Среди преследовавших противника солдат-гиксосов Хети увидел Шарека. Царь пастухов на колеснице стремительно мчался в окружении своих людей в направлении Содома. Царь сам правил лошадьми, а позади него на колеснице стоял… Лупакку собственной персоной?

— Уж не Лупакку ли стоит за спиной царя гиксосов? — удивленно спросил Хети. — Мне кажется, это он в своем заостренном шлеме с защитными пластинами для щек.

— Это точно он, — заверил его Ява, который оказался в числе первых пленников и во время боя находился на вершине холма под охраной двадцати гиксосов. — Лупакку был рядом с тобой, когда ты спас жизнь Шареку. В считанные минуты его схватили и разоружили, правда, он и не думал сопротивляться. Но, как ты видишь, ему оставили тунику и даже шлем. Думаю, они с царем гиксосов поладили, а теперь Лупакку покажет ему город, ведь именно туда спешат сейчас победители.

— Я не удивляюсь тому, что Шарек решил довериться Лупакку. Он, должно быть, сразу узнал в нем хиттита.

— Ну и что? — удивился Хети.

— Знай же, что хиттиты — давние союзники гиксосов. Они поставляют им оружие и воинов, а еще — колесницы и лошадей. Думаю, одержавшему победу гиксосу не составило труда убедить побежденного хиттита перейти на свою сторону. Тем более что Лупакку прославился своими подвигами в те времена, когда возглавлял армию хиттитов. Не сомневаюсь в том, что Шарек об этом знает, и теперь он должен быть доволен, приобретя такого славного воина.

Царская колесница исчезла вдали. За ней следовала одержавшая победу армия гиксосов. Отряд, насчитывавший два десятка воинов, присоединился к своим товарищам, охранявшим пленных. Хети обрадовался, увидев, что они привели с собой еще несколько пленных, и среди них оказался Шукрия.

— Царь, наш господин, отдал приказ переправить пленных в надежное место, — заявил воин, который, по всей видимости, командовал гвардейцами. — Можете давать им пить, если они попросят.

Хети насчитал около сотни пленных содомитов. Им было приказано встать и отправляться в путь.

— Куда нас ведут? — спросил Магдиль.

— В великий город — царскую столицу Мегиддо! — ответил командир.

— Во имя наших богов прошу вас, верните нам одежду! У нас связаны руки, мы все равно не сможем убежать!

— Неповиновение приказам для вас равносильно самоубийству. Наш господин Шарек велел обращаться с вами по-человечески, но того, кто попытается бежать, убить на месте. Что до одежды, то вы ее не получите. Ты прекрасно знаешь, царь Магдиль, — пленники должны оставаться обнаженными до тех пор, пока царь не решит их участь^[18]. Для вас, равно как и для нас, если бы мы оказались на месте пленников, самое большое унижение — предстать перед людьми голыми, словно преступники, приговоренные к работам на рудниках. Все будут знать, что вы — побежденные, вы — пленники. И это одна из причин не предпринимать попыток бежать.

Его слова поразили Хети. Ему было не понятно, почему полная нагота воспринимается как страшное унижение и что это хуже, чем осознание того, что ты пленник, солдат, чья армия потерпела поражение. В Египте было принято ходить нагишом, причем не только в собственном жилище и во дворе своего дома, но и в поле, и на лугу. Еще он подумал о том, что эти люди, должно быть, очень отдалились от природы, раз считают унизительным вид, в каком человек, как и все другие живые существа, был послан богами в этот мир. Как будто прикрыть творение богов — тело, являющееся вместилищем души (а у египтян — трех душ), — значит облагородить человека. «Правда, — сказал он себе мысленно, — длинное платье может скрыть изъяны тела. Это намного проще, чем скрыть изъяны души». И все равно он был убежден, что только создания с извращенным разумом могут считать наготу унизительной, попирая тем самым волю богов, сотворивших людей.

