Звонок в дверь встряхивает. Стив подрывается, даже не смотря в глазок, распахивает дверь.

Это Баки, но мальчишка отшатывается. Отскакивает. Смотрит пару секунд ошарашенно, а затем просто зажмуривается. Слезы текут с новой силой, он утирает их кулачками, пытается перестать плакать, потому что это стыдно, он же парень и…

Барнс закрывает дверь, скидывает рюкзак и тут же притягивает его в свои объятья. Целует в макушку, прижимает крепко-крепко.

— Тшш… Давай, соберись… Она вернется, слышишь?.. Точно вернется… Как же она может уйти от тебя, а? Как от тебя вообще хоть кто-то может уйти…

— Давай же, слышишь… Все будет в порядке… Я здесь, я принес тебе еду… Все будет в порядке, ладно?.. И я никуда не уйду… Я никогда-никогда не уйду…

— Ну же, не плачь… Давай, тебе нужно дышать… Я не готов к очередной панической атаке, ты же знаешь, как сильно они меня пугают… Вот так… Давай, сейчас я сделаю тебе чаю… Или лучше какао, слышишь?.. Сделаю тебе твой любимый какао, и все будет хорошо…

— Я могу остаться на ночь, ладно?.. Могу провести с тобой весь завтрашний день, хорошо?.. Буду вместе с тобой ждать пока она придет и… Тшш, нет-нет-нет… Она придет, слышишь?.. Я уверен, что она придет, Стив… Я точно-точно знаю…

Он держит крепко. Даже когда мальчишка начинает вырываться, захлебываясь болью и горечью, он держит его, пережидает это вместе с ним и прижимается щекой к макушке.

Шепчет о том, что все будет в порядке. Не может быть не в порядке.

Стив верит. С глазами на мокром месте, садится за стол и смотрит, как Баки что-то готовит. Он не запоминает что это, не чувствует вкуса, но все же съедает полностью, потому что Баки убеждает, что так нужно.

Какао не помогает от слова совсем, но Стив выпивает его. Чуть солит парой капель из своих глаз, не замечает как друг утирает их уголком салфетки.

Он не замечает вообще почти ничего. Оказавшись в постели, в темной комнате, прислушивается как Барнс прибирается на кухне, а затем пытается умоститься там же, на узком диванчике.

Затихает.

Стив лежит, почти не дышит, а потом, спустя десяток минут, замечает, что опять плачет. Просто слезы все катятся и катятся. Он утирает их, раз за разом. Уже не кричит и не рыдает.

Тихо скулит, как раненное, смертельно раненное животное.

Чтобы встать требуется время. Чтобы на ощупь добраться до кухни, сквозь темноту коридора и собственной комнаты, тоже.

Он тянет рукав кофты Баки. Тянет и тянет.

Тот уже давно открыл глаза и смотрит. Ждет.

— Ты… Ты не мог бы… Я просто, просто не могу… Они все катятся, и я… Я не могу один… Это всего на одну ночь и… Я…

Вздох, шорох. Его сильные, заботливые пальцы проходятся по светлым волосам, сам Бакс поднимается и идет следом за ним.

Кровать узкая, но и они еще не такие уж большие. Стиву всего четырнадцать с половиной, Барнсу пятнадцать с хвостиком. Он сам все еще до жути и болезненности худ, а Баки еще только-только начал набирать мышечную массу.

Прежде чем лечь, парень снимает кофту, одергивает футболку. Он сам молчит, никак на это не реагирует. Только устроившись, отворачивается к стене.

Баки ложится рядом, тоже поворачивается к нему спиной.

Они вроде засыпают, но на самом деле просто молчат.

Стива хватает не надолго. Он разворачивается, утыкает лбом между чужих лопаток и сорвано дышит. Давит всхлипы в зародыше, кривит губы, зажмуривает глаза.

Сам не понимает, как мелко выстукивает указательным пальцем рваную дикую дробь на чужом теплом плече. А затем шепчет:

— Она же… вернется?..

Голос дает петуха еще на первом же слове, и он закрывается, прячется в собственных пальцах/кулаках/ладонях. Тоскливо скулит, срывается на сдавленные хрипы.

Баки разворачивается обнимает его. Прижимает к себе, укрывает одеялом.

