Какой-то писк донесся слева, из-за печи. Кунигас махнул рукой:
– Гинтарс, проверь.
– Да, повелитель…
Парнишка выскочил сразу:
– Там дети, князь. Маленькие еще совсем.
– Убить всех, – ни секунды не сомневался князь. – Не нужно оставлять мстителей.
Поклонившись, Гинтарс вытащил из-за пояса нож и нырнул за печку… выскочив, вытер окровавленное лезвие об устилавшее пол сено. Он выполнил приказ и сделал все правильно. Только вот в светло-синих глазах паренька почему-то стояла тоска.
– Князь! Да тут полно добра!
– Тащите все во двор.
Вдруг почувствовав какое-то шевеление, Даумантас резко свернул в сени, что вели в соседнюю пристройку. Свернул и едва не наткнулся на копье! Кто-то метнул тяжелую охотничью рогатину и тотчас же бросился бежать, гремя чугунками и тазами.
– Однако, – вытаскивая воткнувшееся в бревенчатую стену копье, кунигас уважительно покачал головой. Этот бросок вполне мог стоить ему жизни. Будь князь менее внимателен и более азартен.
Впрочем, азарт-то как раз нарастал.
– Ах, ты так? Ладно.
Не разбирая дороги, Довмонт бросился следом за непонятным злодеем. Бегал тот хорошо, еще и перепрыгивал с галереи на галерею, с крыши на крышу, а потом – на улицу. Настоящий паркурщик! Но и молодой кунигас не уступал ему ни в чем. Крыша так крыша!
Оказавшись на земле, злодей бросился мимо полуземлянок, к воротам, уже распахнутым настежь. На вытоптанной площадке, у амбаров, под присмотром воинов-победителей боязливо жались друг к другу пленники, в основном – женщины и подростки. Совсем уж малолетних детей в плен не брали – много возни – убивали на месте. Рядом с крыльцом воеводского дома громоздилась изрядная куча разного рода добра. Валялись под ногами трупы. Взрослые мужики с распоротыми животами, парни. Младенцы с разбитыми головами. Просто брали за ноги и… Не нужно оставлять мстителей! Тут и там, в разных концах городища поднимались к небу черные дымовые столбы. Воины Даумантаса поджигали селение врагов. Чтоб там, в Утене, узнали. Чтоб запомнили. Чтоб боялись! Всегда.
«Паркурщик» между тем ловко проскользнул меж воротными створками и, выбравшись на простор, со всех ног припустил к лесу, благо бежать было недалеко. Лес темнел совсем рядом, огромный, почти непроходимый, и полный сказочных богатств. Сейчас – дичь, рыба, вот-вот пойдут ягода и грибы. Можно прожить, с голоду не помрешь точно. Да и попробуй там беглеца найди. Ноги сносишь.
Врешь, не уйдешь!
Князь чувствовал азарт, сродни охотничьему. Вот вроде бы и не по чину ему гоняться за кем-то, а поди же ты – захватывает, мама не горюй! Хочется поймать – обязательно поймать! – гада, не дать ему уйти. Если же тот вдруг окажется слишком уж быстроногим – так нож догонит. Метнуть – дело нехитрое. Да и позади, за князем уже бежали верные воины. Нет, не уйдет.
Беглец стал уставать, не таким уж и выносливым оказался. Довмонт легко нагонял его, и побился бы об заклад, что нагонит злодея еще до лесной опушки. Так и вышло. Беглец вдруг споткнулся, чуть было не упав, затем и вовсе остановился у зарослей хиленьких осин. Кажется, пытался отдышаться. Высокий, но в плечах узок, значит – не силен. Тонкие руки, каштановые волосы до плеч – по здешним меркам, короткие. Одет как-то странновато – длинная, до колен, туника с подкатанными рукавами, явно с чужого плеча. Ноги голые, босые, уже сбитые в кровь. Туника не бедная, ярко-синяя, с золотой вышивкой, простолюдины такие не носят.
Кто же это такой? Такая!
Беглец затравленно обернулся. Совсем по-звериному зыркнули зеленые большие глаза. Лицо слишком уж красивое, тонкое. Ни бороды, ни усов – даже намека. Девка! Точно – девка. И туника эта мужская на ней случайно.
Сверкнув глазами, девчонка дернулась. Что-то просвистело в воздухе, и многоопытный кунигас вовремя заметил опасность. Даже еще толком не рассудив, вмиг распластался в грязи… Просвистел над головою кинжал, воткнулся в пень, задрожал злобно…
– Ах ты ж, сучка!
Вскочив на ноги, Довмонт в три прыжка догнал беглянку, занес на бегу меч… Никуда злодейка не денется! Вот сейчас… прямо по шее – головенку напрочь. И все! Пусть даже свои видят – с князем шутки плохо! Пусть знают, знание то и между своими не лишнее. Больше уважать будут. Молодежь же – пусть учится. Пусть учатся! Ударить здесь надобно по-особому, с оттяжкой. Тогда срубленная голова отлетит по ходу движения направо, тело же еще какой-то момент пробежит. Интересно будет взглянуть – как долго? До можжевельника без головы добежит или все ж таки – до самой опушки? А ну-ка… Н-на-а!
