Тойвонен предпочитал, чтобы все выглядело именно так. Лучше в бумажном виде, когда можно переворачивать листы и делать пометки, а не таращиться в экран компьютера, пока не начнет рябить в глазах, а головная боль не лишит возможности думать ясно.

«О какой-то обычной находке исключительно исторического значения уж точно речь не идет», – рассудил он. Судя по пуле, найденной в черепе, все произошло не в столь далекие времена. Хотя это не исключало того факта, что они столкнулись с историей, срок давности по которой уже истек, или вообще не с преступлением. Ведь многие умершие в результате огнестрельных ранений сами стреляли в себя.

«С одной стороны, с другой стороны…» – вздохнул Тойвонен. В любом случае перед ним и его коллегами стояла задача выяснить, как обстояло дело, и он прекрасно понимал, что до тех пор, пока не будет установлена личность жертвы, расследование не сдвинется с мертвой точки. Он знал это столь же хорошо, как и Бекстрём, и Анника Карлссон, и так же, как они, прекрасно представлял, что нельзя просто отнести сейчас лежавшие перед ним бумажки в архив и сделать вид, будто ничего не случилось.

Для начала следовало разобраться с состоянием зубов и составить стоматологическую карту, и, пожалуй, вряд ли могло стать большой проблемой выделение ДНК из черепа. Это было относительно нетрудно, не требовало больших ресурсов, и, кроме того, о такой работе вполне могли позаботиться эксперты из недавно созданного в Линчёпинге Национального судебно-медицинского центра.

Оставалось все остальное. Найти нужного человека среди сотен пропавших и никогда не найденных впоследствии. Не говоря уже обо всех иных, исчезнувших таким образом, что даже не попали в полицейские регистры. Для этого-то как раз и требовались дополнительные люди. А у него они отсутствовали.

«Мне надо переговорить с Гунсан, – подумал Тойвонен. – Какая удача, что она тоже не ушла в отпуск».

Гунсан прозвали Гун Нильссон. Она числилась вольнонаемным сотрудником канцелярии криминального отдела, но по сути отвечала за решение всех практических и административных проблем, пользуясь при этом любовью и уважением товарищей по работе, и поэтому ее прозвище воспринималось как ласковое всеми без исключения сотрудниками подразделения.

Примерно в то время, когда Бекстрём и его коллеги шли по меткам, которые Эдвин заботливо развесил на деревьях таким образом, чтобы эта прогулка не стоила им лишних усилий, Тойвонен расположился на стуле для посетителей в комнате Гунсан.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но сегодня у нас среда двадцатое июля, разгар отпусков, половина команды отдыхает, и ты хочешь, чтобы я нашла тебе дополнительный персонал для оказания помощи в идентификации старого черепа, которому, наверное, сто лет, – сказала она и дружелюбно улыбнулась Тойвонену.

– Да, примерно так, – подтвердил он.

– Один вопрос. Какое количество сотрудников видится тебе в твоих самых смелых мечтах? – спросила Гунсан.

– Меня обрадовал бы хоть кто-то, будь у него голова на плечах, – откровенно признался Тойвонен.

– Я могу организовать двоих для тебя, – объявила Гунсан.

– Двоих, – повторил Тойвонен. – Двоих полностью работоспособных коллег?

«Интересно, она умеет ходить по воде?» – подумал он.

– Поскольку надо главным образом лазать по регистрам, по-моему, это наилучший вариант.

– Но как, боже праведный, ты сможешь все устроить?

– С помощью вывихнутой ноги и загипсованного колена, – сказала Гунсан. – Это уж точно не самые важные части тела, когда надо просто сидеть перед компьютером.

В четверг 21 июля в 10:00 утра состоялась первая встреча следственной группы. Так решил Бекстрём, послав эсэмэс соответствующего содержания Аннике Карлссон предыдущим вечером.

Она пришла на работу пораньше, чтобы успеть разобраться со всеми деталями, пока он сам не появился и не принялся вносить коррективы в ее тщательно составленный план. Главным образом в практические моменты, поскольку относительно самого дела они ведь не знали ничего, но даже подобное занимало приличное время.

