========== Глава 1. Суд ==========

Рочестер, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

За окном весело и громко выкрикивали ругательства скворцы. Роза распахнула ставни и полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Корсет неприятно стал колоть ей бока, и девушка поспешно выдохнула. Служанка опять перестаралась с завязками – утянула так, словно они в семнадцатом веке живут. Мимо дома проехала кибитка, и кучер помахал девушке рукой. Роза ответила, улыбнувшись, и, когда повозка скрылась за поворотом, попыталась ослабить стягивающий ее корсет.

Рочестер – город, где они жили последние два года – медленно, но верно разрастался, и красивые новые дома появлялись с северной стороны реки Кочеко[1], в то время как остальной городок располагался с юга. На северном берегу селились богатые и знатные жители городка – те, кто мог позволить себе роскошную виллу, слуг и собственную конюшню. Сам же город напоминал обычную американскую деревушку: несколько прямых улиц, салун, мэрия, тюрьма и церковь. Всё рядышком, всё для удобства горожан. Жизнь в городке текла настолько размеренно и однообразно, что даже на похороны собиралось множество людей, как будто это было большое развлечение.

Рочестер навевал тоску, и потому Розу частенько навещали мысли о безысходности. Она чувствовала себя запертой птицей в огромной деревянной клетке. По вечерам некуда было пойти, не с кем было пообщаться, да и вообще, заняться было нечем. Роза с грустью вспоминала шумный Бостон, мечтала об огромных залах Лондона, куда приезжала с отцом в детстве. Девушка хотела выбраться, спастись от душного и грязного Рочестера. Ее неудержимо тянуло на природу, и, как только матушка отвлекалась от опеки над любимой доченькой, Роза сбегала в лес, собирать листья и кормить птиц.

Сам городок когда-то принадлежал индейцам из племени пеннакуков[2]. Всего столетие назад здесь располагалась деревушка абенаков[3] и сотни суровых индейских мужчин сторожили свои владения. В 1722 году территорию заняли белые поселенцы, и с того момента город начал расти. Пеннакуки присоединились к французам и поддержали последних в войне с англичанами, наводя на британцев страх своей кровожадностью и жестокими традициями. Кроме того, абенаки продолжали воевать с ирокезами и кри[4]. Война негативно отразилась на племени. Индейцы рассеялись по лесу, и лишь небольшие племена были признаны англичанами. Микмакам выделили земли, а пенобскоты[5] переселились в города. Остальные же малыми группами, иной раз всего лишь семьями, скрывались в Белых горах.

Индейцы продолжали посещать Рочестер для торговли, в поисках работы или просто из любопытства. Но с каждым годом всё меньше – шерифом в городе был Рей Хамерман, он легко находил причину убрать неугодного ему индейца, а его нелюбовь к краснокожим граничила с одержимостью.

Порыв свежего ветра обдул прохладой, и девушка, высунувшись в окошко, посмотрела по сторонам. Убедившись, что на улице никого нет, она приподняла подол юбки и немного помахала им, чтобы впустить под тяжёлую ткань свежий воздух. В комнате было душно, и ее ноги и живот вспотели от неудобной одежды.

— Розмари! — услышала она возмущенный голос за спиной. — Что ты себе позволяешь, юная леди?

Девушка вздрогнула и обернулась. На пороге стояла мать, грозно посматривая на бесстыжую дочку, позволившую себе поднять юбку выше колена. Роза расстроено поджала губы – матушка не пожалеет времени, чтобы прочесть ей пару лекций о благочестии. Девушка быстро опустила юбки и склонилась в глубоком реверансе. Роза была маленького роста, казалась хрупкой, кукольной, узкие плечи и тонкие кисти рук делали ее грациозной. Ее кожа была очень светлой, бледной, как у жительницы пасмурной Англии, что придавало ее образу особое очарование. У девушки были невыразительные черты лица: маленький узкий рот, нос пуговкой и почти прозрачные светлые брови. Белесые волосы были убраны в высокую причёску. Серые, скорее пепельные, глаза, как у отца, вызывали нескрываемую зависть кареглазой матери.

— Простите, матушка. Хотела поправить туфельки, — попыталась оправдаться Роза.