Шепчет:

— Конечно же, вернется, слышишь… Она не уйдет от тебя… Она…

— Т-ты… Не уходи от… От меня, слышишь?.. Только не уходи… От м-меня…

— Тихо… Тшш, глупенький… Куда же я уйду… — он гладит Стива по голове и прижимается щекой к его макушке. — Никуда я не уйду…

За окном взвывает какой-то пес, машина заливается включившейся сигнализацией. Тонкие шторы пропускают свет звезд. Фонарь слишком далеко, чтобы его яркость мешала спать. Окно закрыто.

Стив засыпает через десяток минут, все еще держится за него, за его футболку. Баки засыпает чуть позже, выпускать его из своих объятий даже не собирается.

~~~~~

Тогда на следующее утро мать все же вернулась. Веселая, трезвая и спокойная.

Стив еле удержал Баки, — в прямом смысле, удерживал его, упираясь пятками в пол, — чтобы тот не ударил ее. Чтобы не наговорил грубостей.

Он фыркает, утирает влажные глаза, а затем делает шаг. Его постель все та же. Не слишком мягкая, не слишком широкая.

Он усаживается на нее, подгибает под себя ногу и откланяется чуть назад, чтобы включить ночник.

Пару раз мигнув, тот загорается, освещая покрывало и небольшой пакет с кусочками бумаги. Стив аккуратно укладывает рядом скотч и ножницы.

Он знает, что не должен этого делать. Знает, что будет лишь больнее, но…

Ему так хочется сложить кусочки вместе и найти хоть одну зацепку. Хоть что-то, что поможет ему вновь стать другом для Джеймса Бьюкенена Барнса.

~•~

========== hell? ==========

~•~

Снаружи, где-то рядом с подъездом взвывает сигнализация какой-то истеричной и скорее всего дорогущей тачки. Несколько ворон взмывают в небо с ветвей деревьев, что на другой стороне улицы. Они хрипло перекаркиваются, будто бы договариваются о том, кому из них сколько осталось.

Стив открывает глаза и переворачивается на спину. Веки чуть припухли, белки глаз все в полопавшихся сосудиках. Он пытается поднять руку и удается это с трудом.

Тем не менее он поднимается.

Как это часто бывает воспоминания не наскакивают на него сразу, не накидываются, словно дикие, голодные звери. Ему удается натянуть пижамные штаны, добрести до кухни и поставить чайник. Потянувшись за чашкой, Стив не сразу понимает, что привычно берет ту, что Бакса.

Когда понимает, просто останавливается во времени.

По выходным он всегда встает раньше, но так гремит посудой, готовя завтрак, что Барнс просыпается почти что вместе с ним. Парень выходит на кухню сонный, взлохмаченный и первым делом наливает себе воды. Походя, всегда ерошит волосы ему на макушке.

Чашка с легким ненастойчивым стуком опускается на столешницу, а затем он достает и свою. Уперевшись руками в поверхность, дожидается пока закипит чайник.

По будням все обычно наоборот. Бакс всегда чуть ли не волоком поднимает его с постели, тащит в ванную, умывает, попросту окатывая холодной водой, а затем ведет на кухню. На столе всегда стоит его тарелка с завтраком, а друг всегда накидывает на его влажные волосы полотенце.

Вопроса «как так вышло», «почему это произошло», у него не возникает. Лишь потребность решить то, что он натворил, потребность разгрести это, разобрать по полочкам и… Вернуть Баки?..

Мысль звучит вопросительно. У него дрожат колени.

— Ох, ты хочешь остаться нормальным?.. Ясно. Отлично. Конечно, кому же захочется становиться таким поломанным, больным и отвратительным, как я, да, Роджерс?!

Что значит нормальность?.. В мире, где продается все, вплоть до запахов и звуков, вплоть до чувств и эмоций. В мире, где покупается все, вплоть до любви, власти и красоты.

Ощущая, что вот-вот съедет на пол, Стив вздрагивает, когда в затуманенное сознание врывается разрушительно громкий свист чайника. Он отвлекает. Он спасает его.

Чайник плачет парой дымящихся капель кипятка, когда он пытается попасть струей в чашку. Получается не сразу, чуть горячей влаги попадает на пол, но случайно на его голые стопы. Мальчишка лишь закусывает губы, но тут же отпускает их, отшатывается и с грохотом отставляет чайник. Дыхание сбивается, он зажимает рот обеими руками и пытается медленно дышать носом.

Дело даже не в том, что все можно купить, а затем тут же перепродать. Скорее в том, что в нынешнем мире понятие нормальности и не нормальности… Оно как бы…