Возвращаясь домой для послеобеденного отдыха, он столкнулся на лестничной площадке с малышом Эдвином. Мальчик выглядел унылым, и Бекстрём пригласил его для разговора. Но сначала он приготовил себе водку с тоником, льдом и лимоном и фанту с соломинкой своему маленькому другу.

– У тебя не самый здоровый вид, Эдвин, – констатировал Бекстрём. – Я могу чем-то тебе помочь?

Уже пару дней мальчику снились кошмары о черепах. Его мать Душанку настолько это обеспокоило, что она договорилась о визите к психологу, куда они вдвоем собирались отправиться в понедельник. Но Эдвин совершенно этого не хотел.

Бекстрём мобилизовал все свое глубокое сочувствие и попытался успокоить его. Работа специалиста по расследованию убийств, конечно, имела негативные стороны, но как раз от черепов стоило ожидать меньше всего опасности в данной профессии. Скорее дело обстояло совсем наоборот, и найденный Эдвином череп находился на его и Бекстрёма стороне, а вот кому действительно следовало беспокоиться, так это тому, кто всадил в него пулю и, скажем так, превратил из обычной головы в череп.

– Поверь мне, Эдвин, – сказал Бекстрём, – есть некий высший смысл в том, что именно ты нашел его, и, по моему глубокому убеждению, он сразу понял, что как раз благодаря тебе справедливость, в конце концов, восторжествует. Мы поймаем того, кто стрелял в него, и сможем увидеть, как он окажется за решеткой и ответит за свое преступление.

– Я понимаю, что комиссар имеет в виду, – ответил Эдвин, который теперь выглядел бодрее. – Хотя с моей стороны было глупо пинать его ногой.

– Но подожди, – остановил его Бекстрём. – Хватит корить себя. Ты же пнул не череп, а гриб-дождевик.

– Да, конечно, но откуда он мог это знать, – возразил Эдвин.

– Само собой, он все понял, – заверил мальчика Бекстрём. – Можешь не сомневаться, а также простил тебя. Кстати, пока он еще ходил живехоньким по земле, наверняка также пнул бы дождевик, если бы увидел его. Так ведь все поступают.

– Да, это понятно, – согласился Эдвин, чье настроение, судя по выражению его лица, явно улучшилось. – А как все будет со злодеем? Как вы думаете, комиссар, мы сможем поймать его?

– Естественно, – твердо произнес Бекстрём. – И это произойдет не без твоей помощи, да будет тебе известно. Ты, я и череп на одной стороне. Если кто-то и должен волноваться и страдать кошмарами по ночам, так это наш злодей.

– Отлично, – сказал Эдвин.

– Кстати, вот еще что, – продолжил Бекстрём и, выудив из кармана свой толстый зажим для купюр, отсоединил от него верхний слой. – Как ты наверняка понимаешь, тебя ждет вознаграждение, и я собираюсь уже сейчас дать тебе аванс, чтобы ты смог купить себе несколько новых компьютерных игр.

– Ого! – воскликнул Эдвин, и от его унылого вида не осталось и следа.

«Надо направить на путь истинный мамашу парня», – подумал Бекстрём, закрыв дверь за ним. Стоило мозгоправам взяться за парня, и пиши пропало, тогда пострадал бы не только мальчик, но и сам Бекстрём, который потерял бы надежного помощника. Конечно, еще не вышколенного до конца и не совсем взрослого, но последнее было ведь лишь вопросом времени. Все еще немного физически слабоватого, что наглядно проявилось в последний раз, когда Бекстрёму перед летом понадобилось закупить содовую для коктейлей: тогда Эдвину пришлось ходить в магазин четыре раза, поскольку он не мог нести два пакета одновременно.

«Не велика проблема, и скоро парень вырастет, а в худшем случае можно будет ввести ему немного гормонов роста, а потом он получит водительские права, право покупать алкоголь и станет для меня кем-то вроде лакея, когда я достигну осени жизни», – подумал Бекстрём и довольно вздохнул.

Для него пришло время вздремнуть, поскольку он собирался поужинать вместе со своим старым знакомым Гегуррой.

«Затем бодрящий душ и опять в седло», – решил Бекстрём и уже взял курс на свою спальню, когда кто-то позвонил в его дверь.

Бекстрём очень осторожно прошел в прихожую с Зигге в правой и мобильником в левой руке.