Тяжелый булатный клинок сверкнул в воздухе…
– Не-е-е-ет!
Это закричал не кунигас – Игорь. Закричал беззвучно и сделал все, чтобы удержать руку от удара! Просто отбросил меч в сторону, сам же, подпрыгнув, ударил бегущую злодейку носком сапога. Прямо под коленку, куда и хотел. Так вместе и повалились в грязную лужу: девчонка и следом за ней – князь. А чего уж? Князь-то все равно уже грязный.
Разлетелись по сторонам коричневатые брызги. Довмонт вскочил на ноги первым, рванул девчонку за ворот туники – вставай, тля!
Та ожгла взглядом, видать, хотела вцепиться ногтями в глаза… да кунигас перехватил руку. Сжал запястье так, что из девичьих глаз градом хлынули слезы. Застонала злодейка, заплакала… но пощады не попросила – упертая!
Тут и свои подоспели, Любарт с Гинтарсом. На повелителя своего глянув, засмеялись было, но быстро в себя пришли.
– Ах, светлый князь. Какой смертью прикажешь казнить сию гадину?
Довмонт отмахнулся, нахмурился… задумчиво этак. Тут Игорю поплохело – юный кунигас на выдумки оказался горазд и представлял все очень даже наглядно, во всех подробностях, к слову сказать, очень даже мерзких!
Можно было разорвать девчонку напополам. Пригнуть вершины сосен, привязать за руки за ноги, а потом опустить. Красиво получится! Этакий фонтан из крови и кишек! Называется – огненный петух. Или – кровавый петух… как-то так. Можно и по-другому: посадить эту наглую дурищу на кол. Дело, на первый взгляд, нехитрое, но опыт и тут нужен. Сначала надобно девку положить наземь, на бок. Заголить заднее место, сунуть туда кол, щедро смазанный конопляным маслом. Затем поднять осторожненько, кол вкопать, и потом потирать руки да любоваться, как под воздействием тяжести своего тела пленница медленно сползает вниз. Можно еще на кол перегородки прикрепить, чтоб не слишком быстро померла злодейка. Чтоб подольше мучилась! Это же удумала – руку на князя поднять! Вот, пускай пару-тройку дней на колу посидит, тогда любая смерть желанной покажется. Правда, нынче времени нет. Тогда что же? Распилить деревянной пилой? Тоже казнь нехудая. Привязать нахалку к столу и живьем пилить. Дубовая-то пила сначала рвет кожу, а потом и внутренности. При этом девка еще будет живой… и мучиться! А и поделом! Побегала, поразвлекалась… в грязь князя уронила, стерва. Теперь попляши-ка!
– Гинтарс, не видал ли ты случайно в здешних амбарах дубовой пилы?
– Кажется, видел, господин. Да-да, точно видел.
– Славно! Прихватим пилу с собой. Потом в пути позабавимся. Ну, или дома уже.
– Дома, княже, и своя пила сыщется.
– Ну… я и говорю – славно!
Девчонку связали и повели вместе с прочим полоном прочь. Возвращались так же, как и явились – через лес, через овраг, меж трясиною. Вечерело. Оранжевые искры заката плескались в темнеющем небе, подобно пожару. Кучевые облака, подсвеченные снизу солнцем, сияли золотом, рядом повисла серебряная луна, зажигались первые, еще прозрачно-белые, звезды.
В чаще уже давно было темно, хоть глаз выколи. Путники остановились на ночлег в каком-то густом бору, ничуть не опасаясь погони. Ночью-то кто полезет в пущу? При всем желании никаких следов не найдешь. Если только утром, да и то вряд ли. Утенский князь Наримонт (кстати, двоюродный братец Довмонта), конечно, захочет отомстить. Но сделает это позже, гораздо позже. Пока соберет людей, пока заручится поддержкой Миндовга. Король… Собака, продавшая веру предков за золотую корону, врученную папой! Впрочем, нехорошо так про приемного отца. Да, когда-то Миндовг усыновил юного Даумантаса, потерявшего родителей в одной из межплеменных распрей. Юный княжич приходился ему дальним родственником – то ли двоюродный, то ли троюродный племянник, в общем, седьмая вода на киселе, но все-таки – родич! Воспитывал приемного сына, конечно, не сам Минлдаугас-Миндовг, на то имелись вассалы. К примеру, нальшанский князь Товтивил, трон и земли которого как раз и унаследовал Даумантас. Родная же Утена, на земли которой юный кунигас имел все права, оказалась в руках прохвоста и предателя Наримонта. Тот как-то сумел втереться в доверие к Миндовгу, тоже поговаривая о переходе в католичество. Может, тоже захотел королевскую корону?
