Пауло Коэльо – прозаик и поэт, мыслитель и фантазер, Посвященный и мистик, актер и музыкант. Один во многих лицах. Но прежде всего он – автор почти двух десятков книг – романов, комментированных антологий и сборников коротких рассказов-притч. Общий тираж на языках мира превышает 300 миллионов экземпляров… Фантастика?! Нет, реальность!

Родился в Рио-де-Жанейро в благополучной семье инженера Педро Кейма и Элизии Арарипе Коэльо в квартале Ботафого (здесь жили представители среднего класса), 24 августа 1947 года, под знаком Девы. Родился он – и в этом предмет его особой гордости – в тот же день, в тот же месяц и под тем же знаком Зодиака, что и его кумир, Хорхе Луис Борхес, человек, творчеству которого Пауло поклоняется и сегодня.

Рио-де-Жанейро – родной город Пауло Коэльо

Отец был инженером, происходил из очень консервативной семьи, мать изучала в местном университете искусствоведение. И взгляды ее на общество были чуть-чуть мягче, чем у мужа, которого она уважала и почитала, не смея перечить.

Роды были трудными, врачи считали, что ребенка не спасут, но произошло чудо… (В принципе, и вся его жизнь – такое же чудо, учитывая все, что выпало на его долю…)

Самые первые часы жизни – трое суток – малыш провел в инкубаторе, врачи все еще опасались за его хрупкую жизнь. И все это время при нем неотлучно находился Коэльо-старший (его отец). О чем думал в те непростые для себя и для своего сына моменты? Как представлял свое и его будущее?

«…В глубине души тлело сомнение: а если Бог есть? Тысячи лет цивилизации наложили табу на самоубийство, оно осуждается всеми религиями: человек живет, чтобы бороться, а не сдаваться. Род человеческий должен продолжаться. Обществу нужны рабочие руки. Семье нужен повод, чтобы жить вместе, даже когда любовь ушла. Стране нужны солдаты, политики, артисты и художники.

Если Бог существует – во что я, правда, не верю, – Он должен знать, что есть предел силам человеческим, предел человеческому пониманию. Ведь разве не Он создал этот мир со всей его безнадежной неразберихой, с его ложью, наживой, нищетой, отчужденностью, несправедливостью, одиночеством. Несомненно, он действовал из лучших побуждений, но результаты оказались довольно-таки плачевными. Итак, если Бог есть. Он должен быть снисходителен к тем своим творениям, которые хотят пораньше покинуть эту Землю, а может быть, даже попросить у них прощения за то, что заставил ходить по ней.

К черту все табу и суеверия! Ее набожная мать говорила: Бог знает прошлое, настоящее и будущее. В таком случае Он, посылая ее в этот мир, заранее знал, что она закончит жизнь самоубийством, и Его не должен шокировать такой поступок» (Пауло Коэльо).

Отец покинул палату для новорожденных лишь тогда, когда главврач больницы убедил его: самое страшное уже позади, с мальчиком ничего ужасного не случится. И жена – тоже в безопасности. Но в клинике под наблюдением медицинских работников и бабушки по матери – Марии Элизы – он находился еще почти десять дней. Сам Пауло позднее признавался, что бабушка и врачи – это первое впечатление его жизни.

Новорожденного назвали в честь его рано умершего от сердечного приступа дяди – брата матери. Говорят, что давать имена рано ушедших из жизни людей – плохой знак. Однако родители пренебрегли условностями, и правильно сделали. «Пауло» – имя, давшее его обладателю «зеленый» цвет в жизни.

Когда ему исполнилось всего восемь месяцев, он произнес первое в своей жизни слово, спустя еще шестьдесят дней у Пауло прорезался первый зуб, а, не дотянув всего месяц до своего первого года жизни, он сделал свой первый шаг… Первый… шаг…

«Порою нас охватывает печаль, и справиться с ней мы не можем. Мы сознаем, что волшебное мгновенье этого дня минуло, а мы не воспользовались им. И тогда жизнь прячет от нас свою магию, свое искусство.

Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который еще существует где-то внутри тебя. Ему дано постижение этих волшебных мгновений. Да, мы можем унять его плач, но заглушить его голос – нет.

Этот ребенок продолжает присутствовать. Блаженны несмышленыши, ибо их есть Царствие Небесное.

И если мы не сумеем родиться заново, если не сможем взглянуть на жизнь, как глядели когда-то – с детской невинностью и воодушевлением, то и смысла в нашем существовании не будет.

Есть много способов совершить самоубийство. Те, кто пытаются убить плоть, нарушают закон, Дарованный Богом. Но и те, которые покушаются на убийство души, также преступают Его закон – хотя глазам человеческим их преступление не столь заметно.

Прислушаемся к тому, что говорит нам ребенок, которого храним мы в своей груди. Не будем стыдиться, не станем стесняться его. Не допустим, он испугался – ибо он один, и голос его почти никогда не слышен.

Позволим ему – пусть хоть ненадолго – взять бразды нашего бытия. Этому ребенку ведомо, что один день отличен от другого.

Сделаем так, чтобы он вновь почувствовал себя любимым. Порадуем его – даже если для этого придется поступать вопреки тому, что вошло в привычку, даже если на посторонний взгляд это будет выглядеть по-дурацки.

Вспомним, что мудрость человеческая есть безумие перед Господом. Если мы прислушаемся к ребенку, живущему у нас в душе, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью» (Пауло Коэльо).

Первые тринадцать лет своей «спокойно-беспокойной» жизни Пауло Коэльо провел в одном из самых комфортабельных особняков, построенных его отцом на переплетении улиц Тереза Гимараэнс и Мена Баррето, что расположены в районе Ботафого. Здесь он познал первые огорчения и радости жизни, которая с первых же дней преподносила сюрпризы.

С сестрой Соней Марией и родителями Педро Кейма и Элизией Арарипе Коэльо

С раннего детства Пауло отличался от других своих родственников – своим поведением, которое окружающие его взрослые характеризовали как «неадекватное». Но в шок последних приводили даже не столько проказы шаловливого ребенка, сколько тирады мальчугана, которые он выдавал, стремясь избежать наказания за свои проступки – настолько они были и логичны, и убедительны, и, главное, не оставляли даже «щелки» для дискуссии.

От жизни в Ботафого П. Коэльо на всю свою жизнь сохранил воспоминания о том жестком контроле над бюджетом семьи, который установил его отец; последний рассчитывал выстроить собственный дом, а не бесконечно арендовать чужие особняки (даже если большинство из них были выстроены его руками). А для этого необходимо было «затянуть пояса»: экономия, экономия и еще раз экономия. Семья, кажется, это понимала, да и жена и дети не смели что-то сказать против воли мужа и отца.

Но родителям (в первую очередь отцу) надо было отдать должное: на образование детей денег не жалели, искали самые лучшие дошкольные и школьные учреждения, где их чада смогли бы получить знания в том объеме, который бы гарантировал им безбедную жизнь в будущем.