Мать тяжело вздохнула и вошла в комнату. Женщина с густыми тяжёлыми косами, сложенными в сложный узор на затылке была одета очень скромно: юбка, тальма и рубашка тёмно-серого цвета. На шее и руках были скромные украшения. Матушке недавно исполнилось пятьдесят, но для своего возраста женщина выглядела прекрасно. Когда-то мадам София Балтимор была светской львицей, самой желанной гостьей на всех балах в Бостоне, но когда ее муж решил переехать в Рочестер, чтобы помочь своему старому другу Рею Хамермену наладить порядок в городе, она, конечно, как верная жена, последовала за ним. У Софии было шестеро детей, но лишь двое из них пережили свой годовалый возраст. Старший сын остался в Бостоне со своей семьёй, младшая же дочь воспитывалась как маленькая принцесса, и матушка обращалась с ней как с любимой куклой.

— Садись на стул, я позову служанку, и она тебе поможет.

— Да, матушка, — кивнула Роза.

Тяжело быть частью самой богатой и известной семьи в небольшом городке с населением около двух тысяч человек. Мало того, что мать Розы происходила из известного дворянского рода английских баронов, так еще отец занимал должность мэра. Девушке едва исполнилось шестнадцать, как отец стал отправлять письма знакомым высокопоставленным чиновникам, чтобы успешно сосватать единственную дочь. Мысли о замужестве вызывали икоту, и сбежать из этого городка Розе хотелось нестерпимо. Бостон помнился величественным, полным жизни и красок, что не удивительно, ведь в Бостоне проживало в сорок раз больше жителей.

Служанка поправила застежки и чулочки на изнеженных ножках барышни и передала, что мэр Морис Балтимор ожидает их у ворот.

Роза послушно собрала свою сумочку – положила туда перчатки, платок, взяла зонт и вышла к отцу. Сегодня шериф собирался проводить публичную казнь. А после этого мэр прочитает новые указы, связанные с преступностью в городке. Проще говоря, Морис собрал весь город, чтобы немного развлечься. А потом напугать. Роза ненавидела эти представления. Казнили в основном индейцев, которых поймали на воровстве капусты, или за то, что краснокожий нелестно отзывался о белой женщине. Индейцев в городке было мало и с каждым месяцем становилось всё меньше. Такие жестокие порядки установил Рей, но ее отец поддерживал своего друга во всем, и краснокожие предпочитали этим двум мужчинам на глаза не попадаться.

Морис – крепкий, широкоплечий мужчина лет пятидесяти - чинно подал сначала жене, а потом дочери руку, помогая сесть в повозку. Когда все расселись, он тщательно проверил, хорошо ли захлопнул дверцу и велел кучеру править к церкви, где проводились повешенья и собрания. До церкви было меньше мили, но мэр не утруждал себя прогулками по грязным и пыльным улицам. К тому же кое-где лежал снег, а бархатные туфельки дочери не выдержали бы такой прогулки.

До церкви добрались за пять минут. Переехали по новому мосту через реку Кочеко и остановились недалеко от городского кладбища. Народу уже собралось множество, наверно, половина городка явилась посмотреть на казнь. На помосте для висельников стоял молодой индейский юноша, его волосы, выбритые на висках, были распущены, лицо было изуродовано побоями, в его взгляде читались ненависть и гнев. Роза вздохнула и отвернулась. Эти казни также были причиной ее желания сбежать из-под родительского крыла. Отца она любила, ценила и уважала, но в душе никогда не соглашалась с его методами и надеялась, что когда-нибудь мэр рассорится с Реем, которого Роза винила в жестокости отца.

— Этот мужчина обвиняется в убийстве и краже, — произнёс Морис, поднявшись на помост. — Мне дано право провести суд, и потому я спрашиваю вас, граждане: виновен ли подсудимый?

— Виновен! — дружно ответила толпа.

Розе пришлось стоять рядом с помостом. Приближенные мэра, в том числе и Рей с его командой головорезов, обступили ее и мать. Вооруженные помощники шерифа охраняли женщин от возможной опасности. Но взоры всех были обращены к индейскому юноше. Руки у подсудимого были связаны, его подтащили к люку в полу и тычками, оплеухами заставили стоять на месте. Морис махнул рукой, и палач надел на несчастного веревку. Еще мгновение, и Роза зажмурила глаза. Палач потянул за рычаг и люк открылся. Индеец свалился вниз, дергаясь, извиваясь и издавая пугающие звуки передавленной гортанью. Толпа оглушительно вздохнула, принимая его смерть как дар, и мэру зааплодировали.