«Черт побери, Анника, – подумала она, когда стояла и смотрела на него. – Возьми себя в руки. Никаких детей. Запомни».
Потом она вернулась в свою кровать. Заснула сразу же и проснулась шесть часов спустя. Эдвин по-прежнему спал. С потным лбом, сбросив с себя простыню, но все еще с подушкой у живота.
«Пожалуй, нужно приготовить хороший завтрак», – подумала Анника.
10
Пока Анника Карлссон разбиралась с практическими делами полицейского свойства, Бекстрём ради простенького ужина посетил свой любимый кабак. Он находился совсем близко к дому комиссара, и прогулка до него давно стала чуть ли не обязательной частью его ежедневного моциона. Однако о том, чтобы добраться туда с завязанными глазами, у Бекстрёма никогда и мысли не возникало.
Никаких особых изысков, поскольку был обычный будний день. Сначала тост с икрой уклейки и крабовым салатом, затем ломоть жареной свинины с прослойками жира и толстым куском кожи, на гарнир к которому он вместо положенного французского овощного рагу взял свежий шведский картофель с чесночным маслом. Плюс ко всему этому его обычные напитки: чешское пиво и русская водка. Незатейливая вечерняя трапеза в конце еще одного дня жизни комиссара криминальной полиции.
И, предаваясь ей, он размышлял о своем детстве, и, вероятно, именно последняя встреча с Эдвином пробудила старые воспоминания. Ведь Бекстрём когда-то тоже принадлежал к скаутскому движению. Исключительно с подачи своего папаши, страдавшего безмерным пристрастием к алкоголю старшего констебля, вбившего себе в башку, что благодаря этому ему удастся сделать из Эверта достойного сына шведского народа.
В результате у Бекстрёма, который тогда был не намного старше Эдвина, не осталось выбора. Иначе он, конечно, предпочел бы болтаться дома в Сёдере. Занимался бы всякой чертовщиной в квартале, где жил. Воровал бы из близлежащей табачной лавки с практически слепым владельцем, курил бы тайком и гонял на мопеде, хотя ему было всего одиннадцать лет.
Обычно летом для него наступала золотая пора, ведь ему не требовалось ломать голову даже над тем, как прогулять школу, но только не в тот год, когда отец насильно записал его в скауты и позаботился о том, чтобы уже через неделю после окончания учебы он оказался на острове Тюресё. Буквально на окраине цивилизации.
Однако прежде, чем он попал туда, ему, уже одетому в новенькую синюю униформу, пришлось дать клятву скаута. Пообещать исполнять свой долг перед Господом, его величеством и Родиной, всегда помогать другим людям, а в остальном строго следовать всем правилам, в связи с принадлежностью к скаутам распространявшимся на него. Отец сам отвечал за принудительную доставку Эверта и лично передал своего отпрыска заведующему лагерем. И будь Эверт Бекстрём другим человеком, все могло бы закончиться для него по-настоящему плохо. Но ему удалось добиться исключения из скаутов уже в течение первой недели, что стало рекордом для их отделения на острове Тюресё, которое еще до прибытия туда Бекстрёма считалось далеко не эталонным в шведском скаутском движении с точки зрения морали.
С собой Бекстрём привез кучу контрабанды вроде рогатки, финки, пары мышеловок довольно крупной модели, а также жевательный табак и сигареты, плюс приличную стопку порножурналов, украденных им у хозяина табачной лавки. Короче говоря, он имел с собой все необходимое, чтобы призвать к порядку новое окружение и вдобавок заработать немного денег, раз уж ему все равно пришлось туда приехать.
Поэтому он уже в первые сутки организовал среди новых товарищей кружок любителей чтения. В обмен на наличные они могли теперь смаковать привезенные Бекстрёмом печатные издания. И несмотря на все обещания, данные ими о том, что они находились там исключительно с целью выполнять свои обязательства в отношении Господа, его величества и Родины, спрос на его товар превысил самые смелые ожидания начинающего предпринимателя.
Один из новых друзей Бекстрёма, который был на пару лет старше его, уже за несколько дней потратил все присланные ему карманные деньги. В обычном случае их хватило бы на все лето, но сейчас они подошли к концу после трех дней интенсивного знакомства со специфическими изданиями, а обнищав, он уже не мог рассчитывать ни на чью помощь.