11

Колонну связанных между собой веревкой за шеи пленников вели на север. К вечеру они достигли восточного побережья Соленого моря. Солдаты, которым была поручена их охрана, окружали группу пленных со всех сторон. Хети насчитал три десятка охранников. Кроме пеших воинов пленных сопровождали и три колесницы — без сомнения, для того, чтобы в два счета поймать беглеца, если бы тому удалось освободиться от веревок.

— Мы переночуем здесь, — объявил старший над охранниками. — Меня зовут Якебхер. Помните, что вы — побежденные, презренные пленники. Не пытайтесь бежать, будьте послушны приказам, и вам не причинят вреда. Да мы и так относимся к вам чересчур снисходительно.

С пленников сняли веревки, разрешили окунуться в море, а потом им раздали по большой лепешке. Перед отходом ко сну им, тем не менее, снова связали не только руки за спиной, но и щиколотки. Спать они легли прямо на влажный прибрежный песок, но неудобства этого «ложа» не помешали Магдилю оплакивать смерть своих юных возлюбленных, которые защищали его в бою до последнего вдоха.

С первыми лучами солнца, когда был отдан приказ отправляться в путь, Хети с удивлением отметил, что все пленники — исключительно жители Содома.

— А где же пленные, взятые в Себоиме? — спросил он у Магдиля, который оказался рядом.

— Солдаты армии Себоима! — с горечью воскликнул потерпевший поражение царь. — Знай, что среди нас нет пленных жителей Себоима потому, что при Себоиме не было битвы. Шарек послал к старейшинам города гонца с приказом открыть ворота и отдать оговоренную ранее сумму. Царь Себоима не стал ни возражать, ни сопротивляться. Заручившись поддержкой старейшин, он поторопился открыть ворота армии гиксосов, спешно собрал дань и, пав на колени, передал ее царю-пастуху. И хотя благодаря такой покорности Себоиму теперь ничего не грозит, его царь из единоличного правителя превратился в наместника, который отныне правит городом под присмотром военного коменданта, посаженного в городе Гиксосом.

— Как ты можешь быть уверен, что это правда?

— Потому что Якебхер, тот, который командует нашими конвоирами, рассказал мне все, как только меня привели к нему в числе других пленных. Он величал меня и ослом, и шелудивым львом, и глупцом. Мол, если бы я поступил так, как царь Себоима, — прибежал бы с золотом к его господину царю Шареку, так и сидел бы в своем дворце в Содоме! А теперь по моей вине город разоряют гиксосы, а все его жители станут рабами. Теперь я понимаю, что только сумасшедший мог всерьез думать о сопротивлении гиксосам, только глупец мог рассчитывать, что, объединившись с другими городами Сиддимской долины, можно победить такого опасного соперника. Из-за моей глупости и самонадеянности мой город разрушен, а его жители страдают! Поэтому, если Шарек приговорит меня к смерти, я не стану жаловаться на судьбу.

Они шли вдоль берега и ближе к полудню сделали остановку в оазисе, находившемся у подножия скал, подступавших к морю и скрывавших горизонт на востоке. С вершины скалистой кручи падала каскадом прозрачная свежая вода. Пленные омыли в водопаде свои запыленные тела и утолили жажду.

— Скажите спасибо вашему хозяину, а нашему господину царю Шареку за то, что приказал хорошо с вами обращаться. Ведь кто вы? Непокорные, к тому же слабаки, и вы осмелились поднять оружие против моего господина! — сказал Якебхер. — Но его доброта не помешает мне выжать из вас семь потов в карьерах! Поработаете, пока наш царь не вернется с победой над всеми мятежными царями Сиддимской долины, такими же, как вы, ослами, осмелившимися бросить вызов могущественным гиксосам!

«Этот злодей с удовольствием снял бы с нас шкуру живьем, не прикажи царь оставить нас в живых, — подумал Хети. — Такого лучше не злить. Нам, египтянам, не привыкать: мы падаем ниц перед своими царями, которых народ считает сыновьями Гора, и восхваляем их на все лады. От меня не убудет, если я при случае подыграю этому зверю».

Несколько дней спустя группа пленников и их охранники покинули берег моря и стали двигаться вдоль русла реки. Кушар сказал Хети, что река эта на языке ханаанеев зовется Иордан.