Вообще-то чувствовал он себя хорошо, уставал немного – да, но как-то особо не обращал на это внимания, тем более что каждый его день был загружен до такой степени, что не уставать было просто невозможно, но все же… все же он, после длительных колебаний и заверения самого себя, что все будет в порядке, купил тест на беременность. Глупо, конечно, было с его стороны на что-то надеяться, ведь стрессы, лечение, выкидыш – все это определенно должно было сказаться на его здоровье, вот только… вот только сейчас этот самый тест он отчаянно сжимал в руке, отказываясь верить в то, что он показал положительный результат.
Киба помнил, как смотрел на эту тоненькую палочку и улыбался, как поток мыслей потянул его за собой далеко вперед, туда, где он говорит возлюбленному о своей беременности, где они вместе приходят на первую консультацию к врачу, где альфа аккуратно обнимает его, поглаживая уже большой живот, и так далее, и, главное, как он держит на руках своего малыша, вот только при всем при этом на его губах почему-то появился соленый привкус, который определенно был лишним в его грезах. Омега очнулся от того, что плакал, пока что не рыдал, нет, просто стоял, слепо смотря на тест, а слезы катились по его щекам, и от них действительно было солоно на устах.
Инудзука доковылял до кровати, упал на неё, раскинув руки в стороны, и невидящим взглядом уставился в потолок, не понимая, что он сейчас должен чувствовать – радость или же сожаление. Первой мыслью было забыть, отгородиться от всего, подняться, привести себя в порядок и продолжать жить дальше так, будто ничего и не было, будто это утро ничего не изменило в его жизни, будто и не было этих роковых двух полосок на тонкой палочке, которую он до сих пор сжимал в кулаке. Но как можно проигнорировать то, что внутри него УЖЕ развивается живое существо, его малыш, его ребёночек?.. Тогда, в ТОТ раз, было больно. Он хотел отречься от своего альфы, себя и всего мира, в котором, как оказалось, не было места его ребёнку, но было как-то… проще смириться с потерей, пусть Киба и переживал её столь болезненно, потому что он не знал, не ведал, даже не догадывался, его просто поставили перед фактом утраты, с которым ему нужно было смириться, теперь же… теперь же было намного больнее, настолько больно, что становилось душно, а воздуха катастрофически стало не хватать.
Омега сел на кровати, судорожно хватая ртом воздух и не понимая, почему же ему так тяжело дышать, ведь он не рыдал, просто слезы все равно продолжали течь из его глаз, но горло все равно сжало спазмом, сухим и горьким, из-за чего шатен даже сглотнуть не мог. Это была паника, пусть он сам и казался себе спокойным и здравомыслящим, но, как оказалось, руки дрожали и были просто ледяными, как и ноги, все тело покрыли мурашки, но в это же время щеки буквально пылали жаром, губы жгло, а внутри… внутри что-то начало болезненно сжиматься. Он испугался, забрался под одеяло, свернулся в клубочек, но после, подумав, выпрямился и лег на спину, но легче все равно не стало. Боль в животе нарастала, становилась практически нетерпимой, сотрясала его тело спазмами, от которых конвульсивно дергались руки и ноги, а на висках выступил холодный пот – да, ощущения были почти такими же, как и тогда, в тот день, когда он потерял ребёнка.
- Нет! – он помнил этот отчаянный крик, вместе с которым широко развернулось его биополе, опаляя всю комнату жаром выплеснутой энергетики, а после… после стало немного легче, и Киба понял, что на самом деле ничего у него не болит, чувствует он себя вполне нормально, хотя ноги и руки все равно были холодными. Да, именно так он и понял, что это была паника, хотя, вполне возможно, это начало его личного безумия, в котором не было ничего кроме страха и ужаса перед болью.
Киба снова свернулся на кровати в комочек, пока что моля богов только об одном – чтобы Хидан подольше задержался по делам, потому что ему надо побыть одному, все обдумать и решить, что делать дальше. Да, возможно, не самое правильное решение, ведь он раз уже пытался оттолкнуть альфу и справиться со всем самостоятельно, но оказался настолько слаб, что поддался порывам своей сущности и связал себя с Хиданом ещё больше. Хотя, а могло ли быть иначе? Они ведь Пара, предназначены друг другу богами, связаны нитью судьбы, так имел ли он право, учитывая все это, желать одиночества и самостоятельно принимать решения? Нет, не имел, но с другой стороны – альфа он и есть альфа. Попереживает за него, будет успокаивать, таскать цветы и всякие вкусности, пытаться как-то развлечь, чтобы омега побыстрее забыл очередную потерю, но он никогда не сможет понять, как это – чувствовать себя связанным со своим малышом, а после ощутить боль разрыва этих связей. Хотя, он же пока что не потерял ребёнка. Вот он, внутри, уже не одну неделю, развивается и растет у него под сердцем, а он уже заживо хоронит малыша, даже не зная всей сути. И вот какой из него после этого родитель?