«Судя по звонку, явно не Эдвин, забывший сказать что-то и вернувшийся по этой причине», – подумал он, выводя на экран мобильника картинку с установленной на лестничной площадке камеры.

И действительно, это был не соседский мальчик. А Анника Карлссон, та самая Утка, при мыслях о которой его прошибал холодный пот, стоило ему вспомнить, как она в последний раз нежданно заявилась в его жилище. Сначала он стоял тихо как мышь в надежде, что Анника подумает, что его нет дома, но она принялась барабанить в дверь кулаком, отчего вся квартира задрожала от пола до потолка.

– Кончай заниматься ерундой, – сказала Утка Карлссон. – Я знаю, ты дома. Видела Эдвина, когда он уходил.

– Я занят, – ответил Бекстрём. – У тебя что-то важное?

«Она, наверное, сталкер», – подумал он.

– Так, послушай-ка, – взорвалась Анника Карлссон, – мне надо поговорить с тобой, и, если не откроешь, я расстреляю чертову камеру, которую ты спрятал под потолком.

– Скажи, о чем пойдет речь, – настаивал Бекстрём.

– Во-первых, нам надо поболтать о чокнутом Боргстрёме. Он на стену лезет от злости, поскольку не может найти тебя. А во-вторых, у меня есть предложение о том, как я могла бы вернуть занятые у тебя деньги.

– Да, я слушаю, – сказал Бекстрём, одолживший Утке Карлссон миллион, когда она покупала себе новую квартиру, и давно не наблюдавший с ее стороны никаких усилий погасить долг. Сейчас она, похоже, наконец решила взяться за ум, хотя ей давно следовало это сделать при мысли обо всех напоминаниях, которые он ей послал.

– Кроме того, я обещаю даже не прикасаться к тебе, если ты этого боишься.

– Ладно, ладно, – пробормотал Бекстрём. – Дай мне минуту.

Потом он надел свой махровый халат, как можно сильнее затянув пояс и на всякий случай сделав двойной узел, прежде чем открыл дверь и впустил Карлссон.

Утка Карлссон бросила свою куртку на стоявший в прихожей стул и, шагнув в его гостиную, расположилась на диване. Бекстрём предпочел не садиться в свое кресло. На случай, если она попытается пойти на сближение, для него было лучше занять старинный стул с подлокотниками, находившийся у самого выхода в прихожую. Насколько он мог видеть, она была без оружия, во всяком случае, он не заметил ни плечевой кобуры, ни наручников, и это представлялось ему хорошим признаком. И все равно сам ее вид, как обычно, нагонял страх, и она даже делала какие-то таинственные упражнения для растяжения мышц, сидя на его диване.

«Целиком и полностью опасна для жизни, мускулатура повсюду», – внутренне содрогнулся Бекстрём.

– Красиво у тебя стало после ремонта, – заметила Утка, улыбнулась и явно одобрительно кивнула по поводу увиденного. – И сколько комнат у тебя теперь? Четыре и пять?

– Четыре, – солгал Бекстрём. Имелась еще и пятая, которую переделали в его тайное убежище и куда у него и мысли не возникло бы пустить Утку Карлссон.

– Невероятно красиво, – повторила Утка и кивнула снова. – Ты не против, если я немного прогуляюсь по твоему дому?

– Нет уж, – сказал Бекстрём и покачал головой. – Ни в коем случае. Ты вроде о чем-то хотела поговорить, – напомнил он. «За кого она меня держит?»

– Наш блюдолиз Боргстрём охотится за тобой, – сообщила Утка Карлссон. – Он приходил ко мне в кабинет пару часов назад. Я никак не могла от него отделаться.

– И чего он хотел?

– Спрашивал, не занимаемся ли мы каким-то тайным расследованием убийства. Женщины, застреленной на острове озера Меларен.

– И что ты сказала ему?

– Рассказала все, как есть, – призналась Утка Карлссон. – А как бы ты поступил на моем месте?

– Все зависит от того, с кем разговариваешь, – буркнул Бекстрём.

«Насколько глупы бывают люди», – подумал он.

– Я тоже это понимаю, – сказала Утка Карлссон. – Поэтому поведала ему, что мы получили часть старого черепа с пулевым отверстием в виске. Что, предположительно, он принадлежал женщине, и ему вполне могло быть сто пятьдесят лет, и, судя по всему, речь шла о самоубийстве.