Али, сидя возле чемоданов, сладко храпел, склонив голову набок. Если бы кому-нибудь пришло в голову забрать чемоданы, он вряд ли проснулся бы и ни о чём не догадался бы. Сакинат взяла оба чемодана и переставила за спину Али, а потом, толкнув в плечо, разбудила его.

– Где наши чемоданы?

– Чемоданы? – пробормотал он, нехотя просыпаясь. И принялся растерянно озираться. – Ой, куда они делись? Вот зачем мне было нужно уснуть? Где же они?

Недалеко от них возник парень с голубыми глазами. Он смотрел на них и посмеивался.

– Ты знаешь этого парня? – осведомилась Сакинат. – По-моему, он нашёл деньги, которые ты потерял, и пришёл вернуть. Поэтому он так на нас смотрит.

– Это правда? – Али вскочил с места, но сразу понял свою ошибку и сел обратно. Взгляд парня изменился: он уже не смеялся, а смотрел на Али угрожающе.

– Видишь? Место, куда ты деньги положил, этот парень знает лучше меня. Оказывается, ты знаешь этого парня, – Сакинат пристально смотрела на мужа. – Он хотел показать, в каком месте можно потратить деньги, но мне не хочется видеть это место.

Сакинат снова придвинула чемоданы, поставив их перед собой. Али молчал, опустив голову.

До отправления поезда оставалось ещё полчаса. Сакинат посмотрела на большие часы, висящие на стене.

– Пойдем, выйдем на перрон. Оттого, что ты будешь здесь сидеть, никто тебе деньги не вернёт.

Али взял оба чемодана и зашагал впереди Сакинат. Они вышли из здания вокзала.

В Ленинград поезд прибыл в пять часов утра. В ожидании, пока поднимутся мосты, супруги, вместе с частью других пассажиров, сидели на вокзале. Троллейбус, неторопливо и величественно двигаясь по улицам Северной столицы, к обеду привёз их к общежитию мединститута.

Хотя до начала занятий оставалось ещё несколько дней, в общежитии было оживлённо. Разбудили общежитие студенты: в его стенах гудели голоса на самых разных языках. Молодежь приехала со всех концов огромного Советского Союза, чтобы получить знания. И вот теперь в городе, с которым были тесно связаны их мечты и желания, девушки и юноши готовили себе места для проживания во время учебы.

Сакинат уже больше двух часов сидела на своих чемоданах в фойе общежития и смотрела на молодежь, которая весело, торопливо и шумно бегала по лестнице вверх и вниз. Наконец, крутя на пальце кольцо с ключом, появился Али. Он сумел получить для себя и жены отдельную комнату в общежитии. Им дали комнату на втором этаже. Когда Али и Сакинат поднялись и отыскали нужную дверь, Али открыл ключом дверь, положил на порог чемоданы – и, не сказав, куда идёт, испарился.

Сакинат огляделась. Студенческий интерьер не отличался роскошью: в комнате находились две железных кровати на пружинах, на которых отсутствовала постель, стол и два стула. Был ещё шкаф, который занимал пол стены. Окно, стол, пол покрывал толстый слой пыли. Сакинат прикрыла дверь и заперла её изнутри. Сняла дорожное платье, которое в селе считалось выходным, и надела домашнее – штапельное платье. Не найдя в пыльной комнате места, чтобы сесть, она вышла в коридор. Из открытых дверей соседней комнаты доносился девичий смех. Сакинат постучала в открытую дверь, и девушки обернулись к ней. Было заметно, что три студентки, её ровесницы, только что прибрались в своей комнате: пол был чисто вымыт, пыль вытерта. Сакинат попросила у девушек тряпку, веник и ведро.

К вечеру Сакинат вычистила и вымыла комнату до неузнаваемости. У коменданта с первого этажа она взяла себе постель, палас на пол и занавески, которые собиралась повесить на окно. Всё расставив по местам, вытащила из чемоданов одежду, свою и мужа, и аккуратно развесила в шкафу.

– Если хочешь искупаться, там и душ есть, – подсказали девушки из соседней комнаты, когда она зашла вернуть им веник и прочие принадлежности для уборки.

Сакинат, которой доводилось видеть душ только в фильме, стало любопытно самой попробовать воспользоваться им. Она осталась очень довольна первым знакомством с общежитской душевой. Понравилось ей и мыло, пахнущее хвойным деревом, которое ей дали девушки.

