Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– О чем вы говорите? – спросил инспектор.

– Я говорю о том, – отвечал священник, перекрывая голосом рев бури, – что сам Сатана, быть может, сидит сейчас на башне замка и ревет, как сто слонов. Мы столкнулись с черной магией.

– Черная магия, – тихо повторил Фламбо, слишком образованный, чтобы в нее не верить. – А что же тогда означает все остальное?

– Какую-нибудь мерзость, – нетерпеливо отвечал Браун. – Откуда мне знать? Может быть, табак и бамбук нужны для какой-то пытки. Может быть, безумцы едят воск и стальные колесики. Может быть, из графита делают гнусный наркотик. Проще всего решить загадку там, на кладбище.

Собеседники едва ли поняли его, но послушались и шли, пока вечерний ветер не ударил им в лицо. Однако слушались и шли они, как автоматы. Крэвен держал в правой руке топорик, а левой рукой ощупывал в кармане нужную бумагу. Фламбо схватил по пути заступ. Отец Браун взял маленькую книгу, из которой вынули имя Божье.

На кладбище вела извилистая короткая тропинка; однако в такой ветер она казалась крутой и длинной. Путников встречали все новые сосны, клонившиеся в одну и ту же сторону, и поклон их казался бессмысленным, словно это происходило на необитаемой планете. Серовато-синий лес оглашала пронзительная песнь ветра, исполненная языческой печали. В шуме ветвей слышались стоны погибших божеств, которые давно заблудились в этом бессмысленном лесу и никак не найдут пути на небо.

– Понимаете, – тихо, но спокойно сказал отец Браун, – шотландцы до Шотландии были занятными людьми. Собственно, они и сейчас занятны. Но до начала истории они, наверное, и впрямь поклонялись бесам. Потому, – незлобиво прибавил он, – они приняли так быстро пуританскую теологию.

– Друг мой, – воскликнул Фламбо, гневно обернувшись к нему, – что за чушь вы городите?

– Друг мой, – все так же серьезно отвечал отец Браун, – у настоящих религий есть одна непременная черта: вещественность, весомость. Сами видите, бесопоклонство – настоящая религия.

Они взобрались на растрепанную макушку холма, одну из немногих лужаек среди ревущего леса. Проволока на деревянных кольях пела под ветром, оповещая пришельцев о том, где проходит граница кладбища. Инспектор Крэвен быстро подбежал к могиле; Фламбо вонзил в землю заступ и оперся на него, хотя ветер качал и тряс обоих сыщиков, как сотрясал он проволоку и сосны. В ногах могилы рос серебряно-сизый репейник. Когда ветер срывал с него колючий шарик, Крэвен отскакивал, словно то была пуля.

Фламбо вонзил заступ в свистящую траву и дальше, в мокрую землю. Потом остановился, облокотясь на него, как на посох.

– Ну, что же вы? – мягко сказал священник. – Мы хотим узнать истину. Чего вы боитесь?

– Я боюсь ее узнать, – ответил Фламбо.

Лондонский сыщик произнес высоким, надсадным голосом, который ему самому казался бодрым:

– Нет, почему он так прятался? Что за пакость? Может, он прокаженный?

– Думаю, что-нибудь похуже, – сказал Фламбо.

– Что же хуже проказы? – спросил сыщик.

– Представить себе не могу, – ответил Фламбо.

Ветер унес тяжелые серые тучи, обложившие холмы, словно дым, и открыл взору серые долины, освещенные слабым звездным светом, когда Фламбо обнажил наконец крышку грубого гроба и пообчистил ее от земли.

Крэвен шагнул вперед, держа топорик, коснулся репейника и вздрогнул. Но он не отступил и трудился с такой же силой, как Фламбо, пока не сорвал крышку и не сказал:

– Да, это человек, – словно ожидал чего-то иного.

– У него все в порядке? – нервным голосом спросил Фламбо.

– Вроде бы да, – хрипло ответил сыщик. – Нет, постойте…

Тяжкое тело Фламбо грузно содрогнулось.

– Ну, что с ним может быть? – вскричал он. – Что с нами такое? Что творится с людьми на этих холодных холмах? Наверное, это потому, что все тут темное и все как-то глупо повторяется. Леса и древний ужас перед тайной, словно сон атеиста… Сосны, и снова сосны, и миллионы сосен…

– О Господи! – крикнул Крэвен. – У него нет головы.