Нет наличных, нет чтения, объяснил ему Бекстрём и помотал своей круглой головой, после чего его самый крупный клиент сломался. Он прямой дорогой направился к заведующему лагерем, насплетничал на Бекстрёма и со слезами на глазах признался, как тот использовал его самого и его пагубную страсть.
Заведующий, уже ранее обративший внимание на Эверта, не стал долго ждать. Его исключили из скаутов за недостойное поведение и нарушение законов братства, и уже в выходные старший Бекстрём приехал на остров Тюресё и увез своего единственного сына домой в Сёдер. Журналы он конфисковал, и они, надо полагать, в конечном счете оказались в кафетерии полицейского участка района Мария, но рогатку и все другое Эверту удалось сохранить в обмен на обещание укокошить соседского кота, который мешал папочке спать по ночам.
«Парень мог стать сексуальным извращенцем, и вполне возможно, я предотвратил преступление, не позволив ему читать дальше», – пришел к выводу Бекстрём пятьдесят лет спустя и, предвкушая удовольствие, пригубил содержимого своего бокала.
Детские воспоминания – хорошие воспоминания, подумал он, а потом решил, что пора заказать кофе с коньяком перед тем, как он продолжит вечер визитом в центральные районы столицы королевства.
Еще до того, как ему принесли на оплату счет, он получил эсэмэс от Анники Карлссон, нарушившее его душевное равновесие настолько, что ему пришлось заказать еще порцию коньяку перед уходом.
Сбор в восемь, считай в разгар ночи. Если он хотел успеть позавтракать, разобраться с личной гигиеной и одеться, ему следовало встать еще до шести утра.
«Забудь об этом», – сказал себе Бекстрём и покачал головой. Он допил последние капли коньяка, оплатил счет, заказал такси и поехал в сторону площади Стуреплан с ее многочисленными кабаками.
11
Дальше для комиссара Бекстрёма все пошло по проторенной дорожке.
Сначала он заглянул в Стурехоф, чтобы слегка утолить жажду на пути к конечной цели вечера. Заведение было заполнено максимум наполовину. Главным образом селянами старше среднего возраста, которые проводили в Стокгольме отпуск. Миновали Улларед на пути сюда и, воспользовавшись случаем, приоделись перед визитом в столицу.
Ему тут особо делать нечего, решил Бекстрём. Он расплатился за пиво, еще только получив его, и удалился даже не притронувшись к нему.
«Трагично, – подумал он, выйдя на улицу. – Что не так, если не тебе льняной костюм с иголочки, итальянские туфли ручной работы и обычный «ролекс»?»
Пять минут спустя, примерно когда Утка Карлссон уложила маленького Эдвина и наконец заснула в своей квартире в Фильмстадене в Росунде, Бекстрём расположился в баре «Риш», и все снова пошло по заведенному порядку.
Здесь он позволял себе принимать ухаживания и угощения в виде порций коктейля от прочей публики. Здесь его суперсалями, тайная мечта всех женщин, пользовалась заслуженной популярностью и имела самую высокую репутацию, на какую только могла рассчитывать торговая марка. Никакого сравнения с «вольво». Кто захочет кататься на заднем сиденье этого ныне китайского автомобиля, когда имелась возможность лежать в бекстрёмовской кровати фирмы «Хестенс» и сразу оказаться на седьмом небе удовольствия, только оседлав ее.
«Не слишком многие в данном заведении удостоятся этого», – подумал Бекстрём, поскольку вокруг него постоянно толпились новые любительницы путешествий, отправившие мужей и детей за город и жаждавшие раздобыть себе билет в место, где еще не бывали.
Кстати о торговой марке, продолжал философствовать Бекстрём. ИКЕА ведь также не шла ни в какое сравнение, несмотря на все деньги, заработанные ими за счет продажи книжных полок, которые требовалось собирать самостоятельно. Кроме того, только идиоты читали книги. Настоящие люди, вроде него, жили в силу собственного опыта. А если кому-то не нравилось, чем они дышали, кого это, собственно, волновало?