Свердловская школа № 36. Фото Всеволода Арашкевича
В доме появились и другие плёнки, в первую очередь – песни Владимира Высоцкого, которые нравились отцу, да и сыну тоже. Володя начал записывать в тетрадку тексты, «снимая» их с магнитофона. «Слушая Высоцкого, мне захотелось петь о чём-то своём под гитару, а "Rolling stones" подсказали мне форму, которая меня заворожила. У Высоцкого мне было интересно, о чём он говорит, а у "роллингов" – как это говорят! Вот это и стало в будущем составляющими группы "Чайф". Я попросил отца, чтобы он научил меня играть на семиструнной гитаре, и быстро смог копировать песни Высоцкого, потому что он тоже играл на 7-струнке».
Но тянуло семиклассника Шахрина всё-таки не в сторону бардовской песни, а к той самой пульсирующей энергии, что изливалась с «роллинговского» зальника. Учился он в 36-й школе, возле Уральского политехнического института. УПИ в то время был рассадником рок-культуры. Как только начиналась весна, распахивались форточки общежитий, в них выставлялись динамики и оттуда неслось:
«She loves you, yeah-yeah-yeah». Такой аудиофон требовал овладения начальной рок-грамотностью. Володя бегал по знакомым, переписывал любые рок-записи, до которых мог дотянуться.
Дело облегчало то, что школа № 36 была музыкально продвинутой. Старшеклассники на переменах обменивались даже не записями, а настоящими фирменными пластинками. Вставить в разговор пяток-другой названий англоязычных групп считалось хорошим тоном. «Каждая параллель принципиально отличалась в своих музыкальных вкусах от тех, кто учился всего на год младше. Например, наш класс был любителем классики, типа "Deep Purple" и "Led Zeppelin", а те, кто учился на класс младше, предпочитали группу "Slade". И мы называли "Slade" детской группой. Нет, нам она тоже нравилась, но это уже была молодёжная музыка. Мы-то слушали взрослую! Была очень сильная дифференциация», – вспоминает известный дизайнер Александр Коротич, учившийся в той же школе. Скучные песни на русском языке, звучавшие из телевизоров и радиоприёмников, передовые школьники середины 1970-х не слушали. Их умами и сердцами владела англо-американская музыка.
Английского языка юный житель закрытого Свердловска Володя Шахрин не знал и знать не собирался. Ещё в четвёртом классе он честно сказал учительнице, что вряд ли когда-нибудь в своей жизни увидит живого иностранца, а поэтому ходить на её уроки особого желания не имеет. Договорились так: он прогуливает её уроки, а она ставит ему «трояки». Записи на английском жажды к изучению языка Шекспира не пробудили, но вызвали жгучее желание научиться играть так же, как эти непонятно кто с магнитофонной плёнки.
Володя Шахрин и ансамбль «Эдельвейс», 1975
Отец, разбиравшийся в технике, спаял звукосниматель, прикрепил его внутрь семиструнной гитары. Подключенный к радиоле инструмент зазвучал по-новому, однако разученные на нём аккорды были какие-то романсообразные и не очень напоминали не только «роллингов», но даже и Тома Джонса. Через несколько месяцев одноклассник показал, как играть на шестиструнке. И Володины навыки перешли на новую ступень. Была образована первая в его жизни группа. К двум имевшимся акустическим гитарам требовалась ударная установка. Из школьной пионерской комнаты стянули два барабана и присобачили их к стыренному с лестничной клетки кашпо для цветов. Бочку заменяло оцинкованное ведро, поставленное вверх дном. После второй репетиции, проходившей у Вовы дома на четвёртом этаже, прибежали перепуганные жильцы первого и попросили прекратить безобразия. «Здесь надо сказать о мужестве моей мамы. Соседи на три этажа вниз вздрагивали, а мама не только спокойно готовила на кухне, но ещё и успокаивала недовольных. Конечно, музыку, которую мы слушали, мама не воспринимала. Она не могла сказать: "Это хорошая музыка, занимайся ей". Мама просто не мешала. Она вырастила своего сына, и раз он этим занимается, то так и надо».