Фламбо не двинулся, но священник впервые шагнул к могиле.

– Нет головы! – повторил он. – Нет головы? – словно он думал, что нет чего-то другого.

Полубезумные образы пронеслись в сознании собравшихся. У Гленгайлов родился безголовый младенец; безголовый юноша прячется в замке; безголовый старик бродит по древним залам или по пышному парку. Но даже теперь они не принимали разгадки, ибо в ней не было смысла, и стояли, внимая гулу лесов и воплю небес, словно истуканы или загнанные звери. Мыслить они не могли; мысль была для них велика, и они ее упустили.

– У этой могилы, – сказал отец Браун, – стоят три безголовых человека.

Бледный сыщик из Лондона открыл было рот и не закрыл его, словно деревенский дурачок. Воющий ветер терзал небо. Сыщик взглянул на топорик, его не узнавая, и уронил на землю.

– Отец, – сказал Фламбо каким-то детским, горестным голосом, – что нам теперь делать?

Друг его ответил так быстро, словно выстрелил из ружья.

– Спать! – крикнул он. – Спать. Мы пришли к концу всех дорог. Вы знаете, что такое сон? Вы знаете, что спящий доверяется Богу? Сон – таинство, ибо он питает нас и выражает нашу веру. А нам сейчас нужно таинство, хотя бы естественное. На нас свалилось то, что нечасто сваливается на человека; быть может, самое худшее, что может на него свалиться.

Крэвен разжал сомкнувшиеся губы и спросил:

– Что вы имеете в виду?

Священник повернулся к замку и сказал:

– Мы нашли истину, и в истине нет смысла.

А потом пошел по дорожке тем беззаботным шагом, каким ходил очень редко, и, придя в замок, кинулся в сон с простотою пса.

Несмотря на славословие сну, встал он раньше всех, кроме бессловесного садовника, и сыщики застали его в огороде, где он курил трубку и смотрел, как трудится над грядками этот загадочный субъект. Под утро гроза сменилась ливнем, и день выдался прохладный. По-видимому, садовник только что беседовал с пастырем, но, завидев сыщиков, угрюмо воткнул лопату в землю, проворчал что-то про завтрак и скрылся в кухне, прошествовав мимо рядов капусты.

– Почтенный человек, – сказал отец Браун. – Прекрасно растит картошку. Однако, – беспристрастно и милостиво прибавил он, – и у него есть недостатки, у кого их нет? Эта грядка не совсем прямая. Вот, смотрите. – И он тронул землю ногой. – Какая странная картошка!

– А что в ней такого? – спросил Крэвен, которого забавляло новое увлечение низкорослого клирика.

– Я отметил ее потому, – сказал священник, – что ее отметил и Гау. Он копал всюду, только не здесь.

Фламбо схватил лопату и нетерпеливо вонзил в загадочное место. Вместе с пластом земли на свет вылезло то, что напоминало не картофелину, а огромный гриб. Но лопата звякнула; а находка покатилась словно мяч.

– Граф Гленгайл, – печально сказал Браун и посмотрел на череп.

Он подумал минутку, взял у Фламбо лопату и со словами «Надо его закопать» это и сделал. Потом оперся на большую ручку большой головой и маленьким телом и уставился вдаль пустым взором, скорбно наморщив лоб.

– Ах, если б я мог понять, – пробормотал он, – что значит весь этот ужас!..

И, опираясь о ручку стоящей торчком лопаты, закрыл лицо руками, словно в церкви.

Все уголки неба светлели серебром и лазурью; птицы щебетали в деревцах так громко, словно сами деревца беседовали друг с другом. Но трое людей молчали.

– Ладно, – взорвался наконец Фламбо, – с меня хватит. Мой мозг и этот мир не в ладу, вот и все. Нюхательный табак, испорченные молитвенники, музыкальные шкатулки… Да что же это?..

Отец Браун откинул голову и с не свойственным ему нетерпением дернул рукоятку лопаты.

– Стоп, стоп, стоп! – закричал он. – Это все проще простого. Я понял табак и колесики, как только открыл глаза. А потом я поговорил с Гау, он не так глух и не так глуп, как притворяется. Там все в порядке, все хорошо. Но вот это… Осквернять могилы, таскать головы… вроде бы это плохо? Вроде бы тут не без черной магии? Никак не вяжется с простой историей о табаке и свечах. – И он задумчиво закурил.

26
{"b":"598433","o":1}