Когда она вернулась в свою комнату, на неразобранной кровати прямо в одежде спал Али. Это неприятно удивило Сакинат. Она быстро прикрыла дверь, чтобы никто не заметил его. Хотя ей не довелось перекусить с того времени, как она посетила вокзальное кафе, у неё пропал весь аппетит, когда она обнаружила мужа в подобном виде. Сакинат прилегла на кровать и начала читать книгу, которую начала в поезде. Здесь, под электрической лампочкой, читать было легко, не было нужды зажигать керосиновую лампу, чистить стекло.

Али проснулся только под утро. И ощутил злость на самого себя. Он вспомнил, как, едва поставив чемоданы на пороге комнаты в общежитии, он оставил Сакинат и сразу побежал к русской девушке, с которой раньше сладко проводил время, но не встречался уже два месяца.

– Ты предатель! Даже видеть тебя не хочу! Возвращайся к своей жене! Ты мне не нужен! Я выхожу замуж – вот за него! – она сунула под нос Али фотографию парня с голубыми глазами и светлыми волосами и захлопнула дверь.

Али долго стоял за дверью, то крича, то умоляя, но русская девушка больше не открыла дверь. На последние деньги Али купил бутылку водки, которую выпил из горлышка прямо возле магазина, ничем не закусив. И больше ничего не помнил… Теперь же, когда к нему начали возвращаться воспоминания о его вчерашних проделках, ему показалось, что весь мир почернел. Он долго сидел на кровати, обеими руками сжимая голову, и думал: «Зачем мне нужна русская, когда у меня такая красивая жена?». Он взглянул на Сакинат, которая спала, повернувшись в сторону книги. Чувствуя подавленность и нечто похожее на раскаяние, Али, однако, понимал, что от привычных сельских будней, от осознания необходимости соблюдать обычаи села, которые в некотором смысле упрощают жизнь, в нём уже не сохранилось ничего. Кроме природной сути, которая требует продолжения жизни. Когда утром супруги проснулись, на душе у обоих зияла полная пустота. И от этой пустоты не было спасения.

* * *

К городской жизни Сакинат привыкла легко. Электрический свет, рядом вода, продуктовый магазин в двух шагах – не требовалось даже пересекать улицу. Кроме как в этот магазин, никуда больше ходить не было необходимости. Сто пятьдесят рублей, которые отец дал ей в селе, Сакинат расходовала экономно, питалась дёшево, отказавшись от всего, кроме самого необходимого для жизни. Кастрюлю, чайник, сковородку, несколько тарелок, ложки и вилки она нашла в общежитии – посуду оставили студенты, которые окончили институт и разъехались. Помимо той одежды, что была взята ею из села, Сакинат не захотела ничего покупать. Она решила, что, пока не привыкнет к этой новой жизни и не найдёт способ выжить и обустроиться здесь, нужно экономить средства, привезённые ею из дома. О дальнейшей жизни и о деньгах Али с ней не разговаривал. Утром он вставал, уходил на учебу и до вечера отсутствовал. До его возвращения Сакинат готовила какую-либо еду. Он молча ел то, что она ставила перед ним, и через никоторое время засыпал. Как будто заключив некий спор, Сакинат тоже не произносила ни слова. Даже в выходные, не сказав, куда собрался, Али исчезал и не возвращался допоздна. В таком своеобразном молчаливом противостоянии проходили у них дни.

В родном селе Шалда у Сакинат не было среди девушек близкой подруги. Молодые сельчанки не понимали ее. Сакинат всегда хотелось, чтобы всё – учеба, работа дома и в колхозе, рукоделие и многое другое – получалось у неё лучше, чем у других, поэтому дружить и постоянно соревноваться с ней никто не хотел. Здесь же, в далёком северном городе, пустоту в её дружеском окружении заполнили девушки из соседней комнаты. Одинокие дни, когда ей нечего было делать, Сакинат стала проводить с ними. Она рассказывала новым подругам о Дагестане, о своём селе и его обычаях. Девушки в ответ рассказывали о своих родных местах, откуда приехали, о родителях, о любви… Больше всех ей нравилась Наташа из Ставрополя. Наташа была старшей дочерью в семье, где воспитывались семеро детей. Наташа понимала, что, если сама не сможет помочь себе в жизни, то не поможет никто, – у её матери, занятой младшими, не было на это возможности. Мать, домохозяйка, нигде не работала, отец был обычным рабочим.