* * *

Над горизонтом висели тяжелые слои серых дождевых облаков, оттягивая наступление рассвета. Воздух был густой и влажный, море лежало ровным пространством мутно-стального цвета. Вдали свинцовым силуэтом вырисовывался какой-то корабль, не имевший ничего общего с "Карфагеном". Жанно обернулся - Кристобаль подходил стремительно и бесшумно, даже в абсолютной тишине спящего предутреннего порта. - Ничего хорошего, - отрывисто сказал он. - Когда "Карфаген" замолчал, они выслали патрульное судно. Если произошла катастрофа, то это случилось совсем недалеко от берега. Но они ничего не обнаружили - ни шлюпок, ни обломков. - Была ночь, - Жанно умоляюще вскинул глаза - и опустил, напоровшись на потемневшее гневное лицо Кристобаля. - Они говорят, что сделали все, что могли, - сквозь зубы летчика проскользнуло южное ругательство, - я ничего не добился. "Карфаген" иностранное судно, с чего это вдруг они будут шевелиться? К тому же, они говорят, шлюпки могли своим ходом достичь берега... Как удобно! - он снова выругался, помолчал, глядя на мрачно светлеющий горизонт, и спросил негромко: - У тебя там остался кто-то? Жанно помотал головой и ответил коротко, не разжимая губ: - У Эмми. Когда они в рассветном полумраке выходили из дому, Эмми еще спала. Спала, закинув руку за голову, в сплетение разметавшихся волос, спокойная и строгая, как принцесса. Кристобаль прикрыл створки окна над ее кроватью, и Эмми, потревоженная скрипом, вдруг заговорила во сне, негромко, быстро и непонятно, словно на чужом языке. Сейчас Кристобаль тоже зашевелил губами, беззвучно, и, наверное, по-португальски разговаривая с самим собой. Его густые брови сошлись на переносице, перерезав лоб вертикальной складкой, но смуглое лицо стало от этого не жестоким, а наоборот - озабоченным и близким. - Значит, надо их разыскать, просто сказал он. Запрокинув голову и прищурив глаза, он оценивающе, неодобрительно посмотрел на низкое тяжелое небо. Потом решительно тронул Жанно за плечо. - Пошли. - Куда? - задумавшийся Жанно вздрогнул. - В ангар, - бросил Кристобаль на ходу. В порту уже сновали матросы, с только что подошедшего судна сходили пассажиры, утро быстро заполняло город людьми. Жанно и Кристобаль вышли на набережную, тоже довольно людную, несмотря на ранний час. Она шла прямо на них - высокая женщина в белом платье - но она их не замечала, занятая чем-то своим, и они ее тоже. Она прошла мимо, и только через несколько секунд Кристобаль, поймавший общее впечатление от белой фигуры, пробормотал: - А не твоя ли это подружка, парень? - и, обернувшись: - Эмми! Жанно тоже посмотрел назад, и в тот же миг обернулась и она - масса пепельных вьющихся волос, большие, слишком светлые глаза и тонкие жестокие губы. Жанно не сумел заметить, как она исчезла, замелькала в толпе, растворилась в сером утреннем свете. И он сказал только: - Кажется, ее зовут Леони.

* * *

Женщину звали Леони. Еще был мужчина, он боялся. А она - она не боялась ничего, она вообще ничего не испытывала, она просто точно знала, что "Карфаген" должен быть разрушен. Железный засов лязгнул, с натужным скрипом раскрылись толстые створки. - Вот он, мой красавец, - приглушенно сказал Кристобаль. Свет почти не проникал в ангар, и Жанно разглядел только огромный четырехлопастной пропеллер. Он нависал над ними неправдоподобной тяжестью, лопасти были обработаны грубо, по краям металл пузырился застывшими каплями, на которых мерцали тусклые блики. Силуэт самолета тонул в темноте - маленький и куцый по сравнению с махиной пропеллера. И "Карфаген", огромный "Карфаген" казался бы мелким суденышком рядом с неминуемо всплывающим в сознании каждого "Титаником". И катастрофа на "Карфагене" была бы маленькой, ненастоящей - поэтому о ней и мечтали в глубине души пассажиры всех мастей и классов. Так сказала Леони. Сказала, не скрывая легкого презрения - и осталась на берегу. А "Карфаген"... он разрушен. - Погода, конечно, нелетная, - говорил Кристобаль, - но на малой высоте лететь можно. Мы теряем в площади обзора - но зато сможем увидеть мелкий объект - если, скажем, какой-то отдельный человек спасся и держится на плаву. Или обломки кораблекрушения... Кораблекрушение - это совсем другое, говорил мужчина. Что он мог иметь в виду? Кристобаль шагнул в темноту и нагнулся над каким-то ящиком. - Держи, парень! Жанно машинально поймал круглый авиаторский шлем. Кристобаль вышел из тени тоже в шлеме и тронул рукой в перчатке громадную лопасть. - Все нормально, летим. - А Эмми? Летчик взглянул на него чуть недоуменно, и Жанно заговорил быстро, убеждающе, горячо: - Она имеет на это право, как вы не понимаете? Ведь если мы никого не найдем... Она должна быть с нами, иначе она никогда... Вы бы поверили на ее месте? Это же ее семья... И он добавил совсем тихо: - Эмми... с ней нельзя по-другому. Он уже поступил с ней по-другому. Он не рассказал ей о том, что слышал ночью у борта "Карфагена" - а она имела право знать, как имели на это право все пассажиры... К черту всех, он мог бы рассказать ей! И... ничего бы не случилось. Нелепая, ни на чем не основанная уверенность - но Жанно ничего не мог с ней поделать. Кристобаль стянул с левой руки перчатку. - Время уходит, а это наше время, парень. Но я думаю, что ты прав. Беги за ней, найдешь ведь мой дом? Я пока проверю еще раз мотор. Жанно выскочил из ангара и понесся по улице, уже знойной и душной под пасмурным небом. Уходит время, и какой-то человек с затонувшего "Карфагена" из последних сил держится на плаву. Кристобаль заводит мотор, и нельзя терять ни секунды времени, нашего времени! - иначе попробуй простить себе это потом... И все-таки Жанно не свернул на узкую пыльную улочку, ведущую к дому Кристобаля.

