Славич принес рюмки, тарелку и нож, хотел порезать лимоны, но Гольцов не дал. Извлек из чехла под мышкой кинжаль-чик, отточенный до бритвенной остроты, и мгновенно покромсал лимоны на аккуратные дольки.

— Так что случилось? — повторил Славич свой вопрос, разлив коньяк по рюмкам.

— Почему же ты мне не рассказываешь ничего? — спросил Гольцов.

— Все, что нужно, я тебе сообщал, — насторожился Славич.

— Откуда ты знаешь, что мне нужно, — брюзгливо сказал Гольцов. — Почему я о твоих успехах должен узнавать на стороне?

— Ты заказал работу, я ее делаю. Когда сделаю — сообщу. А бегать докладывать каждые пять минут — я так не умею.

— Слушай, Игорь, — Гольцов отодвинул так и не тронутую рюмку в сторону и перегнулся через стол, — мне от тебя только одно было нужно: узнать — кто. Остальное — моя забота. Мы именно так договаривались. Почему ты мне про Симакова не сообщил? Почему мне приходится еще и тебя проверять? А про эту паскуду Дину, тварь длинноногую, ты мне тоже ничего не сказал!

— Куда ты торопишься? — Славич злился, понимая, что Гольцов прав и он, Славич, вынужден оправдываться перед вчерашним уголовником, как школьник. — Ну сказал бы — что это изменило? Тем более девка по дури, а не по подлости влипла в эти дела. А мне оставалось всего несколько дней и…

— Ты меня сильно разочаровал, Игорь Николаевич, — Гольцов бесцветно усмехнулся. — Я доверял тебе гораздо больше, чем ты того заслужил. Нет, работал ты хорошо, туч претензий быть не может. И половину гонорара ты заработал честно, не сомневайся.

— Половину? — ухмыльнулся Славич.

— Половину! — жестко сказал Гольцов, впиваясь в него взглядом. — Ты контракт наш нарушил. Так, Игорек, не поступают. Или ты со мной до конца во всем, или…

— Ясно, — Славич прервал его хлопком ладони по столу. — Все, возражений нет. В чем-то ты прав.

— Спасибо и на этом, — иронически произнес Гольцов, достал из пиджака пачку стодолларовых купюр и бросил на стол. — Здесь еще три тысячи, на покрытие текущих расходов. Думаю, этого хватит. Отчет мне не нужен.

Он поднял рюмку и медленно, с наслаждением, выпил коньяк.

— Спасибо за помощь. Можешь считать, что наш контракт завершен. Ты пей коньячок, пей. Настоящий, армянский, теперь такой не найдешь. Ну, чего ты мне еще не рассказал? Давай, выкладывай напоследок.

Славич пожал плечами.

— Я не случайно спрашивал: что у тебя с милицией?

— А я тебе сразу отвечал: никаких проблем с милицией у меня нет.

— Не знаю, — хмыкнул Славич. — Но друзья Симакова пока еще там служат, и весьма успешно. И я не уверен, что Симаков именно та фигура, которая тебе более всего нужна.

— Да? — заинтересовался Гольцов. — И кто же именно, ты узнал?

— Конкретно пока еще нет. Мне нужно было день или два… — Славич не смог бы объяснить, что удержало его в тот момент от того, чтобы рассказать Гольцову о Крапивине и прочем, включая дачу в Удельной.

— Ладно, все это пустяки, — Гольцов махнул рукой. — Теперь я и сам все узнаю. Если кто-то из ментов выполняет чей-то частный заказ… Будь здоров. О «бээмвушке» не беспокойся, приедут и заберут.

Провожая его до двери, Славин не удержался, спросил:

— Ты откуда узнал про Симакова?

Гольцов взглянул на него с насмешливым превосходством.

— Доверяй, но проверяй. Пришлось мне поспрашивать кое-кого в твоей детективной конторе. У меня везде люди есть, Игорек. Везде!

Славич запер дверь и вернулся в комнату. Что-то продолжало беспокоить его. В этой странной истории все было не так. Он тряхнул головой: черт с ними со всеми, наплевать и забыть! Все, производственный карантин закончен, надо звонить Зое и собираться в отпуск.

