но, - Ходзуки поднялся, гордо расправив плечи, - если уже был прецедент, то почему бы им не воспользоваться, чтобы не совершить одну и ту же ошибку дважды

- Что вы имеете в виду? – поинтересовался Наруто, правда без особого-то и интереса

- Давай встретимся завтра и поговорим в более располагающей обстановке, - предложил Суйгетсу

- И о чем же нам говорить? – вновь фыркнул Узумаки. – О том, что такое бывший любовник и с чем его едят?

- О том, как Учиха Саске не умеет любить, - будто припечатал Ходзуки, выжидательно уставившись на блондина

Наруто вздрогнул: последние слова что-то зацепили в нем, что-то маленькое и хрупкое, где-то в глубине души. Он, конечно же, не раз задавался вопросом: а могут ли их отношения с Саске перерасти в любовь? Блондин верил, что могут, по крайней мере, с его стороны, а вот со стороны Саске… Конечно же, в последнее время Учиха изменился и уже не казался ему заносчивой и бесчувственной глыбой льда, но все же, несмотря на всю доверительность их отношений, определенное расстояние между ними все же было. Нет, не пропасть отчужденности и не барьер непонимания, скорее легкая недосказанность, некое умалчивание о том, к чему они оба были ещё не готовы или готовы, только вот боялись в этом признаться друг другу.

- Ладно, - выдохнул Наруто. – Где и когда?

- Завтра в семь в центральном парке, - вроде как, уже заранее зная ответ блондина, твердо произнес Суйгетсу и обескураживающее улыбнулся, - но такой милашке, как ты, Наруто-кун, можно чуток и опоздать

- Я буду вовремя, - явно недружелюбно бросил блондин, одновременно задумавшись над тем, под каким предлогом завтра улизнуть от Саске

- Увидимся, конфетка, - Ходзуки беззаботно махнул рукой и, насвистывая что-то невнятное, скрылся в недрах коридора

Наруто уже в который раз выдохнул и безвольно свесил голову: похоже, он только что совершил ошибку, согласившись на эту навязанную встречу и вообще, что нового, точнее в данном контексте, старого он хотел узнать о Саске. О его прошлых похождениях? О его сволочной натуре? О том, с кем Саске был до него? Вот именно что был, и в этих знаниях не было смысла, но все же коварное любопытство, которое подстрекает нас на самые нелепые и бессмысленные поступки, толкнуло его на этот шаг, подогретое незаурядным интересом. Конечно же, можно было элементарно не пойти на встречу и остаться при своем сформировавшимся за эти три месяца мнении, но Узумаки Наруто не привык отступать по жизни и если он уже подписался на столь щекотливую авантюру, то будет идти до конца.

- А я тебе серьезно говорю, попробуй, - дверь кабинета отворилась, и на пороге показался улыбающийся Учиха, который, очевидно, подбивал на что-то друга. – Помню, как-то раз Дейдара весь этими сливками перемазался, так они с Итачи мне потом целые сутки спать не давали

- Ну, я, пожалуй, не настолько экстремален, - Хьюго добродушно похлопал друга по плечу, - но к сведенью приму

- И на грудь прими, для храбрости, - в снисходительной улыбке дал другу ещё один, как он считал, дельный, совет Саске и на прощание пожал шатену руку. – Как только будут новости – звони

- Обязательно, - Хьюго в знак согласия кивнул и плавно прикрыл дверь

- Лисенок, - Саске подошел к задумавшемуся блондину, - все в порядке?

- Да, - Наруто встрепенулся и поднялся, - устал немного

- Тогда едем домой, - Учиха взял блондина за руку и повел за собой, вроде как, даже не обратив внимания на то, что тот чем-то подавлен. – Ужин, ванная, массаж… а потом видно будет, - брюнет в полуобороте подмигнул Узумаки. – Что скажешь, Лисенок?

- Я только за, - Наруто заставил себя улыбнуться и пошел вслед за брюнетом, стараясь не смотреть ему в глаза и не думать о том, что это он впервые обманывает дорогого человека и фактически сомневается в нем.

========== Глава 37. ==========

Человек – наверняка, единственное создание природы, мотивы поступков которого порой не понятны даже ему самому. Животные и птицы руководствуются природными инстинктами, условными рефлексами и приобретенным опытом, а человек, как существо социальное, уповает ещё и на мнение окружающих, учитывает законы морали и державы и при всем этом все равно поступает опрометчиво и непредсказуемо, будто и не существует для него этих самых канонов и правил. Чем же руководствуется человек? Голосом интуиции? Велением сердца? Умозаключениями? Зачастую – да, но бывают моменты, когда человек делает все на автомате, как запрограммированная машина, пытаясь убежать от чего-то, не думать о чем-то, отложить неизбежное на потом, а в результате совершает ещё больше ошибок и ещё туже запутывает клубок нерешенных проблем. Зачем? Себе же на зло, как наказание, как напоминание о том, что подобные ошибки нельзя повторять, но почему-то он, человек, их повторяет, а потом сетует, сокрушается, впадает в апатию или депрессию и во всем винит кого-то, того, из-за которого он утратил покой и позорно убегает, оставляя за своими плечами сомнения, страх и боль.

Хаширама поставил в конце документа дату и подпись, взглянул на заполненные аккуратными буквами строчки, хмыкнул и закрыл папку, переложив её на правый край стола. На какую-то секунду брюнет отвлекся от своего монотонного дела, которым занимался вот уже который час, и взглянул на внушительную стопку проделанной им работы. Сенджу мысленно присвистнул: это же надо, всего за пару часов он переделал всю работу, запланированную на эту неделю, причем переделал на автомате, абсолютно не запомнив, о чем же говорилось во всех этих отчетах и донесениях. С одной стороны это было хорошо, ведь теперь у него фактически появилась масса свободного времени, которое можно было посвятить чему угодно, хотя бы даже себе. Но вот Хашираме как раз это самое свободное время и не было нужно, ведь, оставшись наедине со своими мыслями, брюнет упорно возвращался к некоторым вопросам, которые, как он думал, уже никогда не побеспокоят его, не будут покрывать волнами смятения его душу и перестанут терзать сердце извечным вопросом – а что было бы, если…

Сенджу откинулся на спинку кресла, и устало прикрыл глаза, пытаясь унять легкую головную боль. Но, вопреки желаемой расслабленности, виски сжало ещё более неприятной тупой болью, а сознание, как назло, подкидывало информацию для размышлений. Ему 32, он уважаемый человек, достиг неплохих высот в карьерном росте, имел большие перспективы и широкий круг возможностей, но… во всем этом перечне чего-то явно не хватало, и Хаширама чувствовал это, чувствовал, что его жизнь бесцветна, что в ней нет той самой изюминки, которая делает каждый день краше, которая создает ощущения тепла и уюта, которая побуждает жить дальше. В его жизни не было любви. За все 32 года его сердце так и не откликнулось, не забилось учащенно, не замерло от восторга, хотя на свою сексуальную жизнь брюнет и не жаловался, но все это было не то, совершенно не то и, покидая свою очередную любовницу, Сенджу ничего не чувствовал, даже благодарности за то, что эта женщина скрасила его ночь. Врал ли себе Хаширама, говоря, что его сердце закрыто для чувств? Определенно, только вот брюнет запрещал себе об этом думать, пресекал на корню мысли о том, что тогда, когда-то давно, его сердце было готово вырваться из груди лишь от одного взгляда темных глаз, что оно замирало и трепетало от каждого слова или прикосновения, но это было так давно, что все эти ощущения уже забылись, по крайней мере, так думал Сенджу.