- Теперь все снова оказалось в мусоре.

- Это хорошие романы. Я знаю, тебя бесит, когда я так говорю, но они нравились даже мне. И тебе не нужен ни я, ни Зак, никто другой, чтобы говорить, как писать. Ты – хороший автор, Нора. Ты – мой любимый автор.

- Твой любимый автор, - рассмеялась она, после чего сделала глубокий, медленный вдох, - очень жаль. Теперь я бывший автор.

У парня от ужаса округлились глаза.

- Нора… не надо.

- Не знаю, почему я, вообще, собиралась выйти из игры. С Кингом за месяц я зарабатывала больше, чем за свою первую и вторую книги, вместе взятые.

Кинув свои бинты на пол, Нора стала подниматься по подвальной лестнице. Уесли без промедления последовал за ней.

- Тебе не нужно возвращаться. Я слежу за состоянием твоих банковских счетов. У тебя достаточно денег, чтобы безбедно прожить целых пять лет, если не больше.

- Я планирую жить не только до тридцати восьми. Жизнь дорога.

Зайдя на кухню, Нора достала чашку из шкафа, наполнила ее водой, выпила в несколько глотков, и, стукнув ею по столешнице, потянулась к своему красному телефону прямой связи.

Он положил свои руки поверх ее.

- Я отдам тебе каждый, имеющийся у меня цент.

Его глаза почернели от страха.

- Это очень мило, Уес. Но ты не получаешь стипендию, разве забыл?

С этими словами, Нора нажала на запрограммированную на быстрый набор цифру восемь, и поднесла трубку к уху.

- Enchantée, madame. Чем обязан такому удовольствию? – спросил Кингсли.

- Мой лист ожидания… кто в нем?

- Легче сказать, кого в нем нет, chérie.

- Обзвони их. Организуй встречи.

- Обзвонить кого?

- Всех. Ты прав. Люксембург такое маленькое государство. Может, расширим его границы, как считаешь?

Нора ожидала услышать, что Кинг либо рассмеется, либо поблагодарит ее. Вместо этого, он выдохнул и заговорил так, как делал крайне редко – искренне.

- Элль, ты в этом уверена?

- Да.

- Как пожелаешь, chérie.

- Улыбнись, Кингсли, - хмыкнула Нора, – давай заработаем кучу денег.

Глава 27

Осталось две недели…

Истон расхаживал по своей квартире, пытаясь решить, с чего начать сборы. До его вылета в Лос-Анджелес оставалось ровно тринадцать дней. Зак собирался прибыть туда в воскресенье утром, чтобы обосноваться во временном жилище, предоставленном Главным Издательским Домом, а в понедельник приступить к работе.

У него было немного вещей, и непонятно, почему он стал утруждаться этим вопросом так заблаговременно. Просто ввиду его, практически, завершенных в издательстве обязанностей, Истон не знал, куда еще себя девать.

Открыв картонную коробку, Зак принялся укладывать свои книги. "Великий Гэтсби"… произведение, впервые познакомившее его с современной американской литературой, в годы студенчества. "Искупление", Йэна Макьюэна… великолепный роман, один из лучших у писателя. Истон долго смотрел на название следующей книги – "Бремя страстей человеческих", У. Сомерсета Моэма. Однажды Нора пошутила об этой работе, высказав свое изрядное разочарование тем, что никаких страстей в книге не оказалось. Поняв, что Зак улыбался всплывшему воспоминанию, он заставил себя остановиться. Теперь со всем, что касалось Сатерлин, было покончено – с книгой, с контрактом, с обещанием провести несколько ночей до его отъезда.

Он был так зол на самого себя. Истон думал, что когда он обоснуется в Лос-Анджелесе, Нора приедет к нему на несколько дней. Неделю назад, он даже опрометчиво обронил эту мысль. На что она спросила, слышал ли он когда-нибудь фразу "Готы в жаркую погоду". По всей видимости, кожа и тропический климат не сочетались. Однако Сатерлин пообещала подумать… если он сильно попросит. И Зак был более, чем готов просить.

