На улице было светло – это понятно, но какая-то, едва ощутимая прохлада зябко покрыла кожу мурашками, что и заставило Саске нахмуриться и опасливо покоситься на настольные часы. Он выставил будильник ещё вчера, на полвосьмого утра, зная, что занятия в деревенской школе, хотя на самом деле это была школа в ближайшем городке, одна на несколько вот таких вот фермерских поселков, начинаются в девять, и рационально рассчитав каждую минуту, но, похоже, его планы нарушили, причем, как чувствовал подросток, кардинально.
Саске едва будильник из рук не выронил, когда увидел время, а после чуть не швырнул его о стену, злясь и негодуя, но, тем не менее, уже ничего не в силах сделать, потому что, несмотря на то, что было только начало шестого утра, сна больше не было ни в одном глазу.
- Адский фермер! – прорычал Учиха, мужественно выбираясь из кровати и решительно шлепая босыми ногами к шкафу.
– Сам не спит и людям не дает, - натянув шорты и футболку, подросток фыркнул, понимая, что обыденную нужду нужно идти справлять на улицу, при всем при этом будучи неумытым, нечесаным и злющим, наверняка, до красных пятен на лице, которые точно не гармонировали ни с его светлой кожей, ни с темными глазами, ни с черными волосами. – Птичник хренов! – ещё раз фыркнув и демонстративно отвернувшись от своего непрезентабельного вида в зеркале, Саске решительно вышел из комнаты, намереваясь в обязательном порядке поговорить со своим надзирателем по поводу его неадекватного поведения.
- О, Саске! – подросток даже вздрогнул, когда его окликнули, поскольку весь путь от туалета и обратно он судорожно оглядывался по сторонам в поисках дьявольского петуха, Пакуна, который вчера, пока Какаши не запер его в курятнике, буквально преследовал его, так и норовя то клюнуть в лодыжку, то вцепиться в волосы.
- Что? – буркнул Саске, оборачиваясь. Как для столь раннего утра, вопиюще раннего, Хатаке выглядел довольно бодро, щеголяя по двору в уже знакомом брюнете джинсовом комбинезоне поверх застиранной клетчатой рубашки, и это стразу же насторожило подростка, как и то, что мужчина как-то загадочно ухмылялся, недобро щуря свой единственный глаз.
- Вот, - Какаши подойдя ближе, поставил перед подростком большую плетеную корзину, - собери яички и отнеси их в камеры, а я пока свежего сена на подстилку натаскаю.
- Чего? – Саске недоуменно переводил взгляд с корзины на мужчину и обратно, понимая, что тот не шутит, но все равно отказываясь верить в то, что его собираются эксплуатировать, как дешевую рабочую силу, более того, что ему, похоже, настоятельно, указывают на то, что разбудили его так рано именно для того, что он оказал помощь по хозяйству, и, скорее всего, это станет его привычным режимом.
- Курочки несутся, в основном, на нижних насестах, но советую заглянуть и по углам, - мужчина миролюбиво улыбнулся, - ведь мало ли кому и где могло приспичить.
- Я отказываюсь! – возмутился подросток, понимая, что курятник – это не только сено и яйца, но и перья, и пух, и все прочее, чем ещё сопровождается жизнь пернатых. – Я не обязан!
- А жить в моем доме и сытно кушать обязан, да? – взгляд мужчины стал серьезным и пронзительным, словно он не спрашивал и не утверждал, а иронизировал, указывая на то, что выбора, как такового, у его иждивенца нет.
- Отец платит вам за это деньги, - стоял на своем подросток, понимая, что для него это уже дело принципа, потому что ссылка ссылкой, но труд на благо фермы одноглазого мудака определенно не входил в его расписание. Да его родители просто не допустили бы этого, особенно мама, которая пеклась о его внешности так, словно он был девчонкой, претендующей на победу в конкурсе «Мисс Вселенная», а отец, естественно, посчитал бы хозяйственный труд недостойным своего отпрыска, но взгляд Хатаке почему-то заставил его поежиться и отступить на шаг назад, словно у того в нагрудном кармане комбинезона был припрятан не один козырь.
