- Это точно, - Наруто снова фыркает и снова целует его. У Саске складывается такое впечатление, что у Намикадзе какой-то фетиш по поводу его губ, от которых блондин все никак не может оторваться. Понятно, что во время свидания о подобном не говорят, но Наруто, раз уж он сам согласился рассказать, мог бы и уважить серьезность их беседы. Он позволяет лишь короткий поцелуй и снова делает глоток шоколада – уже не такого горячего, но все равно вкусного.
- Пойми, Саске, мы с начальных классов все ходили в школу имени Сарутоби, - Наруто таки уступает ему, снова отстраняясь на, так сказать, безопасное расстояние, но Саске не самообманывается, зная, что вертеть блондином ему не по силам, пока не по силам, - так что все наши одноклассники помнят его заявления о том, что он – девчонка, его обиды, когда над ним смеялись, и его попытки соответственно выглядеть, когда он воровал у одноклассниц заколки, бантики, косметички, мерил их туфли и красил губы.
- А в платьях ходил? – любопытствует Саске, пытаясь представить себе это. Выглядело совершенно не смешно.
- Было пару раз, - уклончиво отвечает Намикадзе, - хотя Кибе больше по душе пришлись гольфики и юбки-плиссировки.
- Ужас, - на этот раз фыркает уже он, хотя все равно не смешно, стоит только представить, каково Кибе смотреть в глаза тем, кто видел его таким, пусть виной тому была болезнь, от которой никто не застрахован. – Не скажу, что начну одобрять его хорохорящиеся попытки казаться настоящим, взрослым мужиком, но я уважаю его цели, поэтому могу понять методы.
- Как и все мы, - пожимает плечами Наруто и, на этот раз безапелляционно, целует его. Целует так, что нет сил сопротивляться этим сильным рукам, уверенно держащим его за плечи, этой настойчивости, от которой задыхаешься, и от которой внутри становится горячо, и этим губам со вкусом шоколада, поцелуи которых порождают дрожь.
Саске отстраняется. Слишком быстрым и сметающим был этот поцелуй. На улице прохладно, а ему жарко. До испарины, выступившей над верхней губой. Наруто все ещё на расстоянии согнутой руки, но Саске все равно подается назад. Стыдно. Потому, что раньше с ним такого никогда не было. Потому, что он слишком дорожит Наруто и теми, пусть странными, пусть неопределенным, пусть запретными отношениями, которые между ними есть. Потому, что жар медленно скатывается вниз, оседая в паху тягучим, пульсирующим комом возбуждения.
- Ещё хочешь? – обыденно спрашивает Намикадзе, приподнимая термос. Саске уверен, что блондин заметил, и благодарен ему за то, что он не акцентирует на этом внимания. Саске кажется, что он опорочивает этот миг романтической близости. Поэтому стыдно вдвойне. Каким бы понимающим и сдержанным ни был Наруто, но ни блондин, ни он сам не каменные изваяния, которым чужды людские страсти. А он-то думал, что интимная близость – это просто. По крайней мере, раньше, когда он спал с девушками, Саске не чувствовал ни стыда, ни неловкости, ни, тем более, не ощущал себя… парнем легкого поведения. Наверное, ему сперва стоит принять то, что в отношениях с любимым человеком желание – это нормально. Наверное, проблема ещё и в том, что из-за дурацких вопросов в голове он никак не мог довериться Наруто полностью.
- Хочу, - Саске кивает, а после вскидывает голову и смотрит на блондина, требовательно и бесспорно, - чтобы ты рассказал и о Гааре.
- М-да, - недовольно цокает Намикадзе, наливая в кружку дымящийся шоколад, а после настойчиво передавая ему, прям вынуждая, чуть сжимая его пальцы на горячих боках. – С Гаарой все обстоит куда сложнее.
Саске кажется, что Наруто не будет говорить о Собаку. Саске кажется, что история Гаары не менее пугающая, чем история самого Наруто. Саске кажется, что, несмотря на дружбу, Наруто таит в своей душе какую-то обиду. Саске кажется, что ему не доверяют.
- Я уже говорил тебе о том, что произошло в семье Собаку, но не рассказывал, как это повлияло на Гаару, - Наруто отстраняется, опирается о борт кузова и запрокидывает голову, смотря в ночное небо. Кажется, что он видит там что-то, что не видит сам Саске. А Саске так хочется увидеть. Этими глазами цвета индиго, вокруг зрачка которых снова пульсирует странный, алый ореол.