Это оказалось бесполезно. Ничего, из того, что он делал, не могло избавить его от мыслей о Норе. Выгорев за вчерашний день, его злость сменилась холодом, безжалостным, мучительным ударом под дых. Истон где-то надеялся, что она позвонит. Даже очередная стычка была предпочтительнее горького молчания, царившего на протяжении трех дней, с тех самых пор, как он заявил Сатерлин об окончании их сотрудничества.

Войдя в спальню, Зак оглянулся. Возможно, здесь находилось то, что можно было упаковать, дабы не вовлекаться в столь яркие и болезненные размышления. Просмотрев свою одежду, Истон решил ее частично собрать. Но в Нью-Йорке ему, все еще, оставалось провести больше недели, и у него не было ни сил, ни желания на сортировку того, что он будет носить, а что носить не будет.

Отказавшись от данной идеи, Зак сел на кровать, упираясь локтями в колени, и потер переносицу, ощущая признаки надвигающейся мигрени. Опустив глаза на пол, он увидел выглядывающую из-под кровати рукопись Норы. Самым неприятным являлось осознание того, насколько хорошей могла стать книга. Она была почти закончена. Оставалось переписать порядка ста страниц. Так близко…

Эта работа превзошла бы продажи всех ранее опубликованных книг Сатерлин вместе взятых, а также продажи всех глупых, скучных с претензией на постмодерн книг Финли вместе взятых. Роман стал бы сенсацией.

Толкнув рукопись пяткой под кровать, Истон начал доставать вещи из шкафа и кидать их в пустую коробку. Он их кому-нибудь отдаст. Всё, до единого. В Лос-Анджелесе он начнет жизнь совершенно по-новому. Несколько минут спустя, Зак понял, каким идиотом он был. Чтобы он ни сделал со своими вещами – сожжет, закопает, или отправит почтой, он ничего не заберет на западное побережье. У него уже ничего не осталось. И ему нечего было упаковывать.

***

Вымотавшись, как никогда в своей жизни, Нора бросила сумку с игрушками в коридоре на пол, и даже не приласкав собак, поковыляла по лестнице особняка Кингсли, останавливаясь на втором этаже. Она находилась в этом доме с субботы, не желая подвергать Уесли мучениям, относительно количества работы, за которую она бралась, в попытке выбить из головы Зака и ее несостоявшуюся книгу. Парень звонил ей каждый день, и каждый день Нора отправляла ему сообщения с одними и теми же словами - "Я в порядке, малой. Скоро буду дома".

Сегодня, у нее было три клиента – двое мужчин и одна женщина. С первыми, действительно, было куда легче. Один являлся фут-фетишистом и мог заплатить любые деньги, только чтобы целовать ее сапоги до окончания сессии. Другой - мазохистом, счастливым которого делало связывание, обзывание "ничтожеством", и избиение до синяков. Оба клиента были женатыми людьми, занимающими руководящие посты, каждый в своей области. Они обращались к Норе, чтобы сохранять в неприкосновенности как свой брак, так и общественный облик.

Несколько часов в месяц с ней, и они могли возвращаться к своей размеренной жизни до очередного клубка напряжения, от которого им нужно было тайком избавиться. С женщинами, как правило, работы оказывалось больше. Но, по крайней мере, эта девушка Норе нравилась. Она была одной из богатеньких подружек Гриффина, еще не заявившей семье о своих предпочтениях, из-за боязни лишиться наследства, до тех пор, пока не образумится. Нора сочувствовала девушке – она слишком хорошо знала, как трудно было раскрывать правду о своей настоящей природе тем, кто тебе небезразличен.

Кингсли отвел ей комнату по соседству, после того, как она неохотно отклонила его приглашение присоединиться к нему в постели. Зак назвал его сутенером Норы, но был один факт, о котором у редактора не имелось ни малейшего долбаного представления. Пять лет назад, Кинг спас ее жизнь. Они являлись друзьями и бизнес-партнерами, дела у которых, на данный период времени, шли в гору. Даже не удосужившись раздеться, Нора плюхнулась на кровать. Ей не пришлось долго ждать обыденного, ночного появления Кингсли.

- Comment ça va? – спросил он, без стука войдя в гостевую комнату.