Спустившись в гостиную, Орочимару увидел нынешнего главу клана Собаку, который с хмурым и явно обеспокоенным видом стоял у окна, сложив руки на груди. Нет, альфа не изменился за столь короткое время, но все же что-то заставило Шиин дольше положенного задержать свой взгляд на аловолосом и даже пожалеть о том, что сейчас он не может раскрыть свое биополе, чтобы ощутить ментальный настрой альфы. Не то чтобы омега был падок до сплетен и слухов, тем более это было недопустимо ввиду особенностей его профессии, но именно сейчас интуиция настойчиво подсказывал ему, что в особняке Собаку что-то происходит, причем что-то, что могло бы стать материалом для исследования. Гаара, наверняка почувствовав его взгляд, обернулся и кивнул, но не сказал ни слова, поэтому Орочимару ничего не оставалось, как проследовать за брюнетом к выходу, а после и вовсе покинуть дом Собаку, так и оставшись при своих, смутных и не имеющих ответа, вопросах.
Проводив доктора, Сай вернулся в гостиную, в которой, не меняя позы, стоял Гаара. Его сердце снова гулко ударилось о ребра, напоминая о том, что несколько минут назад сказал ему Орочимару, но омега, сделав ещё несколько шагов вперед, так и не решился сказать любимому то, что, по сути, должен был сказать. Нет, он не сомневался в том, что Гаара будет рад, если он, действительно, понес, но в то же время брюнет понимал, сколько ненужных хлопот он принесет своим откровением, тем более что сейчас был не самый подходящий момент.
- Как он? – тихо спросил Сай, так и не рискнув подойти к альфе ближе, то ли не решаясь нарушить его уединение, то ли опасаясь того, что возлюбленный может прочувствовать его состояние
- Более-менее, - уклончиво ответил Собаку, после чего развернулся и подошел к омеге, крепко его обняв. – А сам-то? Что сказал доктор?
- Все в порядке, - мягко ответил Сай, обнимая аловолосого в ответ. – За меня можешь не волноваться
- Хорошо, - слегка устало выдохнул Гаара, отстраняясь и легонько прикасаясь губами к губам возлюбленного. – Спущусь к нему ещё раз, - прошептал альфа, после чего, взяв со стола бутылку с водой, ушел в сторону кухни
Сай проводил любимого грустным взглядом, при этом укоряя себя ещё и за то, что он радуется так удачно, или же все-таки неудачно, сложившимся для него обстоятельствам. Сейчас Гаара не мог раскрыть свое биополе, и омега был этому рад, так как между ними не произошел ментальный контакт и тот не почувствовал, насколько ему тревожно, беспокойно и страшно. Альфа был слишком измотан, что было отчетливо заметно по бледной коже лица, темным кругам под глазами и помятой одежде, и брюнет, вновь-таки, был этому рад, потому что в таком состоянии он оправданно мог сторониться возлюбленного, ожидая, пока тот разрешит свои проблемы. Но так не могло продолжаться вечно, так не должно было быть, из-за чего Сай чувствовал не просто угрызения совести, но и душевную боль, ведь Гаара так много сделал для него, был так терпелив, так осторожен, так настойчив, он любил его все эти годы и верил в их связь, пусть тогда ещё и не зная, что они – Пара, а он…
Сай отвел взгляд, будто альфа до сих пор смотрел на него, и закусил губу: он не был честен с Гаарой, ни тогда, ни теперь, но, видят боги, он много раз порывался рассказать ему правду, и запинался на полуслове, не зная, как объяснить свои же ошибки, а теперь ещё одна ложь. Да, не совсем ложь, и его намеренья были вроде как благими, но все же скрытность – это тоже ложь, и у омеги не было оправданий на свой счет. К тому же, оставалась ещё и проблема с Хьюго. Гаара уже говорил с отцом, и тот согласился с тем, что помолвку с Хинатой нужно расторгать, причем, чем быстрее, тем лучше, но у Хьюго неожиданно возникли какие-то внутриклановые проблемы, и встречу перенесли на неопределенное потом, вот только сам Сай сомневался в том, что эти, якобы проблемы, действительно существуют, считая, что Хьюго просто хотят выиграть время, чтобы продумать условия выгодного для них расторжения или же вообще избежать его. В общем, не то сейчас было время, чтобы взваливать на любимого ещё и заботы о своем предположительном положении – так решил Сай, покинув гостиную и поднявшись в свою комнату, чтобы, переодевшись и сославшись на визит к Кибе, направиться в аптеку за тестом на беременность.