- Знаешь, Саске, я поклялся себе, что никогда и никого не буду ненавидеть, что бы не сделал этот человек, - Намикадзе вздыхает, и Саске так хочется потянуться, прикоснуться к щеке, провести по загорелой коже кончиками пальцев и успокоить, но у Наруто не такой характер, ему не нужна поддержка, он сам – поддержка, и у Саске нет права что-то менять, - но с Гаарой мне сложно.
- Ты говоришь так, будто Собаку кого-то убил, - Саске фыркает и снова делает глоток шоколада. Почему-то горького. Наруто переводит на него жесткий, колючий взгляд, и Саске захлебывается, кашляя. Даже несмотря на трепет свечей, тьма сгущается, снова порождая то ощущение постороннего, потустороннего взгляда.
- Да, убил, - чеканит Наруто, а у Саске дрожат пальцы и в немом крике сводит горло. – Искромсал пацана так, что на нем живого места не осталось, умышленно, сознательно, получая от этого удовольствие, - Намикадзе снова отворачивается, оставляя его сам на сам с этой выворачивающей правдой. – Пусть это и была, так сказать, самозащита.
Саске не знает, что сказать в ответ, поэтому глупо цепляется за это вроде как обязывающее оправдывать слово «самозащита», безнадежно пытаясь поставить себя на место Собаку но Гаары. Нет, на место двенадцатилетнего мальчика, ведь, получается, именно столько было Гааре, когда он убил человека. Но так только хуже. В голове пульсирует мысль, что он общается с убийцей, учится с ним, считает его своим другом, пытается понять, а на деле тут, похоже, нечего понимать. Есть такие люди, для которых убийство, словно глоток чистого воздуха, а смерть другого человека – всего лишь естественный ход вещей, ведь все мы, в итоге, когда-нибудь умрем. И Саске думает над тем, сколько же в мире таких, как Гаара… Нет, он думает над тем, сколько в его мире, том, который он считал привычным и идеально подходящим себе, таких и ещё хуже. Саске думает о том, что ему не хочется открывать глаза и смотреть правде в лицо.
- Замкнутый, нелюдимый, молчаливый, угрюмый – таким я помню Гаару с малых лет, - как ни в чем не бывало продолжает Наруто, не считаясь с его желаниями и не щадя его чувства. – С ним никто не общался, а о дружбе и речи не шло. Все считали его монстром и уродом. В него тыкали пальцами и называли проклятым. Ему, не стесняясь, прямо в глаза, говорили о том, что его рождение убило его мать, что из-за него его отец обречен на презрение всей деревни, что из-за него никто не хочет вести бизнес с его семьей, потому что ходят слухи, что рыжий мальчишка проклят, и каждого, кто свяжется с Собаку, ждет неудача и поражение, - Наруто снова смотрит на него, тем же, колючим, темным взглядом. – Достаточно для того, чтобы понять, почему? А, Саске?
Наруто жесток, и Саске не может оправдать эту жестокость. Ему и раньше казалось, что бывают моменты, когда Намикадзе сам на себя не похож, словно его устами говорит совершенно другой человек, но он думал, что это всего лишь его разыгравшееся воображение, как, например, сейчас, когда ему кажется, что алый ореол вокруг зрачка заполонил всю радужку, в то время когда это, скорее всего, просто отблеск пламени свечей.
- Достаточно, - «более чем» хочет добавить Учиха, но молчит. А что он может сказать в ответ, если ему позволено судить, исходя из того, как эту историю подает ему Намикадзе. Да, то, что произошло с Гаарой, ужасно, но все же только это не могло породить жажду убийства. Можно ненавидеть весь мир, но далеко не каждый возьмет в руки нож и пойдет кромсать в отместку. Похоже, Собаку но Гаара, и правда, болен. Был или есть? Как бы там ни было, но теперь Саске не был уверен в том, что сможет смотреть на этого человека без содрогания.
- После убийства Шукаку стало ещё хуже, - Наруто продолжает напирать фактами, и Саске хочет попросить его остановиться, но не может, рвано глотая воздух, кажущийся на вкус приторно-терпким. – Да, мой дед взял над ними опеку, иначе никак, ведь Темари было всего семнадцать, а дальние родственники не захотели забирать детей к себе.