А ведь Цунаде предупреждала его, неоднократно напоминала, предостерегала, что все может повториться, потому что забеременеть для него, полуущербного, получается, не проблема, а вот выносить… Да, выносить он не может, не мог, потому что раньше его энергетические каналы были настолько слабы, что организм просто не мог сформировать энергетический купол, но теперь-то он помечен, обменивается энергетикой со своим альфой, не просто с альфой, а с Истинным, так может… так может, на этот раз у него все получится? А если нет? Если не сейчас, а, например, через месяц, два, три, его организм таки отторгнет малыша, не эту крохотную, получается, четырехнедельную жизнь, а вполне уже сформировавшегося ребенка, не потеряет ли он себя тогда? Сможет ли он вновь пережить эту болезненную потерю? Нет, она будет во сто крат болезненнее, даже сейчас, потому что он знает, потому что он уже чувствует, да, чувствует его, что бы там ни говорили врачи о разнице между плодом и ребёнком, он все равно уже связан с ним. Так может… так может, не нужно, затаившись, ожидать боли? Может, и правда, стереть этот день со своей памяти, как дурной сон, и просто жить дальше? Может, проще всего сделать аборт?
Нет, Киба решительно отбросил эту мысль, потому что для него, что бы там ни говорили о праве выбора родителя – рожать или не рожать – аборт в любом случае был убийством, поэтому он никогда, даже зная о том, что, скорее всего, он вновь потеряет ребёнка, не пойдет на это. Именно мысли об аборте и необратимости потери и привели омегу в чувство, заставив его попробовать взбодриться, привести себя в порядок, обдумать ситуацию, и эти же мысли вновь ввергли его в пучину слез и апатии, которым, казалось, не будет конца. Хотелось свернуться комочком под одеялом, укрыться под ним от всего мира, и тогда, возможно, если не двигаться, не думать и даже не дышать, беда минует его, и он сможет, хотя бы несколько минут, просто побыть счастливым родителем.
- Мелкий! – Киба вздрогнул под одеялом, услышав и почувствовав присутствие своего альфы, но из своего убежища выбираться отказывался, потому что, как он решил, только так, сохраняя полную неподвижность, не расходуя ни капельки энергетики, и не отвлекаясь ни на что, он сможет обезопасить малыша от самого себя. Но, похоже, альфа не собирался сдаваться: он искал его, взывал к их связи, требовал отклика, буквально сотрясал весь дом своей взволнованной энергетикой, и упорно не принимал его отказа от связи, - и Киба, все так же лежа под одеялом, одними губами умолял возлюбленного о том, чтобы он прошел мимо двери их спальни, чтобы не обратил внимания, чтобы забыл и перестал звать, чтобы… чтобы он просто ушел. Но чуда не произошло, и омега снова вздрогнул, когда дверь в их спальню с громким стуком открылась, а его самого уже через пару секунд, прямо так, с одеялом, подняли и прижали к крепкой груди, целуя в заплаканное лицо. Да, все так, как он себе и представлял, вот только омега не мог сказать ни слова, хотел, но не мог, будто он в единый миг позабыл все слова.
- Ну, ты чего, мелкий? – Хидан, отстранив от себя возлюбленного, обеспокоенно посмотрел на него, ощущая, как внутри пульсирует огненный комок боли. – Я документы как раз подписывал, а тут… – пепельноволосый замялся, не зная, как правильно передать то, что он почувствовал, - в общем, я понял, что тебе плохо, очень плохо. Скажи, - альфа, шумно сглотнув горький комок, осторожно притронулся к пышущей жаром щеке шатена, при этом даже не думая о том, чтобы прикоснуться к нему ментально, разве что связь удерживая, хотя его Истинный сейчас переживал столько эмоций, что даже ему было трудно прочувствовать их все, - что случилось?