- Он платит мне за то, чтобы я за тобой присматривал, - совершенно спокойно и уверенно парировал Какаши, - но твое комфортное проживании и питание зависит только от тебя, мальчик. Так что, - взгляд мужчины ужесточился, а голос наполнился непререкаемыми, командными интонациями, - если тебе ближе куриный насест и ужин дарами природы, можешь спокойно развернуться и уйти.
Саске хотел фыркнуть, развернуться и уйти, считая угрозы одноглазого очередным блефом, но, похоже, о Хатаке Какаши у него сложилось обманчивое впечатление, потому что сперва он принял мужчину за простачка из глубинки, при этом не увидев в нем явного армейский стержень. Не впору было возвращаться к мысли, каким же образом этот человек мог быть связан с его отцом, но подросток подумал об этом невольно, вспышкой, понимая, что Учиха Фугаку, даже желая наказать и проучить своего сына, ни за что бы и ни под каким предлогом не доверил бы его тому, кто бы не смог не только защитить, но и обуздать его нрав. Да, похоже, отец продумал все и до мелочей, поставив его в действительно жесткие рамки. Почему-то Саске не сомневался в том, что стоит только Какаши позвонить старшему Учихе и намекнуть о его неповиновении, как отец тут же ужесточит меры и лично прикажет ему подчиняться своему надзирателю во всем.
Было обидно и неприятно, складывалось такое впечатление, что его просто хотят сломать, ставя в такие условия, которые были диаметрально противоположны тем, к которым он привык, и дело было даже не в раннем подъеме и не в том, что он должен был помогать по хозяйству, а в том, что все эти меры должны были исковеркать его личность. Наверное, его родители все-таки в чем-то были наивны, раз полагали, что можно сменить ориентацию под давлением и путем лишения привычной среды, потому что сексуальное влечение к своему полу, именно в его случае, это не прихоть, не гормоны, не глупость и не банальный подростковый протест, это сознательный выбор, и единственного, чего могли добиться отец с матерью с его стороны, так это ещё более твердой, уже на грани упрямства, уверенности в своей жизненной позиции.
- Как скажите, - буркнул подросток, после чего, подхватив корзину, направился к длинным хозстроениям, понимая, что за один заход он не управится, как и то, что времени у него в обрез, ведь раз сказал Какаши, что завтрак в полседьмого, значит, и правда, так оно и есть, а будет он голодным целый день или же сам о себе позаботиться, мужчину совершенно не волновало. Пришлось снова шмыгнуть носом, сделав вид, что глаза увлажнились из-за неудачной попытки чихнуть.
К его облегчению, приказное поручение Какаши оказалось не таким уж и непосильным или претившим ему, просто непривычное, но терпимое. К тому же, Саске-то думал, что ситуация в курятнике обстоит хуже некуда, а там оказалось чисто и убрано, похоже, Хатаке уделял много внимания своим питомцам, да и не пришлось ему лазить по насестам, отбиваясь от назойливых кур, хотя косились на него наседки подозрительно, словно безмозглая клуша способна понять хозяин перед ней или же нет, но выполнять поручение не мешали. К тому же, за что, скорее всего, нужно было поблагодарить Какаши, чего тот никогда не дождется, конечно же, Пакун, это пернатое исчадие ада, так и не попался ему на глаза. То ли Хатаке его где-то прикрыл, то ли держал подле себя, обстоятельства чудесного исчезновения петуха Учиху волновали в последнюю очередь, но черноперого монстра в курятнике не было, что, несомненно, спасло не только его волосы, но и другие части тела, в которые петух так и норовил его клюнуть вчера. Рабочая курточка поверх футболки, резиновые сапоги вместо шлепанец, матерчатые перчатки на руки и кепка на голову – что бы там ни говорил Какаши, но все-таки он позаботился о его моральном здоровье, по крайней мере, подростку так хотелось думать.
Точнее, на мысли у Саске времени как раз и не было, потому что дело подходило к завтраку, а он так и не принял душ, более того, даже зубы ещё не почистил, из-за чего все тело ощущалось невероятно грязным, запыленным и потным, хотя, по сути, так оно и было, потому что он, и правда, вспотел, а после ещё и чихал от запаха свежего сена, которым фермер столь любовно, что-то приговаривая, устилал насесты. В общем, душ ему был необходим в срочном порядке, но даже в столь нехитром и обыденном деле юный Учиха столкнулся со вселенской несправедливостью и задевающими его гордость обстоятельствами.