Спускаясь по крутой лестнице в подвал, Собаку хмурился все больше, казалось, с каждой ступенькой, и на то, естественно, были причины. Его биополе, уже который раз за эту неделю, широко развернулось, став зримым, а глаза заполонила чернота с желтым ромбическим зрачком, хотя в этот раз Собаку не был уверен в том, что его защита выдержит долго – все-таки его силы тоже были иссякаемы, а тело требовало отдыха. Но он не мог, не мог не спуститься в подвал, как не мог и отлучиться на длительный сон, потому что его другу, его повязанному, тому, кому он дал клятву быть рядом при любых обстоятельствах, требовалась поддержка.
Воздух был тяжелым, густо насыщенным феромонами свободного альфы, и ему, тоже как альфе, было тяжело дышать этой смесью похоти и вожделения, тем более в замкнутом помещении, но он был повязанным, более того – привыкшим к подобному, и именно поэтому близость, можно так сказать, конкурента не вызвала в нем жажды ментальной стычки в порыве защитить своего омегу. Стены пострадали: некоторые пятна копоти были устаревшими и уже не источали горелое зловоние, но большинство из них были свежими, отчетливыми и все ещё смердели, делая и без того спертый воздух ещё более раздражающим. Мелкие и крупные трещины усеивали не только стены, но и потолок, и пол, бетонный пол, что наталкивало на мысль, что было опасным и нерациональным устанавливать клетку в подвале собственного дома, рискуя его целостностью, но Собаку знал, что делал, когда оборудовал этот бункер, как и был уверен в его надежности, если, конечно же, подобное не будет повторяться слишком часто. Единственное, что оставалось неизменным, была клетка: ни один прут не погнулся и не лопнул, никаких трещин или же вмятин, хотя, казалось бы, если не выдержал бетон стен и пола, то куда уж там металлу, но… эта клетка была сделана не из металла, по крайней мере, не из распространенного и повсеместно применяемого.
Это был особый сплав, тот, секрет которого вроде как был утрачен много поколений назад, когда в битве с альянсом Учиха-Сенджу пал последний представитель клана Хагоромо, клана, который владел секретом ковки, так называемых, божественных клинков. Да, секрет не был утрачен, и при современных технологиях не возникало проблем с его восстановлением и воплощением, вот только основная составляющая сплава – лунный металл, как его называли Эльды, в Справедливые Времена был редкостью, и лишь благодаря Намикадзе Яхико, который нашел его залежи на Южном материке возле открытого им Храма, была выкована эта клетка. Жесткое, отвратное, диссонирующее с его чувствами впечатление производило это скопление прутьев, за которыми томился его друг, но выбора не было, и Гаара это понимал, хотя, кажется, смириться с подобными методами усмирения он так никогда и не сможет.
Подойдя к массивной клетке, он откинул защелку и вошел внутрь, насторожено осматривая блондина, который, устало дыша, затаился в углу на грубом матрасе. «Как животное» - подумал Собаку, присаживаясь на корточки и протягивая другу бутылку с водой. Именно в такие моменты, видя, как страдает его повязанный, и частично испытывая эти же ощущения на себе, Гаара думал над тем, что богам не ведомо чувство справедливости, потому что Наруто ничем не заслужил подобной участи. Хотя, если посмотреть с другой стороны, кто, кроме Наруто, смог бы вынести это бремя и не стать опасным для общества безумцем, уступив, как личность, столь сильной сущности?
Наруто жадно пил воду, и тонкие дорожки плавно скатывались по его подбородку и шее, но уже на груди они, шипя, превращались в струйки пара, который тут же растворялся в воздухе. Гаара знал, что если сейчас, вот так вот, без ментальной защиты, он прикоснется к телу друга, то кожа его ладони моментально покраснеет, если же это сделать в момент освобождения ментальной силы… альфа не хотел вспоминать о последствиях подобных прикосновений, которые он видел собственными глазами. На блондине, кроме свободных штанов, не было ничего: ноги босы, волосы мокрыми от пота прядями прилипли ко лбу, грудь тяжело вздымалась, в нижнюю губу уперлись два острых клыка, а если бы альфа поднял веки, то Собаку увидел бы ещё и глаза с оранжевой радужкой и вертикальным зрачком, хотя, подобное он видел не раз и уже привык, но все равно было больно, за друга.