Но жалобы соседей всё-таки вынудили перенести репетиции во двор. Опять помог Владимир Фёдорович. Он выкинул из корпуса старого патефона всю начинку и спаял внутри неплохой усилитель с динамиком, работавший на восьми батарейках. С этим доисторическим комбиком первая шахринская группа вышла в люди. «Я не забуду, когда мы, такие орлы, шли по улице: один несёт усилитель на батарейках, другой идёт сзади и играет… Рок-н-ролл – это ведь такая энергия, которую кому-то надо сразу выплеснуть, её нельзя, как бардовскую песню, оставить для себя. Всё равно что пить в одиночку». После первых ударов по струнам гитар распахнулись окна женского общежития напротив и высунулись головы заинтересованных барышень. Это был успех! «Мы вовсе не думали завоёвывать мир. Нам хотелось того же, чего хочется всем тринадцати-четырнадцатилетним пацанам, – женского внимания. И мы вдруг обрели его».
Успех необходимо было развивать, что требовало усиления материально-технической базы, что в свою очередь требовало финансов. Бабушка одногруппника и одноклассника Серёги Денисова купила любимому внуку электрогитару, но этого было мало. Лишних денег в семье Шахриных никогда не водилось. Отец мудро посоветовал сыну попробовать решить свои проблемы самостоятельно и… устроился в соседний детский садик дворником. Договор в отделе кадров заключил он, взрослый мужчина, а вот махать метлой и лопатой принялся 14-летний Вова. Каждое утро он вставал в полшестого, два часа убирал детские площадки и шёл в школу. Ювенальной юстиции тогда не существовало. И подростковый труд не вызывал охов и ахов, поэтому в конце каждого месяца В. Шахрин-мл. при посредничестве В. Шахрина-ст. получал честно заработанные 60 рублей. В 1974 году это были реальные деньги. За два месяца можно было скопить на вожделенные джинсы, а фонотеку начать пополнять уже не в десятый раз перезаписанными плёнками, а настоящими фирменными пластинками. Правда, и за тем, и за другим приходилось ехать на диковатый вещевой рынок Шувакиш, но отпускать туда Володю родители не боялись. Он мог постоять за себя и, главное, знал цену трудовой копейки. «С тех пор я привык, что у меня есть деньги, причём честно заработанные».
Финансовая основа для покупки инструментов была заложена, но тут появилась возможность сэкономить. В 8 классе ансамбль обосновался в стенах родного учебного учреждения, а там кое-какая аппаратура уже имелась, правда, слабенькая и в явно недостаточном количестве. Восьмиклассники предприняли акцию по привлечению средств: уселись на первом этаже напротив входа и стали бренчать на том, что было. Рядом стояла картонная коробка с трогательной разъяснительной надписью. Поиск инвестиций проходил в стратегически правильном месте – пройти мимо было невозможно, и будущие слушатели накидали в коробку на чешскую электрогитару. Потом юные рокеры познакомились с мужиком, уверявшим, что он когда-то играл в оркестре Клавдии Шульженко и что у него есть барабан, тарелки и два микрофона, в которые пела сама Клавдия Петровна. Со всем этим музейным богатством экс-шульженковец расстался всего за 50 рублей. Музыканты обрастали инструментами.
Владимир Шахрин, Сергей Денисов, Александр Лисконог и Андрей Халтурин организовали группу «Эдельвейс» и начали играть на танцах в родной школе № 36. Исполняли, естественно, западные боевики, причём, честно говоря, не очень качественно. Но гул с энергетическим ритмом звучал из колонок вполне приемлемый для спортивного зала с потушенным светом. Шахрин играл на басу – коллеги по группе справлялись с гитарами лучше. Да и вокалистом был не он, а Серёга Денисов, чей голос безумно нравился девочкам. Барабанная бочка постоянно отъезжала от стучавшей по ней педали, поэтому подружке ударника Андрюхи Халтурина отводилась особо почётная роль – она садилась прямо на бочку и удерживала её на месте своим весом. Наверняка ритмичные толчки доставляли ей при этом не только эстетическое удовольствие.