Обычно или скорее в лучшем случае он выныривал в последнюю минуту, но на этот раз внезапно шагнул в ее комнату за полчаса до начала встречи.

– Где Эдвин? – спросил Бекстрём, на всякий случай окинув взглядом помещение.

– Доброе утро, Бекстрём, – сказала Анника Карлссон и улыбнулась дружелюбно. – Ты выглядишь необычайно бодрым и свежим. Уж не собираешься ли заболеть?

– Эдвин, – повторил Бекстрём и кивнул ей.

Мальчик находился со своим отцом, тот прилетел утренним самолетом из Сконе и пришел за ним домой к Аннике Карлссон еще до завтрака. Мать Эдвина задержалась еще на сутки, чтобы пообщаться со своей жившей в Хельсинборге сестрой, и планировала приехать в Стокгольм только к выходным. Эдвин чувствовал себя хорошо. Его отец Слободан передал привет Бекстрёму и поблагодарил комиссара за заботу о его сыне.

– Тебя еще что-то интересует? – спросила Анника Карлссон все с той же дружелюбной улыбкой.

– Нет, – ответил Бекстрём, покачал головой и удалился.

За пять минут до начала совещания Анника Карлссон зашла к Бекстрёму и бесцеремонно расположилась с другой стороны его письменного стола. Он, наверное, все равно услышал ее приближение, поскольку сунул ключ от ящика стола в карман в то самое мгновение, когда она села.

– Что я могу сделать для тебя, Анника? – поинтересовался Бекстрём, взяв ментоловую пастилку и сунув ее в рот.

– Ничего, – ответила Анника. – То есть все как обычно, однако у меня найдется о чем рассказать тебе из того, что ты, пожалуй, хотел бы знать до встречи. Две новости относительно нашего расследования и немного общей информации об Эдвине, его самочувствии и всем таком.

– Давай о том, что касается расследования, – распорядился Бекстрём, посасывая пастилку. – Начни с плохой новости.

– Обе хорошие, – сообщила Анника Карлссон.

– Тогда можешь первой поведать наилучшую.

– Я сегодня утром разговаривала с Надей, – сказала Анника Карлссон. – Она сама позвонила мне. Надя Хёгберг, единственный достойный сотрудник, как ты обычно описываешь ее всем другим беднягам, которые здесь работают. Им наверняка смешно слышать подобное.

– Черт с этим сейчас, – буркнул Бекстрём, раздраженно махнув рукой. – Я попал не на курсы руководителей, или как?

– Куда там, – усмехнулась Анника Карлссон. – Когда у нас такое случается, ты всегда оказываешься на больничном, и насколько я могу видеть…

– Надя в отпуске дома в своей любимой России, – перебил ее Бекстрём. – Она вернется в первую неделю августа. Какие-то проблемы, раз она позвонила?

– Ничего особенного кроме того, что она решила прервать отпуск и приступить к работе после выходных. И уже, конечно, переговорила с Тойвоненом.

«По крайней мере, хоть кто-то вызывает его беспокойство, – подумала Анника Карлссон. – Пожалуй, все дело в водке, которой Надя его снабжает».

– Это же блестяще, – сказал Бекстрём, и лицо его заметно просветлело. – Наконец-то будет хоть какой-то порядок вокруг нас.

– Что касается другого… – начала Анника Карлссон.

– Вернемся к этому потом. – Бекстрём покачал головой, посмотрев на часы и вставая.

– Мы получили подкрепление в виде двух молодых коллег из службы правопорядка, которых Тойвонен прислал нам, – продолжила Анника Карлссон, явно не собираясь останавливаться сейчас. – Оба, похоже, нормальные. Я уже успела поговорить с ними.

– Я услышал тебя, – буркнул Бекстрём. – Займись этим сама.

«Какая разница. Все равно ведь Надя скоро вернется, а значит, здесь будет полный порядок, совершенно независимо от того, насколько эти типы бестолковые».

– Потом тебя наверняка интересует, как у нас с Эдвином все прошло в Грёна Лунде вчера.

– Нет, – отрезал Бекстрём.

– Мы были там до позднего вечера, – сообщила Анника Карлссон и одарила Бекстрёма широкой улыбкой, – и перед возвращением домой вместе посетили «Туннель любви».