* * *

Люди, люди - почему их так много, откуда они взялись в таком количестве, чтобы заполонить набережную непроходимой толпой? И женщины в узких белых платьях - одна, другая, десятая, - одинокие, парами, с детьми, собаками, мужчинами... И это только набережная, с чего бы это вдруг та женщина весь день ходила по набережной... Ему попались навстречу цыгане с "Карфагена" - пестрые, шумные, буйно-веселые. Скажите, вы не видели, вы должны помнить, у нее светлые волосы и такой низкий голос, она спускалась ночью на нижнюю палубу, может быть, вы не спали, скажите... Цыгане загалдели, делая вид, что не понимают его языка. Жанно, отчаявшись, махнул рукой, но вырваться из их пестрого окружения было не так-то просто, и он долго метался по кругу, а напоследок маленький цыганчонок подставил ему ножку и громко захохотал, радуясь удаче. Ее не было на набережной, не было в порту, но ведь где-то же она была, где-то здесь, в этом городе. Ее нужно найти, найти раньше, чем отправиться на безуспешные поиски на маленьком самолете с огромным пропеллером... Она могла сидеть в кафе или таверне, вдруг подумал Жанно, - в такой, как та, где Кристобаль угощал их с Эмми хересом. Он брал на приступ эти полуподвальные заведения - ступеньки вниз попадались через каждые несколько метров - и в рассеянном полумраке заглядывад в лица женщин, всех, даже одетых не в белые кружевные платья. Ее не было - а время уходило, это наше время, парень, это время "Карфагена"... - Сeterum censeo Carthaginem esse delendam. Жанно вздрогнул. Он сидел на скамье у входа в таверну, он присел только на секунду, это была мгновенная усталость страшного напряжения, он был готов бежать дальше... - Esse delendam, - повторила она раздельно, тоном учительницы. - Вы, - Жанно вскинул глаза, встретившись с ее бесстрастным взглядом, Леони... - Дерзкий мальчик, - засмеялась она тенью настоящего смеха. - Красивый... Я рада, что так получилось. - Что с "Карфагеном"? - спросил он глухо. - Что вы сделали с "Карфагеном"? Она сидела на самом краю скамейки, зыбко, мимолетно, в любой момент она могла встать, исчезнуть, уйти. Она повернула голову, и теперь Жанно видел тонкий абрис ее профиля - узкую полоску бледной кожи в массе пепельных кудрей. - Я? - голос Леони чуть окрасился тенью удивления. - Я только слабая женщина, я ничего не могу сделать... даже поцеловать тебя... потому что ты меня боишься. Жанно вздрогнул,напрягся и в страшной досаде на себя вцепился пальцами во влажное дерево скамейки, чувствуя, что неудержимо краснеет, как тогда, на палубе "Карфагена". "Карфаген". Надо узнать о "Карфагене", только это имеет значение, одно только это... - Наши желания - птицы, - заговорила Леони. - Птицы противоположных желаний сталкиваются грудью в грудь в воздухе и падают на землю. Зачем? Неужели в небе так мало места? - Что? Она усмехнулась. - Это старинная притча. Глупые люди во все времена мечтали об исполнении желаний... а глупые птицы сталкивались в воздухе и разбивались. "Карфаген" - это был эксперимент. Отдельно взятое ограниченное пространство, изолированное в океане, где действуют свои, внутренние законы. Где птицы желаний, не мешая друг другу, поднимаются в небо. Великий эксперимент! О нем никто никогда не узнает, только ты - но ты ведь все равно ничего не поймешь, глупенький красивый мальчик. Я не виновата, что "Карфаген" должен был быть разрушен. Женщина встала, и Жанно вскочил следом, кирпично-красный, ошеломленный. Она уходила, и, мучительно чувствуя необходимость хоть что-нибудь сделать, он метнулся за ней, порывистым движением попытался схватить ее руку - и отдернул свою, словно обжегшись, хотя их пальцы не успели соприкоснуться. Она уходила, она уже раскрыла свою тайну - но если бы от этого стало легче... - Леони! Имя сорвалось само собой, Жанно прикусил губу и, чувствуя на языке вкус крови, замер на месте. Женщина остановилась, полуобернулась и холодными пальцами легонько провела по его щеке, чуть царапая кончиками ногтей нежную мальчишескую кожу. - Леони!!! Она все-таки исчезла, он не сумел, не успел заметить, не поймал мимолетного момента, которого ей хватило, чтобы пропасть, совсем, навсегда... Он ринулся за ней, она не могла далеко уйти, ему ведь уже удалось однажды разыскать ее! Белая фигура мелькала впереди, кажется, она даже приближалась, Жанно все ускорял бег, и вот осталось только протянуть руку... - Жан! Она бросилась ему на шею и неудержимо заплакала, обдавая теплыми всхлипами его плечо. Жанно медленно провел рукой по мягким спутанным волосам. - Ну что ты... не надо... Не плачь, Эмми.