Он потянулся к телефону и остановился. Рука повисла в воздухе, а потом вместо телефонной трубки схватила рюмку. Славич выпил, бросил в рот дольку лимона и налил снова. Хороший коньяк пьет Гольцов, ничего не скажешь. Просто отличный коньячок. И мы тоже, с барскою стола… Зое надо звонить угром, так он и сделает, утро вечера, как известно, мудренее… Все-таки интересно, что в этой компании делал Крапивин? Как он оказался в этом дерьме? А разве он, Славич, не в нем же? Нет, стоп! Он свободный, блин, гражданин. Пролетарию нечего продать, кроме своего собственного труда. Кто платит, тот и снимает девочек. Он — свободный пролетарий, свободно продающий свой свободный труд. Еще надо коньячка рюмочку… А Крапивин — вероятно, Крапивин все же не прав. Как повяжешь галстук — береги его… Как надел погоны — так и в них ходи. Ходи, как дурак, играй по этим правилам, пока не снимешь… Хороший коньячок. И лимончик тоже ничего. Года три назад они с Крапивиным водку таджикскими лимонами закусывали. Водка теплая, лимоны сладкие — полный абзац. Девки пота… Нет, девок тогда не было, до ближайшей девки сто километров по горам. Или меньше? Все равно — пока допрешь, девки уже ни к чему… Надо бы Зое позвонить… Но сначала лимончиком… С Крапивиным они тогда этот вопрос насчет девок так и не решили. Надо бы ему позвонить как-нибудь… Гольцов, гнус, зря я его тогда в тайге не пристрелил. Но коньячок у него хороший. И гонорары. Е-мое, все-таки десять тысяч баксов за две недели работы — не так плохо. Теперь мы с Зоей… Какой, к черту, Селигер! Надо бы ей сейчас позвонить… Но лучше утром, завтра… Коньячок-то все-таки кончился…

Сквозь пьяную дремоту, словно воздушный пузырь из горячего масла, всплыл трезвон дверного звонка. Какая-то скотина давила кнопку не отпуская. Славич помотал тяжелой пьяной башкой. Звон прервался, загремели удары, потом опять заголо сил звонок.

— Я тебе сейчас открою! — рассвирепел Славич.

Пошатываясь, он вышел в прихожую, отодвинул засов и резким рывком распахнул дверь настежь. Стоявший за ней человек как раз в этот момент наносил очередной удар ногой. Потеряв равновесие, он ввалился в квартиру и плюхнулся на пол, сильно толкнув при этом Славича, который удержался на ногах лишь потому, что врезался спиной в стену. Неуклюже, но быстро пришелец вскочил на нош, и Славич его узнал.

— Крапивин! Лешка!

С нечленораздельным возгласом Крапивин бросился на Славича. Такого поведения гостя тот не ожидал и не сумел бы уклониться, если бы сам Крапивин не споткнулся о валявшиеся посреди коридора ботинки. Кулак его, нацеленный в челюсть Славича, попал в плечо.

— Ты что! — ошеломленно воскликнул Славич и тут же получил в голову слева.

— Ах ты, гад! — взревел Славич, мгновенно приходя в ярость. — В своей собственной квартире получать ни за что по морде!

Он тоже выбросил вперед кулак и тоже попал не туда, куща целился. Крапивин тяжело отпрыгнул, зацепился за порожек, едва удержав равновесие, вылетел из квартиры на лестничную площадку и тут же ринулся обратно. Славич встретил его ударом ноги, но кто-то из них опять оступился, толчок лишь заставил Крапивина изменить траекторию броска. Он налетел на косяк и едва успел развернуться лицом к атакующему Славичу. Все-таки на этот раз Славич вмазал ему точно в лоб. Жалко, что не очень сильно. Крапивин перехватил его руку, попытался провести прием и налетел коленями на журнальный столик. Они рухнули на пол и принялись с воплями кататься, колотя друг друга неловкими и не слишком опасными пьяными тычками.

Улучив момент, Славич отшвырнул Крапивина и вскочил на ноги. Тот тоже поднялся. Они стояли, тяжело дыша и обмениваясь ненавидящими взглядами.

— Где Симаков, сука! — крикнул Крапивин. — Куда Юрку дели, гады!

— А я откуда знаю! — заорал в ответ Славич. — За своими дружками уголовными сам следи!

— Продался, сволочь! — вопил Крапивин. — Ты — продался! Тебя кончать надо! Я сейчас!..

Его рука дернулась к груди, но Славич, угадавший это движение еще до начала, прыгнул вперед и намертво перехватил правую кисть Крапивина. Они закружились, не удержавшись на ногах, е грохотом свалились вновь. В конце концов Славич, который был килограммов на шесть потяжелее противника, сумел прижать ею лицом вниз, закрутив правую руку за спину.

— Ну, что, бандит, — злорадно сказал он. — Это тебе не малолеткам ребра ломать.